— Любые человеческие отношения трудно скрыть от посторонних глаз, — продолжала Капитолиа Александровна. — Все весьма просто произошло: вами было постановлено прикупить викуловские земли для расширения фермы и нанять туда работником Самойла Шилова, родственника нашего Иннокентия Ивановича. Вам не хотелось отвлекать Татьяну Дмитриевну от трудов в саду и привлекать ее к берегам Хилы. Или вы не знали нрава вашей сестры? Она стала бывать там, проверять молодого Самойлу, и представьте себе, друг мой, в один прекрасный день Татьяне Дмитриевне повстречалась юная красивая женщина с двумя прелестными детьми, и мальчик был вылитым ее братом! Она и не пробовала заговорить с молодой дамой. И никого не расспрашивала. Она пришла со своим открытием ко мне, а у меня раньше возникли и свои догадки.

— Когда я был обнаружен и раскрыт? Сколько же длится моя непозволительная слепота?

— Не долее чем полтора года назад. Я взяла на себя труд, боясь за дальнейшее, пригласив к себе на чаепитие и вашу сестру и вашу супругу, объяснить положение дел. Нам удалось уговорить Марью Александровну ничего не предпринимать. А для себя решила, что если обстоятельства вдруг переменятся, предложить вам свою помощь. Этот час пришел.

— Капитолина Александровна, и вы имеете что-то предложить мне?

— Михаил Дмитриевич, вы должны выдать замуж эту бедняжку Серафиму. По всей форме, но без особого шума, и перевезти детей и их мать в Нерчинск. Если не три женщины, то две, если не две будут вашими помощницами, то я и одна чего-то стою. Дай вам Бог силы и здоровья спасти дело, которому вы посвятили свою жизнь.

Исчезнувший из поля зрения тайный советник, иркутский купец первой гильдии и главный сибирский кредитор Торгового дома Бутиных Иван Степанович Хаминов начал энергично подавать признаки жизни. Как раз когда весь огромный механизм бутинского дела раскрутился на всю мощность — без помех и перебоев.

Дело заработало.

А вот денег у Бутина не появилось. Не было наличных средств.

Кредиторы помалкивали. Это было непрочное и грозное молчание выжидающих.

Управление делом шло на две конторы: всамделишная, главная — в Нерчинске, вторая, подставная, играющая под главную, — в Иркутске. Иркутская искусно делала вид, что именно она настоящая и занята кипучей деятельностью. На самом деле это нарядное помещение с окнами из цельных стекол, с тяжелыми креслами, с цветными гравюрами на стенах, с двумя большими коврами на весь зал служило хорошей маскировкой для конторы-трудяги в Нерчинске. Заходите, господа кредиторы, наведывайтесь, купцы, тут всегда на месте серьезный, подтянутый, хотя и «тощой», всезнающий Иннокентий Иванович Шилов, или молодой любезный и общительный Иван Симонович Стрекаловский — у него в запасе водится веселенький петербургский анекдот, пусть и не первой свежести, или забавная историйка из купеческой жизни, — и Бутин заезжал, не забывал Хлебный рынок, поддерживал надежды и упования кредиторов, и вечерние чаи устраивались с выпечкой и домашним вареньем изготовления Сильвии Юзефовны, — Бутин тут, Бутин на виду, Бутин не прячется...

А делами ворочал в Нерчинске. И все важнейшие документы фирмы находились в Нерчинске. Туда, Шумихину и Большакову, шли донесения со всех концов бутинской торговой и золотопромышленной империи, — с приисков Зеи, Амура, Амгуни, Дарасуна, Нерчи, Жерчи, с Николаевского завода, с Александровского и Борщовочного винных, из контор Благовещенска, Сретенска, Шилки, Читы, Верхнеудинска, Петровского завода...

Сколь долго могла длиться вера в магию иркутского договора? Как долго могло продержаться обаяние квадратных плеч, пенсне со скошенными стеклами и хорошо поставленного осиповского голоса? Тем более что сам Осипов, исполнивши с блеском морозовские поручения, поспешил отбыть в Москву. С его отъездом купечество потихоньку-помаленьку забродило, заколодило, и шептунов и крикунов хватало.

«Да будет ли тот светлый день, когда Бутины выйдут с полным коробом на раздачу своих долгов! Скорее денежки наши потекут в другую, нужную фирме сторону, и дождешься тогда копеек с рубля!»

Кузьма Ветошников заявился в дом за Хлебным рынком незадолго до Николы Зимнего — в бараньем полушубке и собачьей шапке. Тряся дымчато-белой козлиной бородкой, потребовал немедленной выплаты своих двадцати пяти тысяч.

— Я сына женю, мне ждать недосуг, — коротко выкрикнул он своим дребезжащим, на женских нотках голосом пожилому конторщику Василию Максимовичу Фалилееву, посаженному в этой роскошной зале с определенной целью. У старого бутинского служащего благопристойное лицо вышколенного барского слуги, густые, тщательно расчесанные сановные бакенбарды, голос слаще липового меда и разработанные до тонкости обходительные манеры. Он как нельзя более подходил к креслам, обитым цветным штофом и с покатыми спинками, к толстым бухарским коврам затейливой расцветки, глушащим шаги, к изображениям Невского проспекта, московского Гостиного двора и Макарьевской ярмарки на отпечатанных с меди гравюрных листах.

— Доброго здравия, Кузьма Меркурьевич, — величественно, мягким, отработанным басом приветствовал купца Фалилеев, слегка склонив направо свою благородную продолговатую физиономию, — рады-с вас видеть. Не пожелаете ли, почтеннейший, с морозца откушать чаю со свежими кренделями от Циндлера? Прошу вас в это креслице, высокоуважаемый Кузьма Меркурьевич. — Он пододвинул заманчивое привольное сиденье расшумевшемуся купцу.

— Нужны мне ваши кренделя, как кобыле лапти, — взвизгнул Ветошников, чувствуя, что его обволакивают учтивые манеры и медовый голос приказчика. — Чего мне тут рассиживаться, не в гости пришел! Пожелание одно: гоните мою четвертную и гори огнем ваша липовая контора! Коляска у крыльца, к сыну везти. Ну?

— Это совершенно очевидно-с! — повернул к окну лысую шишкастую, как у мудреца, голову, с той же вежливой непроницаемостью отвечал бывалый служака. — И примите, господин Ветошников, наилучшие поздравления от нашей фирмы по случаю предстоящего бракосочетания в вашем семействе!

— Благодарствую! — опешил от такого «кренделя» купец, но быстро оправился. — Я и говорю, Василий Максимович: деньги нужны, а не кукиш с ваших поздравлений! Мне свадьбу городить надо! Вот бутинские векселя: учитывайте и гоните деньгу! Слышь?