Один-один.

– Последний раунд с усложнением? – предложил Грин.

– Давай.

Каждый следующий бросок делался из нового положения. Первые два-три давались легко, но, когда лезвие зажимали между мизинцем и безымянным, ножи всякий раз падали у обоих мальчишек.

Игра затянулась.

После очередного смазанного броска, вернувшего положение игроков на исходную, Джи предложил мировую.

– Ага, хитренький. – Ответил с улыбкой Грин. – Мой черед бросать.

Он прицелился, чтобы отхватить кусок побольше.

И попал в камень на первом же броске.

– Переброс, – тут же крикнул он и поспешил достать нож.

– С чего это вдруг?

Теперь Джи не был столь миролюбив. Несмотря на вялые протесты Грина, он выступил вперед.

Бросок за броском Куинджи дошел до мизинца. Аккуратно выставил нож, помогая себе левой. Отнял руку и, поймав баланс, бросил.

Нож вошел в землю.

Джи, не поверив в такую удачу, даже не сразу потянулся отрезать завоеванный кусок.

Грин с шумом выдохнул через ноздри. Знал, что партия сделана: следующая серия снова начнется из самой легкой позиции.

Парень наблюдал, как Джи вытягивается стрункой, примеряясь, сможет ли дотянуть линию отреза. С первой попытки не сумел, поэтому поставил колено на самый край, а нож взял кончиками пальцев. И потянулся.

Грин не выдержал и поддел его нож носком ботинка.

– Заступ! – одновременно выкрикнул он.

Разозленный Джи уже поднимался, чтобы высказать всё, что думает о судействе.

Грин уперся руками ему в плечи, не давая встать.

Куинджи сдавленно промычал

а ты не охерел ли

и попер вверх.

Грин двинул ему коленом в бок.

Куинджи так и сел задницей на землю.

– Я сказал заступ. Переход хода! – крикнул Грин.

Куинджи деланно отряхивал джинсы, а сам готовился прыгнуть на обидчика.

Не понадобилось.

Рихтер схватил Грина за плечо и вырвал из круга.

Грин засопел; раскраснелся и стиснул скулы, считая обиженным в первую очередь себя. И движимый правотой, ни капельки не испугался. Наскочил на Рихтера и толкнул обеими руками в грудь.

Он тоже слабаком не был, поэтому тяжеленный Рихтер отклонился и сделал по инерции шаг назад.

– А ты куда лезешь, толстяк? Двое на одного?

Между ними вырос каланчой Хармс.

Рихтер с Грином понимающе переглянулись. Самый старший, поэтому и включил взрослого.

– А ну, хорош, – сказал он. – Сейчас не то время, чтобы друг другу бока мять.

Джи подошел к остальной компашке.

– Может, лучше пленных посмотрим? – поддержал он мировую.

На лице Хармса восторга от затеи не отразилось. Но он утвердительно кивнул. За ним двинул Рихтер. А Грин задержался возле Куинджи, пока тот натягивал плащ.

– Ничья? – предложил он.

Джи посмотрел на протянутую ладонь. Его лицо разгладилось, и он пожал руку.

– Хрен с тобой, – сказал он уже без следов какой-нибудь злости. – Ничья.

Ажиотаж вокруг пленных спал.

Пленные на горожан тоже особенного внимания не обращали. Люди друг к другу привыкли.

Побродив вокруг как по базару, мальчишки осели на постаменте памятника. По краям пьедестала тянулись клумбы, заполненные черной землей.

Грин достал ножик и учил Куинджи коронному броску.

Джи из вежливости слушал, но посматривал на Рихтера, словно только тот и мог вытащить его из ловушки.

Хармс выковыривал из земли мелкие камушки и всякий раз выскребал грязь из-под ногтей с таким видом, будто собирался выговорить земле за то, что она там оказалась.

А то – щелкал поочередно пальцами. Так что Рихтер счел болтовню Грина самой полезной из всех разговоров.

Но не успел в неё толком углубиться, как их окликнул хриплый голос из-за решетки:

– Ребятки, у вас не найдется куска хлеба?

Рихтер повернулся и увидел в клетке живой труп.

Он много встречал кощеев в детских сказках, но этот был самый настоящий.

Мертвецом его делала не физиономия, похожая на мерзлую картошку – вся бугристая и бесформенная, с синими прожилками и корявыми глазками. И не комплекция огородного пугала.

А аура смерти, повисшая на плечах. Ибо ни один из сокамерников не замечал его присутствия. Как только он оказался у решетки, остальные разом отпрянули вглубь клети.