— И пока они не выберутся наружу, вы не осмелитесь напасть.

— Сунь, проявляй хотя бы какое–нибудь уважение к культам, — укоризненно проговорил флосс. — Мир не рушится потому, что и божества, и мы, смертные, соблюдаем правила, которые некогда создали. Во всём остальном Ралионе Хаос находится вне закона. В Лерее — наоборот. Никто из божеств не посмеет вторгнуться на суверенную территорию. Разумеется, можно отыскать Семёрку и без их помощи. Вопрос только в том, за какое время.

— А они тем временем будут копить силы и успеют напасть первыми, — заключил Унэн. — С моей точки зрения, вы не оставляете себе практически никаких шансов.

— Возможно, — кивнул флосс. — Но если нарушим заведённый порядок, то чем будем лучше Семёрки?

Унэн не нашёлся, что сказать. Он отвернулся к столу, на котором все эти дни лежала Книга, раскрытая на последней исписанной странице (а чистых листов оставалось совсем мало), и время от времени поглядывал на список «посвящённых».

Ему померещилось движение на листе, и он наклонился поближе.

Имя Хиргола посветлело, пошло волнами и испарилось. Теперь список включал только девять человек. Восемь здесь… и последний неведомо где.

— Хиргол исчез из списка, — с отсутствующим видом сообщил монах, ощущая ледяную струйку, ползущую по спине. — Они убили этого несчастного, несомненно.

— Что? — глаза флосса широко открылись.

Монах молча ткнул пальцем в страницу.

— Ты не мог бы…

— Нет, — ответил монах суровым голосом. — Я пообещал, что не стану больше вмешиваться. Всё, что я могу теперь делать — наблюдать.

Его имя тоже исчезло из списка. Словно дожидалось этих слов.

Флосс присвистнул. Монах тоже. Они обменялись взглядами.

— Как только будут новости, я сообщу, — и Шассим испарился. От открывшегося на мгновение прорыва в пространстве в воздухе остался аромат хвои.

— Как же, — проворчал монах, отворачиваясь от Книги. — Сколько раз уже обещал.

От неприятных раздумий его отвлёк собрат, сообщивший, что все собрались в Зале медитации.

Долг превыше всего. Закрыв за собой кабинет, Унэн направился к лестнице. Когда он вошёл в Зал, в котором собрались ученики и братья, тревоги относительно завтрашнего дня полностью покинули его разум. То, что нельзя изменить, надо принимать. Эта мудрость сегодня получила новое звучание.

Унэн был не прав, полагая Хиргола мёртвым. Хотя был очень близок к истине.

Целую неделю молодой аристократ возвращался к нормальной жизни. То время, которое он провёл с Тнаммо, всё больше подёргивалось дымкой, и иногда казалось, что всё это просто приснилось. Его держат здесь ради его же безопасности, не уставал повторять начальник службы разведки. И в это легко было поверить. Судя по всему, Хиргол добыл для Семёрки нечто жизненно важное — то, что поможет им закончить многолетнюю затяжную войну и сделать первый шаг по превращению Людей в господствующую расу.

Против этого Хиргол ничего не имел. Он нечасто видел нечеловеческие расы — в Лерее их оставалось немного — и не испытывал к ним особой жалости.

Однако на исходе седьмого дня своего пребывания в заточении — пусть оно и было обставлено с роскошью, но всё же это было заточение — Хиргол неожиданно убедился, что ровным счётом ничего не понимает в происходящем.

Его разбудили среди ночи, позволили взять с собой лишь то, во что он был одет и, накинув на голову вонявший чем–то омерзительным мешок, поволокли куда–то по скользким ступенькам. У Хиргола хватило ума не возмущаться: он вовсе не хотел подавиться собственными зубами. Кроме того, всё произошло слишком быстро.

В конце концов, его швырнули на влажную кучу чего–то на редкость неприятного и юноша, извиваясь ужом, чтобы сорвать с себя ненавистный мешок, услышал звук запирающегося замка.

Едва он смог стащить с себя мешок (пришлось ухватиться за него зубами, и теперь Хиргол с трудом подавлял приступы тошноты), зрелище безысходности предстало его глазам.

Клетки, клетки, клетки. Он находился в сыром и тёмном тоннеле — вероятно, довольно глубоко под землёй. По обе стороны тоннеля были сооружены ряды клеток — вертикально стоящие толстые прутья, надёжно вмурованные в камень. Сколько же времени пришлось всё это строить, подумал Хиргол и поразился тому, насколько нелепа эта мысль.

Он находился в одной из таких клеток. Куча соломы на полу, кишащая насекомыми; слабые звуки — кашель, стоны, неразборчивые слова — доносящиеся издалека; запахи — все виды, которые может порождать человек, запертый в клетке и не имеющий возможности следить за собой. Смрад накатывался густыми волнами и юноша, оцепенело опустившись на гнилую солому, с ужасом понял, что смерть здесь быстро не приходит. Будь у него хоть какое–то оружие, он рискнул бы покончить со всем этим кошмаром. Но оружия не было.