Шрифт:
9.
Алиса любила яблоневый сад. Здесь было тихо — только шорох веток и звуки ее шагов, и тепло — стена защищала от ветра, и даже стылый сквозняк, который, казалось, ее преследует, не так сильно продувал спину.
В прошлой жизни под ее окном росла яблоня. Длинная ветка в ветреные дни царапала стекло, и мама собиралась обрезать ее осенью.
Осенью Алиса осталась одна.
Глупая директриса при встрече назвала пансион ее новым домом, и к утру подушка Алисы промокла от слез.
Потом ей, конечно, удалось взять себя в руки. Ведь это временно. Она все исправит.
Корабль, на котором мама плыла, попал в шторм и затонул. Так ей сказали, так писали в газетах. Никого не нашли. Люди вздыхали и смотрели на Алису с жалостью, не понимая, что подарили ей надежду.
Мама придет за ней однажды. Алиса зажмурилась и представила каждую черточку ее лица: широко-расставленные зеленые глаза, светлые и прозрачные, как озерная вода на отмели в солнечный день, тонкий нос с горбинкой, ямочки в уголках губ. Наверное, она будет одета как обычно: в свободные джинсы и белую рубашку, на ногах туфли без каблуков или даже кеды. А может, оденется представительнее, чтобы противная директриса сразу же отпустила Алису с ней.
Раз маму не нашли, она может быть где угодно.
Мир Алисы мог меняться. То, что она видела, трогала, осязала — существовало, и изменить его она уже не могла. А вот остальной мир был для нее точно шляпа фокусника, из которой можно достать белого кролика с розовыми глазами, разноцветную ленту или алую розу. Главное — знать, что хочешь достать, когда засовываешь в нее руку.
Яблоневый сад Алиса приметила в первый же день приезда, но специально не ходила к нему несколько дней, представляя то самое дерево. Раздвоенный ствол со стертой белой краской у земли, выгнутые ветки, одна из которых тянется к серой стене. Ветка сучковатая, как бы не подрать о нее колготы, если вздумается забраться наверх.
Придуманная ею яблоня была здесь. Алиса любовно погладила шершавый ствол, удобно сидя в развилке, глянула вверх — туда, где ветка упиралась в стену. Яблоня стала тем якорем, который не давал ей потерять надежду окончательно. Потому что здесь, в пансионе, Алиса изменилась. С ней произошло что-то плохое, но она сама не могла объяснить — что.
Привычный сквозняк потек по спине тугой ледяной струей, и Алиса, поежившись, спрыгнула с дерева, обхватила себя руками и пошла прочь из сада.
После яблони она так и не смогла больше ничего создать. И хуже всего то, что и образ мамы расплывался. У Алисы была ее фотография, но иногда ей казалось, что она смотрит на незнакомого человека. Была ли у мамы родинка над бровью? Нить морщинки на переносице? Перед сном Алиса пыталась представить, как дверь ее комнаты открывается, и мама переступает порог, но потом снова и снова просыпалась от кошмаров, в которых черные волны накрывали крохотный хрупкий кораблик.
Алиса должна была попасть в детский дом, но какой-то благодетель оплатил ее пребывание в пансионе. Наверное, здесь не так уж плохо: ее кормят, дают одежду, соседки по комнате не обижают. Но Алиса была уверена — хуже места нет.
***
Здание пансиона стояло буквой «П». Неведомый архитектор попытался украсить унылые серые стены барельефами, но в итоге те выглядели как птичий помет, изгваздавший камни. С краю прямоугольной площади, образованной стенами пансиона, приютился неработающий фонтан. Центральный корпус смотрелся солиднее, чем два крыла, отходящие от него: наверху высился купол, торчали шпили башенок, над центральным арочным входом висели круглые часы. Тиль сверила время — отстают на пятнадцать минут.
Несколько девочек в одинаковых куртках и клетчатых юбках замерли у бокового входа, провожая кабриолет расширенными глазами.
— Рыбный дождь прошел прямо над этой площадью, — сказала Матильда.
— Верно, — подтвердил Ланс. — Как-то здесь тоскливо, не находишь?
Он остановил машину у главного входа и, повернувшись к ученицам, зычно крикнул:
— Привет, девчонки!
Его голос прозвучал неожиданно гулко в колодце, образованном стенами, и девочки, прыснув, убежали в корпус. Матильда собиралась открыть дверку машины, но Ланс задержал ее, взяв за руку. Тиль недоуменно покосилась на его ладонь — неуютно горячую и крепкую.
— Повторим нашу легенду, — сказал он, погладив большим пальцем центр ее ладони. — Тебе семнадцать. Ты сиротка, потерявшая родителей в аварии, последние два года находишься на попечении дяди. Я работал в колледже святого Руфуса в Теннефите, но там обучаются только мальчики, и я решил, что нам с тобой лучше проводить больше времени, чтобы стать настоящей семьей, сблизиться…
Он наклонился к Матильде, взгляд остановился на ее губах.
— Не слишком близко, дядя, — осадила его Тиль, высвободив ладонь. — Мы проведем здесь неделю. И если не найдем никаких отклонений магического фона, уедем. И будем встречаться только на общих собраниях ковена раз в десять лет.
Она дернула дверную ручку, вышла из машины и осмотрелась. Уныло, пасмурно, воняет рыбой. Тиль попыталась сделать шаг, но каблук сапожка застрял между плитами брусчатки. С усилием выдернув ногу, она проковыляла до крыльца и потянулась к мраморным перилам, как вдруг заметила на них что-то серебристое. Сбоку перил прилипла крохотная чешуйка, на балясинах поблескивали еще несколько. Тиль задумчиво сковырнула одну ногтем, поднесла к глазам.
Ланс догнал ее и, стряхнув чешуйку, крепко сжал ладонь.