Тысяча девятьсот шестнадцатый год. У мальчика Лёшеньки тяжело заболевает мама. Чувствуя близкий конец, она берёт слово со своей сестры не бросать Лёшу. Так мальчик оказывается в соседней деревне у своей тёти.
Очень скоро выясняется, что Лёшенька — необычный ребёнок, способный видеть то, что сокрыто от других глаз.
1
Мать с отцом сидели за столом при свете керосинки. Было очень тихо, только слышно было шуршание тараканов возле рукомойника. Полинка спала, завернувшись с куклой в лоскутное одеяло. А Яшка затаился на печи, изо всей мочи вслушиваясь в разговор.
– Не дело ты выдумала, мать, – голос у отца глухой и сердитый, – жить как будем? Муки в ларе только до весны хватит.
– Что будет, то и подам нас тол. Где двое, там и третьему ложка супу найдётся, – упрямо ответила мать, и Яшка представил, как у неё сжались губы. Если она что-то решила – нипочём не переубедишь.
Второй год шла война, досыта не ели уже давно. Мамка добавляла в квашню мятую картошку, чтобы меньше уходило муки, суп да щи были совсем жидкими, без капелек жира.
– Да было бы что подать! – откашлялся отец. – В городе приют есть. Должны взять сиротку: отец на войне сгинул, мать померла.
– Я не могу… Я сестрице Софье обещалась не бросать Лёшеньку: родная кровь же… Господи, да ты бы видел его, мальчонка чудесный, как ангелок!
– Своих ангелков двое, – проворчал отец.
Помолчал, свернул и закурил самокрутку, потом сказал:
– Ладно… возьмём, а там видно будет… У соседки, говоришь, он?
– У соседки, – обрадовалась мать. – Я лошадь у Ульяна попрошу, вещи надо перевезти.
***
На другой день мать с отцом уехали в Андреевку, оставив старшего Яшку присматривать за сестрёнкой.
Полинка сидела возле замёрзшего окошка, рисовала пальчиком узоры на стекле и напевала какую-то песенку без слов.
– А какой он, этот братик? – обернулась она.
– Весной тётя Софья с ним приходила, помнишь?
– А, помню. Он маленький, он драться не будет, – успокоилась Полинка, – я ему свою куклу дам поиграть.
– Вот дурища! Нужна ему твоя кукла! Я ему ножик подарю и кинжал деревянный, который мы с Ванькой вырезали. Ты посиди тут, эге? А я на минуточку к Ванятке сбегаю. Никуда не уходи, а то меня мамка прибьёт.
– Эге, посижу… А сахарцу дашь?
– Останный кусочек! – возмутился Яшка, напяливая тулупчик. – Ладно, обжора, дам сахарцу…
***
Стало смеркаться. Полинка грызла сахар, устроившись на окне.
– Не едут. Мамка сказала, чтобы мы не ждали, чтобы ужинали и спать ложились, а то вдруг они в Андреевке заночуют, – вздохнул Яшка.
Вынул из суднавки ржаной хлеб, разлил по тарелкам щи, достал из ящика обкусанные деревянные ложки.
Послышался скрип полозьев, стук калитки и приглушённые голоса.
– Приехали, приехали! – запищала Полинка.
Впустив с собой холод, в избу зашли мать с отцом.
– Приехали, Лёшенька, – сказала мать, опуская на лавку завернутого в тулуп ребёнка.
Мальчик глубоко вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза.
– Мама… – позвал он.
– Я теперь твоя мама, Лёшенька, – сказала мать, утирая глаза. – А это твои братик и сестричка, помнишь их?
– Помню… А где Зайка?
– Тут твоя Зайка… Пригрелась у меня за пазухой, не шебаршилась даже, – усмехнулся отец, расстёгивая тулуп, – получай своё сокровище!
Пушистая белая кошка очутилась на полу, потянулась, фыркнула и принялась обнюхивать углы.
– Пришлось взять: без кошки и ехать не хотел. Ничего, ей тут работа найдётся, мышей нынче много, – улыбнулась мать. – Давайте ужинать и спать, уморились за день…
Яшка проснулся от вкусного сытного запаха сочней с творогом. Он свесил лохматую голову с печки, протирая сонные глаза. На большом блюде красовались аппетитные румяные сочни, в кринке белело молоко, сметану тоже мамка не забыла. Царский завтрак!
Дети уписывали сочни, мать пригладила Лёшеньке светлые кудри.
– Как с иконы личико, Матерь Божья…
Лёшенька поднял от чашки глаза. Что-то трогательное и одухотворённое было в его чистом лице, умных светло-карих глазёнках, скорбно сложенных губах.
– Кушай, кушай, это я так… Сестрице Софьюшке спасибо, мучицу всю велела забрать. Ещё сказывала три мешка ржи забрать – не нашла!
– Бабка Клава унесла, – взглянул на мать Лёша.
– Как унесла? А ты видел, Лёшенька?
– Нет, не видел, мне мама сказала, – он отломил кусочек сочня и положил на край стола.
Мать с батей переглянулись. Полинка открыла, было, рот, но Яшка пнул её ногой под столом, и сестрёнка смолчала.
– Когда она сказала? – осторожно спросила мать.