Шрифт:
— Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, где проходили съемки?
Он глянул надменно сверху вниз:
— В Даганнии.
Каков вопрос, таков ответ.
— Да, я знаю. А в каком городе?
— Зачем тебе?
— Мне показалось… Я увидела знакомое лицо.
— Муж или любовник? — спросил А'Веч, наблюдая за толпой, которая, оживившись в предвкушении дармовщинки, напирала на двери.
— Поспешай! Шевелись! — выкрикивали люди, четверть часа назад ругавшие амидарейку, чьи руки собрали и упаковали халявные подарки.
— Мне показалось, там был брат.
А'Веч молчал, и когда Айями решила, что он вовсе не ответит, услышала:
— Это Купитец, сельскохозяйственный город на юге страны.
— Можно написать письмо брату? Или отправить запрос. Хотя я не уверена. Вдруг обозналась?
— Вряд ли удастся. Нужно ехать и опознавать на месте. У многих амидарейцев, живущих в Даганнии, теперь другие имена. Как его звали?
— Рибалиас лин Петру.
А'Веч хмыкнул.
— Забудь. Если на экране был твой брат, то его зовут или Рибом или Робом или Рилом. Он военный?
— Да. Учился в военно-морском.
— Значит, пленный. Возможно, попал в окружение. Ну как, хочешь отправиться в Даганнию и опознать родственника?
Айями посмотрела на натянутое полотно. Смешно спрашивать о том, правдив ли рассказ экранной амидарейки. Конечно же, А'Веч ответит, что история не выдумана и не является инсценировкой. Можно ли прокрутить плёнку заново?
Заместитель полковника будто предугадал вопрос.
— Через час кинобудка отправится дальше, а механик еще не обедал.
Зал опустел, лишь Эммалиэ и Люнечка переминались у выхода. Девочка, не утерпев, вырвала руку и бросилась к Айями.
— Люня, вернись! — окрикнула Эммалиэ, но та не послушалась. Подбежала и прижалась к ноге Айями, глядя снизу на высокого дядю.
— Спасибо, — сказала невпопад Айями и взяла дочку за руку. — До свидания.
Повела Люню к выходу, и та семенила, оглядываясь на великана с красивыми посверкивающими штучками на груди.
Выйдя из ратуши на площадь, женщины встали в сторонке. Толпа сгрудилась и у тентованного грузовика, с которого выдавали упаковки с обещанной дармовщинкой. Люди тянули руки.
— Мне!
— И мне!
— Куда прешь? Ты уже получил!
— Ай! Убивают! — взвизгнула женщина.
Растолкав горожан, вынырнула Ниналини с пакетами под каждой мышкой.
— Может, пойдем? Ну их, эти подарки, — сказала Айями.
— Организовать, как положено! — рявкнул знакомый голос на даганском, и солдаты забегали. Оказывается, А'Веч вышел на крыльцо и переговаривался с сослуживцем. Наверное, подшучивали над жадностью амидарейцев.
Солдаты, воздействуя на толпу автоматами, сформировали из горожан цивилизованную очередь. Жители протягивали руки, получали и отходили, разглядывая шуршащую упаковку. Вдруг через рупор объявили с грубым акцентом:
— Детям дополнительно — яблоко и апельсин.
Отошедшие в сторону снова побежали к машине.
— У меня ребенок!
— Разве у тебя ребенок? Это дылда. Вот у меня маленький ребенок.
— Четырнадцать ему! Ребенок еще! — заголосила женщина.
За спиной Айями раздался фырк. Офицер, сослуживец А'Веча, отвернулся, давясь смехом, да и другие даганны посмеивались. Господин заместитель поманил переводчика и что-то сказал. Тот кивнул и, забравшись на подножку машины, озвучил в рупор:
— До десяти лет — яблоко и апельсин. До пяти лет — два яблока и два апельсина.
Очередь всполошилась.
— Моему нет пяти!
— А моей следующим летом десять исполнится!
— Не смотрите, что сынок рослый, ему и четырёх нет!
— Моей будет десять весной!
Даганны организовали выдачу в четыре руки, и спустя полчаса очередь рассосалась. Хорошо, что сегодня морозец ослаб, а то остались бы без конечностей, дожидаясь. И все равно Айями продрогла. Ежилась и озабоченно поглядывала на Люню: как бы не простыла. А дочка играла, прячась за щитом с объявлениями.
— Баба, ку-ку, — выглянула снизу.
— Где моя букашка-таракашка? — спросила Эммалиэ, оглядываясь по сторонам. — Вот где она прячется!
Люня взвизгнула и со смехом спряталась за Айями, а та с грустью признала, что отвыкла, когда дочка играет на улице. Утром уходит на работу — Люнечка еще дома, вечером возвращается из ратуши — Люня уже дома, а в выходные дни погода нечасто бывает пригодной для прогулок.
— Пойдем-ка, попытаем счастья. — Эммалиэ потянула девочку к машине.
Айями уж притоптывать начала, потому как ноги подмерзли. Хоть и по три носка надето, а все равно подошва сапог тонковата. Когда приблизилась очередь, женщины получили пакеты с надписью на даганском: "Смесь из сушеных овощей". Айями подняла дочку на руки, и солдат вручил фрукты Люнечке. У неё округлились глаза: вот так богатство ей дали!