Это была последняя попытка оттащить Дракона от девчонки, поумерить его пыл, воззвать к его разуму, но, кажется, тщетно.

— Я буду с ней нежен, — цинично хохотнул Дракон, показывая белые острые зубы.

— Хорошо, — проговорил Робер, еле сдерживая ярость, от которой его колотило. — Я распоряжусь.

В этот миг он принял решение, и усмехнулся, думая, что Хлое но вряд ли понравится…

С утра Хлою снова разбудил черный раб, только теперь нахальства в его действиях поубивалось. Его черное лоснящееся лицо, казалось, вдвое раздулось от гордости. Он важно надувал щеки, выпячивал толстые губы и то и дело почтительно кланялся. Из его жестов и радостного мычания (ага, догадка об отрезанном языке оказалась верной!) Хлоя поняла, что теперь она — важная госпожа.

Самая важная из всех, что живут в замке.

Уже не безмолвная скотина, но еще и не человек.

А радостный черномазый, значит, теперь ее личный слуга — и он очень горд тем, что именно его подопечная смогла хоть чем-то выделиться из прочих драконьих игрушек.

Покуда Хлоя умывалась, раб подготовил ей завтрак. Мясо, свежие фрукты, немного вина, от которого у девушки зашумело в голове. Глядя, как она ест — совсем немного, вяло ковыряя отборнейший кусок мяса большой острозубой серебряной вилкой, — евнух неодобрительно замычал и жестами призвал ее есть побольше, руками изображая желаемые объемы и указывая на попу Хлои.

— Для евнуха ты слишком много хочешь от женщины, — огрызнулась Хлоя, отталкивая приборы. — не хочу больше.

Раб смолчал, но его плоское лицо выражало величайшее презрение, когда он убирал со стола.

Далее он занялся ее утренним туалетом — Хлоя только покорно поднимала руки, когда он надевал на нее очередное прозрачное платье, которое не скрывало абсолютно ничего, лишь подчеркивало аппетитность ее юных форм, — а девушка изо всех сил пыталась припомнить, кто вчера перенес ее на постель, и не могла вспомнить.

Дикое, обжигающее наслаждение она помнила. Слезы, бегущие из-под прикрытых век и жадные руки Дракона, стискивающие ее тело, когда он наносил последние безжалостные удары, самые чувствительные толчки в ее расслабленное тело, она помнила. Помнила, как он в страсти прикусил ее плечо острыми зубами — сегодня к этому месту больно прикасаться. Помнила, как его горячая ладонь придерживала ее за живот, так интимно и сладко, что она стонала от одного этого прикосновения. Помнила, как, обессилевшая, упала, навалилась грудью на стол, и как Дракон ткнулся мокрым лбом в ее спину, тяжко дыша. Потом — ничего. Блаженный покой и странная радость, словно наступил легкий сказочный сон.

Дракон уложил ее в постель?

Может быть…

Она уснула мгновенно, измученная нервным напряжением, уставшая, наполненная удовольствием…

— Эй, что ты делаешь?!

Покуда она размышляла, ее раб самозабвенно возился с ее волосами, и Хлоя с удивлением заметила, что он собрал ее пышные локоны, которыми она так гордилась, в какую-то косу, убогую и простую косу.

— Зачем это?! — выкрикнула она, шокированная, разглядывая себя в зеркале.

Раб замычал что-то, изображая резкие, недвусмысленные и непристойные жесты, одновременно удерживая и натягивая что-то невидимое, воображаемое. И дернул ее пару раз за косу, если она не поняла.

Но Хлоя отлично поняла, что он имел в виду, щеки ее от стыда вспыхнули.

— Что? — прошептала она, со страхом глядя на раба. — Дракон придет?! Это он велел так сделать?

Раб с жаром закивал — да, да! Именно он! — и Хлоя чуть не взвыла от вновь накатившегося на нее страха. То, что показывал раб, было слишком грязно, развратно, страшно. В зеркале она увидела себя — перепуганную, с огромными зелеными глазами, полными слез, — и нерешительно прикоснулась к туго заплетенной косе, которую сегодня господин Дракон немилосердно намотает на кулак.

Сопротивляться бесполезно; говорить бесполезно; взывать к каким-либо человеческим чувствам бесполезно — это Хлоя поняла с первого раза. Ничто и никто не волновал Дракона кроме него самого. Конечно, можно попробовать оттолкнуть его попытаться заговорить, но где гарантия, что он не заставит ее замолчать, заставив ее закусить собственную косу?

Снова вернулись стыд и неловкость, а раб, довольный тем, что она поняла, меж тем влез на постель и там устраивал какую-то странную конструкцию, позвякивая железом и перекидывая через балку веревку.

— Эй, ты что делаешь?! — взвилась Хлоя, подскочив.

К ужасу своему девушка увидела, что раб привязал какой-то металлический крюк на веревку и теперь крепит его на балке над кроватью. Действия его были деловиты и неспешны, и Хлоя некоторое время в изумлении наблюдала за этими странными, непонятными ей приготовлениями.

Крюк был массивным, блестящим, с отполированным до блеска шариком на конце, и Хлоя совершенно не понимала, зачем над постелью висит этот предмет.

Покончив с приготовлениями, раб с постели слез и жестами дал понять Хлое, что она должна занять определенное место на ней, как раз под угрожающе раскачивающимся крюком.