— Я отослал ее прислуживать, — резко ответил Дракон, глянув прямо в глаза напуганному собственной дерзостью повару. — Мыть полы и стряпать. Думаешь, после этого я бы ее взял? Сколько плетей всыпали судомойке?

— Десять, ваша милость, — прошептал трясущимися губами повар.

— Так велите вашим поварам скрутить мерзавку, притащить ее сюда, привязать ее к лавке и всыпать ей в два раза больше, чем судомойке! — рыкнул Дракон раздраженно. — Нет, в три! Десять за дерзость и высокомерие, десять за кражу и десять за разбитую посуду, чтоб знала, как следует себя вести! Работу ей поручать как любому, кто хочет получить кусок хлеба, за непослушание — сечь! Кто ей сказал, что с ней тут будут возиться?

— Слушаюсь, ваша милость! — шепнул повар и опрометью кинулся на кухню.

Едва повар исчез за дверьми, как Хлоя подняла на Дракона испуганные глаза.

— Ее что, — еле смогла произнести девушка, — будут сечь прямо здесь?

— Разумеется, — кровожадно ответил он, усмехаясь. — Она должна понять, что в моем доме свои порядки, и они строги. И ее никто не защитит, тем более я, если она будет вести себя подобным образом.

— Но я не могу, — прошептала Хлоя в ужасе, — я не хочу на это смотреть!

— Отчего же? — холодновато поинтересовался дракон. — Это очень поучительное зрелище. Я наказываю одинаково всякого, кто мне не подчиняется. Тебя, — он очень недобро глянул на девушку, — это тоже может коснуться, если ты сделаешь что-то, что мне не понравится. Я не люблю обмана. Ты понимаешь, о чем я?

Под его внимательным немигающим взглядом Хлоя обмерла.

Тем временем за дверями послушались ужасные крики, как будто с несчастной жертвы заживо кожу спускали. Двери распахнулись, и двое дюжих поваров втащили извивающуюся, сопротивляющуюся девушку, вопящую, словно кошка в кипятке. Ее голос был визгливым, громким, противнее, чем царапанье ножа о тарелку, и Дракон, поморщившись, знаком велел заткнуть ей рот.

— Мне показалось, — тяжелым голосом произнес он, глядя, как извивающуюся девицу привязывают поспешно к лавке, как задирают безо всякого почтения ее юбки, обнажая дрыгающийся белый зад, — ты не поняла, где твое место и как надо себя вести. Сейчас тебе пояснят хорошенько. Этот язык обычно все понимают.

Хлоя прижала к губам салфетку и сидела бледная, как полотно, словно ее сейчас вытошнит.

Повар, нажаловавшийся на проворовавшуюся графиньку, тем временем выбирал розгу понадежнее и погибче, чтоб не переломилась и стегала хлеще. Графиня, схваченная двумя парами крепких рук, заливалась слезами и крутилась как уж на сковороде, ее голые ноги дрожали.

— Пожалуйста, не надо, — пискнула Хлоя, и Дракон перевел яростный взгляд на нее.

— Тридцать, — отрезал он. — Тридцать ударов!

От первого удара графиня взвизгнула и завопила, багровея и трясясь. На ее белой коже, на ягодицах, вспухла алая полоса, в ярко блеснувших глазах Дракона мелькнуло кровожадное удовлетворение.

— Не надо! — повторила Хлоя.

От второго удара, со свистом опустившегося на бедра девушки, та забилась словно в припадке падучей. Кожа ее мгновенно налилась сине-красной опухолью, а приглушенный вопль остро отточенным ножом резанул нервы.

— Умоляю вас! — выкрикнула Хлоя, но ее голос потонул в злом свисте розги, вновь опустившейся на дрожащие ноги провинившейся.

Графиня выла и извивалась, от боли и напряжения у нее глаза на лоб лезли, на шее и на лбу вспухли вены, и она рвалась, как обезумевшая, пока удары один за другим рассекали ее кожу до крови.

— Я… я обещаю вам что-то особенное! — выкрикнула Хлоя. — Только пощадите, не надо этого!

Дракон, который, казалось, упивался жестоким наказанием, криками жертвы, ее болью, услышал слова Хлои и знаком велел повару остановиться; тот замер, утирая пот со лба.

— Особенное? — с хитрым прищуром переспросил Дракон.

— Да! — выкрикнула Хлоя. — Легче перетерпеть боль самой, чем слышать, как мучается живое существо!

Дракон недовольно поморщился, покачал головой:

— Какой глупое, глупое милосердие! — произнес он. — Эта мерзавка виновата, ее нельзя жалеть, и тем более — принимать наказание вместо нее. Вы, люди, обладаете слишком мягкими сердцами.

— Мягкое сердце чувствует острее, — дерзко ответила Хлоя, глядя прямо в глаза Дракона. — Вы нанесли ей пятнадцать ударов, остальные можете выписать на мой счет. Я вижу, чужие боль и страдания вам приятны, поэтому не стану лишать вас вашего любимого развлечения. Вы можете высечь меня; взамен прошу, смиренно прошу, чтобы никогда больше вы не принуждали меня смотреть на наказания.

— Вы сейчас хотите воззвать к моему милосердию? — хохотнул Дракон. В глазах его разгорелся огонек живейшего интереса, он глянул на девушку так, словно видел ее впервые. — Его у меня просто нет. Я наказывал, наказываю и буду наказывать своих слуг. И вас, без сомнения, накажу, коль скоро вы так глупо — ужасно глупо! — принимаете на себя тяжесть чужой вины.

Он обернулся к поварам, ожидающим его решения, и произнес:

— Отнимите у нее то, что она украла, и велите ей уже заняться делом. Да позовите мне господина Робера — где, черт подери, его носит?! Я хочу, чтобы он отослал обратно всех девушек, которых мне прислали накануне. Ни одна из них мне не нравится, — его горящие глаза снова посмотрели на Хлою и он усмехнулся, показав в страшной улыбке острые зубы. — Мне кажется, я уже выбрал себе самую интересную игрушку.