Паж еще раз склонил голову, а Влад чувствовал, что сходит с ума, воспламеняется от невозможности хоть как-то задеть, зацепить свою юную королеву.

Можно ее наказать; можно ее унизить, причинить ей боль, измучить, растоптать и сломать, превратив блистательную красавицу в жалкое, забитое существо, но это не заставит в ее темных глазах появиться печали того оттенка, который говорит о тайно взлелеянных чувствах. Не будет обожания, не будет любовной тоски, не будет отчаяния при виде того, как он ласкает другую. Только холод, ненависть и равнодушие. Не самый приятный набор эмоций, не так ли?

И это злило Влада.

Впервые он понял, что не может зажечь огонь чувств просто так, по своему велению. Бьянка? Лукреция? Они, вероятно, любили его, но какой-то странной, извращенной любовью. Влад не мог понять, чего в этих чувствах было больше — желания заполучить его или желания заполучит то, чем он владеет. Их взгляды, их слова, обращенные к нему, улыбки и слова — все было жеманным, красивым, как все, что находилось во дворце, вычурным, как прически придворных дам, и ненастоящим. Но все же иногда в их глазах находилось место для настоящего, горячего и живого чувства — обиды, досады…

Такая же настоящая ненависть чувствовалась в юной Королеве.

Ненависть — да, а трепет и любовь — нет. Даже интереса не было. Анна вдруг погасла, разочаровавшись. Будто тянулась к чему-то яркому и манящему, а увидела пустоту. Обертку, в которой ничего нет.

«Так кто же из нас пустой сосуд?»

Влад с таким нетерпением ожидал Анну, что не вынес — вышел к столу раньше, чем обычно.

Время ожидания для него тянулось бесконечно долго, и Влад не стал противиться даже тому, что к королевскому завтраку явились Бьянка и Лукреция. Они и раньше позволяли себе составить компанию Королю и прийти без приглашения, но сегодня он их не ожидал увидеть, особенно после размолвки с Бьянкой. Однако, кажется, идея поздороваться с королем и пожелать ему доброго утра принадлежала Лукреции; она всегда была дерзкой и смелой. Что ж, тем лучше.

— Мой Король, — произнесла девушка, почтительно опускаясь на колени у кресла Короля и прижимаясь губами к его руке, лежащей на подлокотнике.

— Влад, — зашептала Бьянка, опускаясь с другой стороны. Ее светлое платье на полу показалось Королю меловым неприятным пятном, а сама Бьянка — какой-то напуганной. — О, дай мне скорее вина… Видят Вороны, мне надо так много рассказать тебе!

Ее светлые глаза смотрели на него так умоляюще, пухлые яркие губки та по-детски трогательно дрожали, а бледные пальцы так отчаянно перебирали богатую ткань его одежды, что что-то дрогнуло в его душе от вида перепуганной и нахохлившейся, как маленькая птичка, девушки.

— Сядь рядом, дитя мое, — велел он, и Бьянка спешно опустилась на маленькую скамеечку у его ног, протянула руку за бокалом, в который виночерпий по знаку Короля плеснул немного алой густой жидкости. Бьянка ухватила бокал так поспешно, что вино плеснулось кровавым пятном на белизну скатерти.

Девушка вздрогнула, в ее светлых глазах промелькнула тревога. Она поспешно отпила вина, и на ее бледных щеках расцвел румянец.

— О, какой страшный сон мне снился, — произнесла она, горячо прижавшись щекой руке Короля, словно пытаясь отыскать поддержку и ласку, в которых так нуждалась. — Словно меня похитили и заперли в подвале, в клетке. Я рвалась оттуда, рвалась, кричала и плакала, но никто не пришел спасти меня. Как рада была проснуться в своей постели! И как жутко мне было! Я совсем не помню, как очутилась дома, как разделась и легла…

Она замолкла, испуганно глянула на свои руки. Ладони ее были в ссадинах, и Бьянка поежилась, сжимая кулаки и скрывая раны. Явь и видения переплелись в ее разуме, страшные слова — «Двуглавый Ворон», — вертелись на ее языке, но она не посмела произнести их. От них веяло проклятьем, демоны смеялись, выкрикивая эти два незамысловатых слова. За признание в том, что крыло этого монстра коснулось тебя, пусть и во сне, инквизиция могла ухватить любого стальными когтями и вытрясти душу, и потому Бьянка не осмелилась признаться, произнести вслух то, что беспокоило ее душу.

— Ты слишком впечатлительна, — язвительно заметила Лукреция, презрительно щуря глаза. — Пожалуй, изготовлю тебе микстуру, чтобы истерия не мучила тебя. И вообще, — юная лекарша небрежно присела на такую же низенькую скамеечку у ног Влада, — ты слишком много уделяешь внимание себе. Займись чем-нибудь; поработай. Тогда меньше времени будет на глупости. Можешь растолочь в ступке в порошок минералы.

— Ну уж нет, — гневно вспыхнула Бьянка. — Дышать пылью? Ходить в вечно грязных платьях? Это не для меня!

Неизвестно, сколько еще продлилась бы их перепалка, как тут вошел герольд и громко возвестил о том, что Королева просит разрешения выйти к столу. Часы на городской башне пробили ровно десять; надо же, какая точность!

— Пусть войдет, — небрежно произнес Влад, чувствуя, как у него перехватывает дыхание как у неопытного юнца перед свиданием с объектом воздыхания. Влад поймал себя на мысли, что невольно, неосознанно напрягает слух, чтобы расслышать каждый ее шаг, посчитать удары каблучков о натертый пол. Ему казалось, что он уловил даже запах ее духов — сладкий, очень сладкий и нежный, — и шорох ее одежды, жесткой черной парчи и нежного чувственного шелка под нею.