Были и другие вопросы, которые тупо меня начали раздражать. Складывалось полное ощущение того, что Прохор сюсюкается со мной, как с маленьким ребёнком, даже голос у него был такой же, как в моём детстве. И, перестав на эти вопросы отвечать, снова попытался аккуратно открыть глаза, и стал ждать, когда они привыкнут к свету. Наконец, это случилось, и четыре мутных пятна обрели резкость, превратившись в глупо улыбающихся Прохора, Вику и Владислава Михайловича Лебедева, рядом с которыми стоял незнакомый мужчина с озабоченным выражением лица, одетый в белый халат.

— Что я говорил? — спросил, тем временем, Лебедев у остальных. — Через пару дней Алексей Александрович будет в полном порядке!

— Цыц! — зашипел на него Белобородов.

— Самое главное, что Его Императорское высочество пришёл в себя. — веско сказал доктор. — А дальше будем посмотреть…

Вика же подскочила ко мне и схватила за другую руку.

— Лёшка, а меня ты помнишь?

Что за ерунда происходит? Почему этот вопрос Вика задала с такой надеждой в голосе и соответствующим выражением лица? Почему она вдруг решила, что я могу её забыть?

— Какого хрена тут происходит? — попытался спросить я, но кроме глухого карканья непослушные связки ничего выдавить не смогли.

И вообще, где я? Судя по увиденной обстановке, помещение очень сильно напоминало палату в больнице, да ещё и этот доктор… Что за ерунда?

А доктор в это время отвернулся, что-то взял, подошёл ко мне, отодвинув расстроенную Вику, и поднёс к моим губам стакан с водой.

— Алексей Александрович, пить только маленькими глотками. Если поняли меня, моргните.

Я моргнул, и доктор аккуратно начал вливать мне воду. Только после этого пришло осознание того, насколько же во рту было сухо.

— Где я? — удалось прошептать мне после того, как доктор отнял стакан.

— Алексей Александрович, вы в больнице. — ответил он. — И вам сейчас требуется покой.

— Я лучше знаю. — отодвинув доктора в сторону, шагнул ко мне Лебедев. — Что последнее помните, Алексей Александрович?

После этого вопроса в голове как плотину прорвало, последние воспоминания буквально встали перед глазами — звонок Орлова мне в Университет, рассказ Прохора в машине об обстоятельствах захвата заложников, мой разговор с Лебедевым и его утверждение, что я справлюсь, совещание в кунге и дикое погружение в темп при настройке на афганцев и заложников. А потом чернота…

— Что с детьми? — прошептал я.

— С детьми всё в порядке. — выдохнув, ответил Лебедев. — Все живы-здоровы. Этих четверых террористов взяли чисто, они не оказали никакого сопротивления. А вы, Алексей Александрович, под конец операции потеряли сознание от перенапряжения, а потом, больше, чем на двое суток, впали в кому. Сейчас вечер среды. Не переживайте, скоро всё пройдёт, будете как новенький. — улыбнулся он. — Не прощаюсь. — Лебедев взял доктора под локоток, и они исчезли из моего поля зрения.

— Лёха, я тоже отойду на минуточку, — Прохор, наконец, отпустил мою ладонь. — Надо пару звонков сделать. И вернусь. — он тоже встал и вышел.

А меня кинулась обнимать Вика.

— Лёшка, мы тут все уже испереживались! Как же ты всех напугал! Леська после своих концертов ночью прилетает, мы с ней в соседней палате ночуем, а днём она обратно в аэропорт, и на Урал. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. — прошептал я.

И действительно, в члены начала возвращаться чувствительность, но при этом волной накатила слабость.

— Вот и хорошо, вот и славно… — Вика начала меня гладить по голове. — Слышал, что Владислав Михайлович сказал? Через пару дней будешь как новенький. Хочешь я тебе расскажу, как мы школьников освобождали?

— Да.

— Так вот…

Как только Вика закончила рассказ, вернулись Белобородов, Лебедев и доктор, который начал мне светить маленьким фонариком в глаза, просил следить за ручкой, которой водил из стороны в сторону. Дальше он выгнал всех присутствующих из палаты, мотивируя это тем, что мне необходимо время на отдохнуть и окончательно придти в себя. Сам же доктор, судя по звукам, выходить не стал, а устроился в уголке моей палаты.

Я же закрыл глаза, и принялся приводить своё тело в порядок. Первым делом занялся ногами — сначала команды по сокращению мышц ног находили лишь слабый отклик, но постепенно дело наладилось, и эта проклятая слабость чуть отступила. Дальше дошла очередь до ягодичных мышц, отозвавшихся уже быстрее, чем мышцы ног. Следом были мышцы рук, груди и пресса. Почувствовав, что всё тело разогрелось, решил сделать перерыв — слабость всё ещё ощущалась ещё достаточно сильно.

Думать ни о чём совершенно не хотелось, и я постепенно погрузился в состояние полудрёмы. Разбудил меня гул голосов в соседнем помещении, открылась дверь, и, открыв глаза, я заметил перед собой Императора, Императрицу, отца и дядьку Николая. Сзади них маячили Прохор с Владиславом Михайловичем. Доктор же резво принёс ещё один стул, и Императорская чета уселась рядом с моей кроватью.