– Итальянцы и немцы тоже вносят свою лепту.

Адмирал полоснул его яростным взглядом:

– Ты, знаешь, говори да не заговаривайся!

– Да я и не…

– Они – наши соратники в священной борьбе. Ясно тебе?

Фалько, не обманываясь тоном собеседника, наклонил голову. За напускным цинизмом адмирал скрывал горестную память о сыне, убитом красными прошлым летом, когда по кораблям прокатилась волна бессудных расправ.

– Ясней некуда, господин адмирал.

– Колбасники и макаронники, сияя в небесах яркими звездами, возвещают пришествие нового дня.

– Прямо сняли у меня с языка.

Адмирал по-прежнему глядел на него сурово:

– Ты хоть во что-нибудь веришь, щенок?

– Верю, что если сунуть клинок в пах, артерию никаким жгутом не зажмешь, кровь не остановишь.

Негромкий смех адмирала был больше похож на урчание.

– По пальцам одной руки могу я пересчитать шпионов и авантюристов, которые годам к пятидесяти не хотели бы стать провинциальными аптекарями или муниципальными чиновниками.

– У меня еще тринадцать лет в запасе. И я непременно сообщу, когда меня обуяет такое желание.

– Сомневаюсь, что успеешь. Тебя, как и тех, кто мне в этом признавался, – расстреляют. Чужие или свои.

Фалько в ответ снова кивнул, а потом спросил:

– Где сейчас Лео Баярд?

Адмирал еще мгновение пристально рассматривал его и лишь потом снизошел до ответа:

– В Париже.

– И в каком же качестве?

– В качестве героя войны – дает пресс-конференции, пишет статьи и, распуская павлиний хвост, кичится тем, как в недавнем прошлом сражался за свободу… Собирается выпустить книгу и снять фильм о своих испанских впечатлениях. Еще давит всеми средствами на правительство Блюма [12] , побуждая его не оставаться в стороне, а поддержать Республику.

Фалько ненадолго задумался.

– А какой картой мне сыграть на этот раз?

– Той же, что и всегда… Баярд намерен поиметь нас, а твоя задача – помешать этому и, наоборот, воткнуть ему.

– И каким же образом?

– Есть еще время придумать что-нибудь затейливое, в стиле Фу-Манчу [13] .

Адмирал взял зонтик, и они снова двинулись вдоль балюстрады. Фалько знал, что шеф предпочитает о предметах деликатных говорить на свежем воздухе, вне стен, у которых, как известно, есть уши. Друзья из абвера держали адмирала в курсе последних достижений в науке прослушки, и тот, даже выходя из кабинета, старался не говорить всего в одном и том же месте. И неустанно внушал Фалько, что неподвижную мишень легче поразить. И союзников им приходилось остерегаться больше, чем противников.

– В прошлом году, когда я узнал, что Баярд собирается приобрести партию истребителей «девуатин» для сопровождения своих бомбардировщиков – тихоходных и потому уязвимых, – мне в голову пришла одна идея… Он собрал деньги во Франции, а потом мигом оказался в Швейцарии, где вел переговоры о сделке с одним посредником, который сотрудничает с нами.

– Я его знаю?

– Знаешь. Пауль Гофман. Ты с ним работал в свои золотые юношеские годы, когда торговал оружием Василия Захарова. И, если память мне не изменяет, вы с ним продали в Южной Америке пять тысяч польских винтовок и двести пулеметов. Думаю, ты его вспомнил.

– Разумеется вспомнил. Прыткий малый… Бонвиван, большой любитель дорогих шлюх.

– Да ты не про себя ли говоришь? Все сходится, включая дорогих шлюх.

– А Гофман тут при чем?

– А при том, что я начинаю кроить саван для Баярда. А ты… – Адмирал остановился и упер в грудь Фалько мундштук трубки. – Ты его сошьешь.

Они еще постояли немного, глядя на бухту. День был все таким же погожим. Мимо острова Санта-Клара медленно скользил серый силуэт военного корабля с флагом франкистов на корме. Адмирал посасывал трубку, Фалько снял шляпу, подставив голову ласке солнечных лучей.

– Завтра сядешь в скорый Андай – Париж, – сказал адмирал. – Отныне тебя зовут Игнасио Гасан, ты отпрыск славного и очень богатого испанского рода, осевшего в Гаване. Симпатизируешь Республике, коллекционируешь произведения искусства. Обо всем прочем узнаешь позднее.

Фалько растерянно заморгал:

– Искусства?

– Его!

– Моих познаний в искусстве хватит минут на десять разговора. А то и меньше.

– С очередной пассией, знаю-знаю… Но мы это уладим. По белу свету ходят оравы миллионеров, страстно любящих живопись, но понятия не имеющих, кто такой Кандинский.

– А кто такой Кандинский? – нагло улыбнулся Фалько.

Адмирал смерил его взглядом убийцы:

– Даже самое громадное невежество можно прикрыть чековой книжкой. А у тебя она будет – и очень пухленькая.

Улыбка Фалько стала шире.

– Звучит как музыка. Мне начинает нравиться это задание.

– Особенно не увлекайся. Дашь отчет за каждый потраченный франк.

Фалько надел шляпу – как всегда, слегка набекрень.

– Но почему все же коллекционер? Как это вяжется с Баярдом?