Сын дракона, внук дракона

Аннотация

УДАР В СПИНУ Обугленное бревно еще слегка дымилось, сизые струйки быстро таяли в воздухе, оставляя после себя неприятный запашок. — Лучше отойти, — почтительно заметил адьютант. — Развалины едва держатся и в любой момент могут рухнуть. Как бы чего не случилось. — Вы полагаете? — Меня всегда отличала безукоризненная вежливость в разговоре с младшими по званию. Даже с лейтенантами. Тем более если этот лейтенант — мой собственный адьютант. А скверный адьютант, скажу вам, как и скверная жена может испортить жизнь любому генералу. Прежде, чем ты сообразишь, что от него следует избавиться, неприятности могут вырасти до неслыханных масштабов. — Безусловно. — Мне нужно получше разобраться. Договорить я не успел. Легчайший порыв ветра оказался роковым для обгорелого остова. С протяжным скрипом почернелый костяк накренился и начал разваливаться, взметнулись вихри бело-красных светляков. Мы едва успели отскочить. Тяжелая головня шлепнулась в лужу у самых моих ног и противно зашипела, угасая. Мерзко запахло гарью. — Вот видите, товарищ генерал, — укоризненно произнес адьютант, — вы так неосторожны. Однажды ваша смелость доведет вас до беды. И мне тогда не сносить головы, если не смогу вас уберечь. — Кажется, именно это волнует вас больше всего остального. Лейтенант неопределенно пожал плечами. — Главное то, что после вас не останется человека, способного противостоять врагу. Никто из новобранцев не выказал и половины вашего умения, а некоторые оказались просто шарлатанами и самозванцами. Так что вы не имеете права на риск. Это будет изменой Родине. — Можно подумать, что здесь командую не я, а вы. — В вопросах обеспечения вашей личной безопасности мне даны самые широкие полномочия. Маршал четко сказал… — Что распоряжаться будете вы? — Иногда. — Мне остается только почтительно умолкнуть. Единственно прошу, скажите, как я могу отыскать следы не приближаясь к развалинам? Однако моего адьютанта нелегко было смутить. — Во-первых, на это имеется полковник Ерофей. Тоже чело… офицер вполне квалифицированный. А во-вторых, необязательно лезть на рожон. Вот упало — теперь ковыряйтесь на здоровье хоть сто лет. — Такого времени нам никто не даст, — невесело отозвался я. — Это так, к слову. — Слушаюсь, лейтенант. Адьютант состроил укоризненную мину. — Вы все шутите, товарищ генерал-лейтенант. Нехорошо. Вы ведь знаете, что я не могу ответить вам тем же. — Не прибедняйтесь, — сухо оборвал я его причитания. — Думаете, мне не известно, что по ночам вы строчите некие отчеты? Могу представить, чего в них понаписано. И кому сии отчеты адресованы. Адьютант стал белее мела. — Я… вас… как-то… не вполне… понимаю… Я устало и снисходительно улыбнулся. — Так-то, дорогой. Ты забыл, что имеешь дело с колдуном не из последних. Сам только что об этом говорил. Будь осторожнее, потому что я терплю, терплю, однако настанет день, когда мне это надоест. — Главное — выражаться неопределенно-угрожающе. Это действует сильнее, чем прямые запугивания. Лейтенант щелкнул каблуками. Мы медленно двинулись вокруг пожарища. Я пристально разглядывал курящиеся горячим дымком бревна и старался различить хоть какие-то следы поджигателей. Напрасный труд. Работали настоящие профессионалы, и следов осталось не больше, чем прошлогоднего снега. Представители военной контрразведки: рыскавшие с усердием дипломированных пойнтеров, ничего не обнаружили. Интересно, что за учебный центр приказал долго жить? В том, что это именно учебный центр, я не сомневался ни мгновения, хотя мне так ничего и не сообщили. Пресловутые пределы компетенции. Маршал приказал срочно собираться и вылететь на расследование диверсии. Черт побери! Секретность, возведенная в абсолют… Нормальная воинская часть так выглядеть не может. Вместно казарм — несколько бревенчатых домиков, какой-то непонятный гибрид среднерусской избы и альпийского шале, рассчитанный никак не более, чем на трех человек. Случайное совпадение, или потаенный намек? Казармы на троих не бывает, потому что не может быть в принципе. Вне здорового армейского коллектива у солдата в голове моментально заводятся разнообразные мысли. А солдат с мыслями, как сказал адмирал фон Шанц, подобен человеку, у которого под парадным сюртуком надето заношенное, дурно пахнущее белье. За последние сто лет справедливость этой аксиомы никто не оспорил, она стала даже еще более верной, чем ранее. Впрочем, сегодня дурно пахнущее белье частенько носят не только солдаты. Хотя я снова отвлекся. Кроме домишек в наличии имелись обгорелые развалины штаба — это я определил по искореженным обломкам взорванного сейфа, — и несколько взорванных же бетонных будочек. Не то входы в бункеры, не то пулеметные гнезда. Ко мне подошел вконец растерянный, перемазанный полковник. — Ни единого отпечатка, — плаксиво протянул он. — Собаки тоже не могут взять след. Такое впечатление, что они прилетели по воздуху. — Интересное предположение, — согласился я. — Смелое. — Может, они использовали ракетные ранцы? — Это уже от полной безнадежности. Ведь если не отыщешь виновника — полетят погоны вместе с головами впридачу. Маршал шутить не любит. — Кто они? — Ну эти… Я сочувственно кивнул. — Все ясно. Адьютант! — Слушаю! — вырос он передо мной, как лист перед травой. — Полковника Ерофея ко мне. Хватит пепел пересыпать, пора делом заняться. Адьютант склонил щегольскую фуражку и умчался. Я нерешительно глянул на полковника. — Послушайте… — Полковник Свенторжецкий, — с готовностью представился тот. От удивления я чуть язык не проглотил. Неужели мой уровень компетенции повысился настолько, что работники соседнего отдела рискуют представляться? До сих пор мне называли фамилии простые и ясные: Иванов, Петров, Козлов… Учебник русского языка для папуасов Новой Гвинеи. Штабисты не то ленились выдумывать псевдонимы, не то пороху, то есть мозгов не хватало. — Да-да. Свенторжецкий Аристарх Леопольдович. Час отчасу не легче. От подобного сочетания повеяло либо опереттой, либо дворянством. — Можете без чинов, — разрешил я. — Называйте меня просто Петр Петрович. — Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант, — вытянулся полковник. — Опять? — Виноват, товарищ Петр Петрович. — Так вот, Аристарх… э-э… Леопольдович… Признавайтесь… То есть ответьте мне на один простенький вопрос. Причем ваш ответ во многом определит направление расследования. — Он кивнул. — Успели эвакуировать базу или нет? — Нет. — Тогда где трупы?! — в упор выстрелил я. Свенторжецкий смутился. Действительно, куда пропал весь персонал центра? И курсанты, и преподаватели… — Н-не знаю. Пока мы не нашли ни одного… человека. Но ведь мы еще не были в подземной части. — Она так велика? Полковник развел руками. — Куда больше, чем хотелось бы. Сами понимаете, мы не можем показывать всем и каждому, что происходит у нас. А после появления спутников-шпионов просто не осталось иного выхода, как зарыться поглубже. Полагаю, там можно спрятать целую дивизию. Боюсь, мы можем проплутать не меньше недели, прежде чем осмотрим подземелья полностью. — Значит, этот объект закрепили за вашим управлением? — невинно поинтересовался я. — Мне о бункерах ничего не известно. — Полагаю, вам сообщили все, что допускает предел вашей компетенции, — покраснев до корней волос, ответил полковник. В который раз я налетаю, словно фрегат на притопленный риф, на этот проклятый предел компетенции, будь он трижды проклят. Самое смешное в том, что чем выше я поднимаюсь по служебной лестнице, тем уже становится мой допуск. Парадокс. Или это мне только кажется? Просто сейчас передо мной стоит огромное множество самых различных вопросов, которые вынуждают меня залезать в чужие угодья. Генерал-лейтенант это тебе не какой-нибудь жалкий прапор из Тьмутараканска, который пашет от и до, не задаваясь лишними проблемами, что лежит до от и от до. Ненужными, и для него, прапорщика, опасными. Ведь если он, прапорщик, посмеет любопытствовать, то я сам первый же его… Хотя, я снова отвлекся. — Оставим в стороне обсуждение пределов моей компетенции, — осадил я нахала. — Если мне потребуется, — я подчеркнул слово «мне», — то я получу любые полномочия. Мне уже приводилось работать, имея полный карт-бланш. — Слышал. Я задумчиво потер подбородок. — Их не просто перебили, но и не поленились спрятать трупы вниз, а потом взорвали вход. Зачем? Полковник беспомощно пожал плечами. Да-а, помощничек. Просто возмутительно, какие бездари околачиваются в военной контрразведке. Не иначе, чей-то протеже. — Происки врага… — Какого? — Амер… — полковник прикусил язык под моим яростным взглядом. — Здесь, в глубине России? — Ну… — Десант со спутника, — съязвил я. — Националисты? Мафия? — предположил полковник. — Решили объявит нам войну. — Не исключено. — Тогда вы просто обязаны немедленно записаться добровольцем. — Сдаюсь, — Свенторжецкий поднял руки. — Больше никаких идей нет. Я быстро оглянулся удостовериться, что поблизости никого нет, и прошептал ему на ухо: — Это действительно ваш объект? Быстро: да или нет? Полковник кивнул. — Но мы… — Молчите. Есть один вариант, однако крайне рискованный. Нам могут оборвать головы, если мы найдем виновника, но ведь если не найдем, оборвут обязательно. — Веселая перспектива, — скривился полковник. — Да, положение аховое. Насколько мне известно, существует еще одна организация, с которой у нас… профессиональное соперничество. Они пойдут на любую подлость, из кожи вон вылезут, только чтобы подложить нам свинью. И у них есть спецподразделения, занимающиеся подобными операциями. Не надо искать вымышленных шпионов, враг гораздо ближе. Свенторжецкий задумался. Похоже, этот вариант он не рассматривал. — Не посмеют… — Почему? Как я понимаю, сообщать о существовании этой базы запрещено, значит нам придется выкручиваться своими силами. А эта банда профессиональных убийц так и рыщет в поисках крови. Им ведь нужно тренироваться на ком-то… Интеллигентное лицо полковника налилось сизой кровью, изо рта выглянули клыки. Я на миг даже подумал, что из него получился бы недурной вампир, и не завербовать ли его к себе в Управление. Имеется у меня такой отдел, ведутся работы над проблемой вампиризма. — Если докопаюсь — убью! — прорычал Свенторжецкий. — Сначала надо докопаться. — Свои — своих… мерзавцы! — Запомните, — нравоучительно произнес я, — в нашей борьбе нет своих и чужих. Только чужие. Эти личности нам не более свои, чем вавилонские коммандос. Со стороны, наверное, можно было подумать — бродят двое мужиков, сплетничают, определенно о бабах. Как известно, подобная тема в мужских разговорах занимает не меньше места, чем тряпки — в женских. Ошибся бы, жестоко ошибся бы такой наблюдатель. Решалась серьезнейшая проблема, хотя в тот момент я сам об этом не подозревал. Мы со Свенторжецким остановились перед тем, что еще вчера гордо именовалось клумбой. Почему-то в любой ВЧ по этой чахлой растительности легко можно найти штаб. Как тщательно его не прятали, отыщите клумбу с красными цветочками, похожими на колокольчики, и посмотрите вокруг повнимательней. Они растут прямо напротив командирских окон. Вот и здесь рядом находилось пепелище штаба. Я с нескрываемым раздражением поглядел на часы. — Куда запропастились эти болваны?! — Кто? — Ерофей и адъютант. — Придут, — доходчиво объяснил Свенторжецкий. — Позвольте! — без всякой связи с предыдущим вскричал он. — А это что такое?! Я проследил взглядом за его вытянутой рукой. — Не вижу. — Вот это! Да я их уволю! Криминалисты, твою… Так и этак! Он был, пожалуй, несправедлив. Заметить эту штуку было непросто, особенно если не знать, что следует искать. Кто из следователей, будучи в здравом уме и трезвой памяти, разыскивая диверсантов, станет обращать внимание на каменные осколки. А вот Свенторжецкий обратил. Чем хорошо умыл меня, потому что мне-то полагалось заметить посреди разворошенной клумбы острый кремень. Как только я заметил его, в голове зазвенели крошечные серебряные колокольчики — знак опасности. — Постойте, полковник, — я перешел на официальный тон и придержал рванувшегося было вперед Свенторжецкого. Подобрав острую кремневую пластину длиной около двадцати сантиметров, я оторопело уставился на нее — такой неожиданной оказалась разгадка. Больше всего пластина походила на огромный птичий коготь, собственно, когтем и являясь. Об ее острые края вполне можно было порезаться. Я покачал головой. Святая простота Свенторжецкого оказалась пророческой, мы вляпались в историю, по сравнению с которой все мои космические похождения — не более чем детский пикник. Я повернул пластинку тупой стороной к полковнику. — Видите? Тот мгновенно посерьезнел, прищурился и дернул щекой. — След пули! — Да. Так что охрана не проспала. Они попытались дать отпор, но не их вина, что сражаться с таким противником солдат никто не обучал. Да и шансов у них немного было. Я далек от мысли хаять подготовку ваших диверсантов, полковник. Люди им не страшны. Люди! А здесь им пришлось схватиться с созданиями куда более жуткими. — Что вы хотите сказать? — полковник облизал пересохшие губы. — На что больше всего похож этот обломок? — На чей-то коготь. — Чей? Признавайтесь? — Не знаю… Но хотел бы я полюбоваться на эту птичку. Я вздохнул. — Не птичка здесь была вовсе. Коготь принадлежит дракону. У Свенторжецкого глаза полезли на лоб. — Кому-у? — Дракону. Для вас не должно быть секретом, какое Управление я представляю. — Тринадцатое. — Именно. Я им руковожу. — Па-анятно. — Свенторжецкий как-то особенно смешно начал растягивать гласные. Но по его лицу ясно читалось, что он решительно ничего не понимает — завеса секретности хорошо изолировала мое Управление от остальных. Вы можете хоть что-либо сказать про… Двадцать Первое Управление? Нет. И я нет. Вот и про мое мало кто знал хоть капельку. Пришлось вкратце сообщить полковнику, кто мы и что мы, наши цели и задачи. Бедняга ошалело крутил головой, отказываясь воспринимать очевидное. В конце концов капитулируя, он только и сумел в очередной раз протянуть: — Да-а… И тут колокольчик тревоги зазвенел во мне просто оглушительно. — Полковник… — Слу-ушаю. — Прикажите своим солдатам раскопать эту клумбу. — Вы думаете… — Уверен! Приплелся, наконец, взмыленный Ерофей. Я не сказал ему ничего, только глянул разок построже. Домовой сразу все понял. Насколько это было в моих силах, я избегал выговаривать своим подчиненным в чужом присутствии. Никто не должен хоть на секунду усомниться, что в нашем Управлении все в полном порядке. Потом я еще успею высказать Ерофею все, что думаю о его нерасторопности. Никому не позволено так ронять авторитет своего командира, будь ты хоть трижды домовой. В следующий раз примчится на полусогнутых, а пока я ограничился коротким: — Смотри. Улыбку Ерофея словно водой смыло, когда он взял в руки коготок. — Неприятно, — удачное нашел словечко. — Чудо-юдо? — Пока не знаю, — ответил я. — Нужно будет отдать в лабораторию, пусть Задунайский получше разберется. Он эксперт, ему карты в руки. Ерофей грустнел прямо на глазах. — Может отказаться? — предложил он. — Наша-то магия супротив такой, что комар против орла. Не сдюжим, ей-ей не сдюжим. — Опять его понесло на замоскворецкий лексикон! — Мы, домовые, овинные и прочие — мелкие беси, тягаться с чудом-юдом не приспособлены. Да и тебе… — Ерофей, люди погибли, — отрезал я. — Так-то оно так… — вздохнул домовой. Свенторжецкий тем временем развил бурную деятельность. Вся его братия отложила прочь хитроумные приборы и криминалистические чемоданы, вооружилась вульгарными лопатами саперными и приступила. Как они копали, Боже, как они копали! Что там твой стройбат, земля фонтаном летела, яма углублялась буквально со сверхзвуковой скоростью. Наконец лопаты заскрежетали о бетон. — Да здесь люк! — крикнул кто-то из следователей. — Сейчас откроем… — Стоять! — гаркнул я так, что в ушах зазвенело. — Не трогать! — Стоять! — флейтой повторил Свенторжецкий. — Если бы я думал, что впереди нас ждут мины и замаскированные пулеметы, то ни за что не рвался бы первым, — ласково объяснил я полковнику. — Вы специалист по оружию — вам бы и карты в руки. Но, как вы сами понимаете, против локиса или там привидения вам не устоять. — Откуда вы узнали про этот люк? — подозрительно осведомился Свенторжецкий. — Даже я не подозревал о нем. — Отсюда, — я коснулся пальцами своего лба. — Логика и чутье. Полковник, вы все время забываете, что имеете дело с ведуном. Ну, что, орел, двинулись? — предложил я Ерофею, доставая любимый «Скорпион» с серебряными пулями. — Идем, — без всякого энтузиазма согласился домовой. — Только как мы люк откроем? — А разве ты не захватил разрыв-траву? — Захватил… Но расходовать ее по пустякам… Да и если он намертво забит, что тогда? — Взорвать! — бодро предложил Свенторжецкий. Вернувшись в родную стихию, он окончательно воспрял духом. — Нельзя, — уперся Ерофей. — Распугаете тех, кто внизу, а мне нужно с ними побеседовать. — Тогда вы и открывайте. — Откроем, — успокоил я. — Ерофей, доставай траву! Но тут неведомо откуда материализовался адьютант. — Товарищ генерал-лейтенант, вам нельзя. Вы не имеете права рисковать. — Ты вместо меня что ли полезешь? — окрысился я, возмущенный его настойчивостью. — Ты отличишь духа от привидения? — Пусть полковник Ерофей… — Он тоже. Однако домовой не сможет увидеть всего, доступного человеку. Он мастер в другом. — Тогда я с вами. При этом глаза лейтенанта синевато блеснули. Или мне это померещилось? — Мешаться? — Меня расстреляют, если я вас брошу. Отвязаться от репейника не было никакой возможности. Я сплюнул и капитулировал: — Идем. * * * Подземелья для любого мага — дом родной. Конечно, предпочтение отдается заплесневелым лабиринтам замковых подвалов, в бетонных коридорах эпохи конструктивизма неприятностей кроется много больше, зато возможных удач — ощутимо меньше. Но даже они явно выделяются на фоне помещений «выше уровня океана». Хотя, повторяю, в современных бункерах случается разное. Первая накладка имела место на входе. Запор массивной крышки на первую попытку справиться с ним ответил лишь недовольным скрежетом, отнюдь не выказав желания поддаться. — В чем дело? — обрушился я на Ерофея. Тот, сконфуженный и растерянный, недовольно сообщил: — Непорядок. Замок слишком хорошо смазан. — То есть как?! — Разрыв-трава наилучшее средство для открывания замков и дверей, я предпочитаю ее ключам. Но действует она с максимальной силой в том случае, когда замок заржавел, а дверь заклинена. За этим люком слишком тщательно ухаживали, замок прочищен, петли смазаны. Чего тут ждать от магического снадобья? — Меня интересуют не твои рассуждения, а открытый вход! — Потерпи… те немного, товарищ генерал. — То-то, распустились вконец. Терпение и труд все перетрут. Стальная крышка толщиной сантиметров двадцать уступила-таки изящной зеленой веточке. Замок покорно щелкнул, крышка с чмоканьем подалась, и в лицо пахнуло теплой пылью и машинным маслом. — Не нравится мне здесь, — тревожно принюхиваясь, заметил Ерофей. — В чем дело? — осведомился я, снимая предохранитель. — Пахнет нечистью и смертью. Здесь совершилось злое дело. Свенторжецкий, минуту назад высокомерно ухмылявшийся, при виде открытого люка сразу преисполнился почтения. С такой реакцией мне приводилось сталкиваться. Он предложил: — Я могу послать вперед взвод с огнеметами. — Чтобы уничтожить все следы? — укоризненно спросил я. — Нет, полковник, это наша работа. Вперед! И я ловко скользнул в черную дыру. После небольшой заминки адьютант последовал за мною, Ерофей замыкал колонну. Темень внизу царила непроглядная. Я сторожко прислушался. Тишина. Мышка хвостиком не шевельнет. Вдруг меня кто-то толкнул в плечо. Я оглянулся, но еще ничего не различив, шарахнулся, вскидывая «Скорпион». В пустоте коридора очередь прогремела особенно гулко. Пули с визгом и скрипом заплясали по стенам. — Что вы делаете, товарищ генерал?! — заверещал адьютант. Но я-то знал, что делаю! Его глаза мерцали призрачным синеватым светом. Не знаю, каким он был адьютантом, но вампиром — самым натуральным. Дикий вопль немного отрезвил меня. К тому же синеватые огоньки сразу после выстрелов погасли. — Чего стреляешь? — Ерофей мешком рухнул едва не на голову мне. — Привиделось… — чуть дрогнувшим голосом объяснил я. — Креститься надо, когда кажется, — наставительно схамил Ерофей. — А что увидел-то? — Упыря. Адьютант на всякий случай отошел подальше, он превосходно понял, о ком идет речь. Зато Ерофей торопливо зашарил по карманам. — Куда запропастилось… — проворчал он. Наконец домовой извлек из бездонного кармана увесистый мешочек, шлепнул им о ладонь, в нос шибанул едкий запах чеснока. — Ну и гадость, — шарахнулся адьютант. Интересно, кто мне его подставил? Я сморщился и промолчал, хотя пахло и вправду премерзко. Чувствовались труды Задунайского. По моему распоряжению технический отдел создал ряд средств, отпугивающих нечисть. Ерофей применил последнюю новинку — интерметаллическое соединение фитонцидов чеснока, нечто вроде гидрида, скажем. Пористый металлический цилиндрик, а воняет… И долго, и скверно… Мне кажется, ретивый волкодлак с техническими наклонностями немного перестарался. — Идем, — приказал я, когда переполох улегся. — Нам нужно найти командный пункт. И начались блуждания. Впрочем, это оказалось много приятнее, чем лазать по вентиляционным шахтам космодрома. По крайней мере можно было шагать, не сгибаясь и не опасаясь каждую секунду нападения из-за угла. Кроме диверсанта за спиной, тут настолько очевидно никого не было, что иногда становилось жутковато. Блекло-желтое пятно света металось в такт шагам, вырывая из темноты влажные бетонные стены, толстые пучки черных резиновых кабелей, массивные стальные двери. Мы старались не пропустить ни единой — напрасно. Бункера, залы, шахты, коридоры были пусты. Только невнятное эхо. Постепенно мои нервы начали сдавать, рукоять пистолета-пулемета сделалась неприятно влажной. — Может, вернемся? — предложил я. — Все равно мы вряд ли кого-нибудь найдем. Для профилактики закачаем в шахты тонну-другую фосгена — и пусть Свенторжецкий заново осваивает свое хозяйство. После санобработки оно наверняка будет безвредным. — Нет, — совершенно неожиданно возразил Ерофей. — Мои амулеты говорят, что здесь кто-то находится. Кто-то либо что-то — не вполне ясно. — Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, — сварливо прокомментировал я. — Выражайся точнее: живой или мертвый, кто или что здесь? — Как раз уже не живой, но еще не мертвый, — Ерофей задумчиво уставился на сложную плетенку из веточек и косточек — своего рода пеленгатор. Кто-то робко кашлянул за спиной. Я подпрыгнул, едва не нажав на спуск. — Если товарищ генерал позволит… — Какого черта?! Адьютант состроил обиженную мину. — Я только хотел помочь. — Как? Он засмущался. — Дело в том, что… наверное вы сами заметили… просто не придали внимания… такие пустяки… — Признавайтесь! Не тяните резину! — Даже в минуты крайнего раздражения я отменно вежлив. — Здесь немного попахивает. Ерофей вскинулся и шумно потянул воздух широкими ноздрями. Брови его задумчиво поднялись. — И правда, пахнет. Я старательно принюхался. — Ничего не чувствую. — Это зависит от индивидуальных особенностей, — туманно пояснил адьютант. Чего ж здесь непонятного: человеку не учуять, зато нелюдь — запросто… Хам. — Ты хочешь сказать, что твой генерал нюх потерял?! — Ни в коем случае. — Хватит перепираться, — оборвал разгорающуюся склоку Ерофей. — Поспешим. Предчувствую я страшную беду. — Ведите, — сдался я. И мы помчались по темным коридорам, каждую минуту рискуя разбить нос при не замеченном повороте. * * * Это был тот самый командный пункт, который мы столь долго искали. Сначала я решительно ничего не мог разобрать — в огромном зале царила тьма египетская. Ерофей с недовольным ворчанием долго шарил по стене. Вообще-то домовые неплохо видят в темноте, но здесь была не та темнота. Наконец он нашел выключатель, щелкнул им, ко всеобщему удивлению свет загорелся. Пыльные лампы разбросали по залу неряшливые тени… Да-а… Сначала я понял, почему лейтенант унюхал нечто . Немного погодя, я разглядел, что именно он унюхал, и меня стошнило. Ерофей тоже чувствовал себя явно не в своей тарелке. Зато лейтенантишка хоть бы что. Прямо посреди зала, между столами и пультами, аккуратными рядами лежали трупы. Много трупов. Сейчас я и уловил сладковатый гнилостный запах, от которого кружилась голова. Ерофей, морщась, внимательно осмотрел нескольких покойников. — Я так и думал, — тяжело вздохнул он. — В чем дело? — поборов тошноту, спросил я. — Смотри сам. Кое-как одолев спазмы, я подошел поближе. На лице каждого покойника виднелись два крошечных синеватых пятнышка с капелькой засохшей крови. — Понял? — повернулся ко мне Ерофей. — Куда как ясно, — кивнул я. Не узнать характерный укус вампира было просто невозможно. Позади раздался шумный вздох и странное причмокивание, словно у лейтенанта вдруг обильно пошла слюна, однако он старался ее удержать. А может так оно и было… — Вовремя мы успели, — еще больше помрачнел Ерофей. — Дня через два-три они встанут. Представляете, что тогда начнется? Еще бы, не представить… Несколько десятков вампиров разом вырываются на свободу… Все вокруг превратится в ад кромешный. — Ясно, — подвел я итог. — Придется их всех уничтожить. Теперь я точно представляю, с кем мы воюем. Будем действовать соответственно. Я немедленно вылетаю в центр для доклада Главному Маршалу. Ерофей, останешься за меня. Все сжечь, базу обработать самым тщательным образом. Отвечаешь головой. ТУПИК? Возвращение было невеселым. Дело даже не в том выговоре, который вне всякого сомнения ожидал меня. Нет. Просто я впервые засомневался в своих возможностях. До сих пор зло, с которым мне привелось сталкиваться, было каким-то… не слишком злым, что ли. Не слишком настоящим. Обходилось моральными травмами, как правило. И вот пришлось столкнуться лицом к лицу со звериным оскалом. Теперь я начал понимать опасения и заботы Маршала, представил весь груз ответственности, лежащий на его плечах, примерил на себя его погоны… Не скажу, что безоговорочно понравилось. Решительно не имеют значения мелкие политические свары где-то там, в верхах. Правительства приходят и уходят, а разведка, то есть Россия, остается. И нам доверена ее безопасность, как бы не именовалось наше учреждение. ВЧК, НКВД, МГБ, КГБ, либо иначе. Спросят с нас вне зависимости от вывески. Очнулся от грустных размышлений я только когда мой самолет нырнул в унылую серую шапку смога, накрывшую город. Увы, я так ничего путного не придумал, а потому явился в Управление слегка раздраженным. — Начальников отделов ко мне! — скомандовал я, падая в кресло. Адьютант неслышно испарился. Первым прибыл Волкодлак-Задунайский. Был он худ и бледен, мундир болтался на костлявых плечах, как на вешалке. В глубине запавших очей поблескивал неугасимый голодный огонек. Если рассуждать отвлеченно, я превосходно понимал начальника технического отдела. Трудно вот так враз отказаться от воспитанных столетиями привычек, гм, питания… Отощал, бедняга. Но, повторяю, это сторонние рассуждения. Если вспомнить обстоятельства нашего с ним знакомства, да и вообще просто тот факт, что я человек, а Задунайский — не совсем, проблема предстает в несколько ином свете. Следующим явился начальник одела специальных операций полковник П. Широкой публике он более известен под именем майора П., но с те достославных времен минуло немало лет, и он успел дорасти до полковника. Хотя, будь моя воля, ходил бы он в ефрейторах, не больше. Фамилия… Повторю старую истину: еще очень рано называть подлинные имена наших скромных рыцарей невидимого фронта. Sapienti sat. Умный смыслит, говорили в Древнем Риме и русских деревнях. Ерофей, согласно моему собственному приказу, отсутствовал. Больше, пока, под моим командованием полковников не имелось. Я коротко обрисовал ситуацию. Майор, то есть полковник П. задумался, а Волкодлак-Задунайский непроизвольно облизнулся. — Какие будут мнения? Мой вопрос остался безответен. Никто из господ полковников ничего сказать не пожелал. — Конкретизирую. Вопрос первый: кто? Задунайский покусал нижнюю губу, неприятно выглянули кривоватые клыки. — Как я полагаю, упыри сработали. Но неаккуратно, не успели тела трансформировать. Я пренебрежительно отмахнулся. — Это понятно. Чтобы превращение в вурдалака завершилось, необходимо полностью разрушить душу. Не на таких напали! Наш человек крепок, вот мы и нашли полутрупы-полувампиров. Однако я спрашивал не об этом. Кто их послал? Задунайский возвел очи горе. — Не могу знать. Зато у полковника П. сомнений не возникало. — Черная лапа ЦРУ! — отрубил он. Я всегда считал его отменным работником, но в узкой специфической области. Думать и анализировать для полковника оказалось трудом явно непосильным, и я, по возможности, старался его от неприятных обязанностей избавлять. Уловив сомнение в моем взоре, полковник П. заторопился: — Я в этом совершенно уверен! Вспомните свой собственный опыт! Ведь оказался же профессор в конечном итоге полковником не наших спецслужб… Крыть было нечем. Оказался. Наша агентура сие уточнила доподлинно, что явилось для меня настоящим шоком. Оказывается, шпионы все-таки существуют! Но ведь отсюда неизбежно следовало, что деятельность нашей организации абсолютно необходима. Причем ее масштабы надлежало немедленно расширить. Хотя П. следовало поправить. — Вы ошибаетесь, смешивая совершенно разные понятия: диверсию и террористический акт. Деяние, подобное совершенному, означает со стороны иностранной спецслужбы не более не менее, как объявление войны. Я не считаю, что ЦРУ рискнет взять на себя такую ответственность. Мне кажется, что искать следует гораздо ближе. — Национал-экстремисты, — простодушно предположил полковник. На тонких синеватых губах Задунайского проступило подобие улыбки. — Полковник, вы не обратили внимания на почерк. — Какой почерк? — оскорбился П. — Там нет никаких записок! — Совершенно верно, — кивнул я. — Не нашли. Мы могли бы предположить появление исламских экстремистов, если бы обнаружились хоть малейшие характерные следы. Шайтаны, ифриты, джинны… П. надулся. — Вы забыли, генерал, об огнедышащем драконе. — Ничуть. Но дракон, как боевое средство, может быть использован только представителем европейской магии. Для любого из восточных магов: китайского, японского, индийского, — дракон есть олицетворение доброго начала, и попытки науськать его на убийства в равной степени безумны и смехотворны. Задунайский хитро прищурился. — Генерал, вы просто не оставляете нам выбора, буквально силой подталкивая к единственному ответу. Зачем спрашивать, если вы уже составили точное представление. Из всей совокупности вариантов отбросьте невозможное, и останется верный, каким бы невероятным поначалу он не казался. Впрочем, если по каким-то причинам вы желаете, чтобы эти слова произнес другой, я согласен взять на себя неприятную обязанность. Это вылазка наших заклятых друзей из ГРУ. П. отрешенным помутневшим взором уставился на него, непроизвольно поматывая головой. Потом растерянно глянул на меня, не в силах осмыслить сказанное. Я молча кивнул. — Не может быть… — прошептал он. — Увы, — возразил я, — сейчас решается, какая из организаций получит более жирный кусок пирога, и они из шкуры вылезут, только чтобы помешать нам. Для них мы страшнее американцев, таковы жестокие реалии. Задунайский вздохнул. — Не думал, что придется схватиться с собратьями… До сих пор мы жили в мире… Неужели ГРУ тоже обратилось к духам и магии? — А почему бы и нет? — спросил я. — Ведь наша организация это осознала неизбежность такого шага, так почему к подобным выводам не могли прийти остальные? Другое дело, что мы располагаем налаженной работающей структурой и форой в один год. Они, похоже, ринулись в бой, не завершив как следует подготовку. Немного поторопились и сработали неаккуратно. Мы обязаны это использовать. Внезапно прямо над столом появилось голубоватое свечение голо, и к нам присоединилась еще одна персона, иначе нового участника совещания я назвать не могу. Отдельно взятую голову при всем желании не сочтешь человеком. А вот то, что Главный Маршал больше не менял облика, поразило меня куда сильнее, чем все его предыдущие трансформации. Единственное, что он позволил себе — сменить сияющий золотым шитьем мундир на партикулярное платье. Ошибаются не верящие в существование телепатии. Иначе как объяснить появление маршала в самые неподходящие моменты? Маршал ничего не сказал, лишь мрачно сверкнуло пенсне. Я вскочил и поспешно отрапортовал: — Ведется расследование! Результаты будут доложены не позднее завтрашнего дня. Полковник Ерофей оставлен мною на месте происшествия, чтобы во взаимодействии с полковником Свенторжецким принять меры по обеспечению безопасности базы. И вновь я был поражен. Маршала отнюдь не обманул мой бодрый тон. Скорее наоборот, он был немного огорчен, потому что ответил не сразу. Только когда пауза уж слишком затянулась, маршал грустно произнес: — Демократия в опасности… Задунайский прищурился. Ему-то подобные проблемы до лампочки. Я не заблуждаюсь относительно облика своих подчиненных, знаю, кого брал. Зато П. отреагировал именно так, как я предполагал: он вскочил и выпалил: — Мы не допустим! Грудью встанем на защиту священных завоеваний мира и демократии! С ним тоже все предельно ясно. Sapiens qui prospisit. Мудр тот, кто предвидит. А я просчитал все его поступки на пять ходов вперед. Полковник П. был для меня открытой книгой, уточню: книгой не сложнее букваря… — Я знаю это, — с некоторой натугой улыбнулся маршал. — Никогда не сомневался в преданности сотрудников министерства безопасности идеалам свободы и демократии. Ведь мы всегда стояли на страже… Впрочем, речь сейчас не об этом. По сведениям из достоверных источников, не подлежащих оглашению, дерзкое нападение — только первый шаг в цепи диверсий, направленной на подрыв внутренней стабильности государства. — Но ведь это заговор… — промямлил П. — Совершенно верно, — кивнул маршал. — Преступный заговор. — Измена Родине… Расстрел… — прохрипел П. — Кого? — ласково переспросил маршал. — Вурдалаков? Задунайский тяжко вздохнул. Он органически не переваривал жаргонного словечка «вурдалак». Для честного волкодлака оно стало смертельым оскорблением, все равно что источник информации назвать стукачом. При этом ненависть Задунайского странным образом перелилась на поэзию. Он не раз говаривал: «Будь моя воля, я бы всех поэтов…» Синеватые глаза вспыхивали багровым огнем, а из кончиков пальцев выдвигались острые когти. Приводящий его в бешенство термин «вурдалак» пустил в оборот Пушкин. Вот Задунайский и возненавидел всех поэтов и всю поэзию чохом, считая их виновниками оскорблений и унижений. — Я тоже так думаю, товарищ маршал, — рискнул вставить я. — Если мы открыто назовем, м-м… национальную принадлежность нападавших, нас определенно неправильно поймут. А вдобавок еще и засмеют. Если же поймут правильно, то это будем иметь просто роковые последствия. Утеря секретности, расшифровка Тринадцатого Управления… Все и перечислить невозможно. Лично я не берусь оценить вред, причиненный подобной неосторожностью. Маршал кивнул. — Ваши предложения в связи с этим? — Мы должны отреагировать с быстротой молнии. Дело огласке е предавать, наоборот, засекретить, насколько это возможно. — И, разумеется, нанести ответный удар! — радостно закончил П. Все так и поперхнулись, словно на стол было подано нечто совершенно несъедобное. — Я, э-э… полагаю как раз следует воздерживаться от проявлений видимой активности, — промолвил Задунайский, сделав упор на слове «видимой». — Пусть думают, что мы проглотили наживку, а мы тем временем… — Постараемся лишить наших друзей опоры среди спецконтингента, — сформулировал я. — Одновременно мы должны резко увеличить нашу собственную численность. — Резонно, — одобрил маршал. — Каким образом вы намерены это сделать? После некоторой заминки я продолжил: — Противник сам подсказал нам путь. Мы больше не имеем права заниматься пассивным поиском домовых, леших и прочей нечисти. Во-первых, это отнимает слишком много времени при мало обнадеживающих результатах. Во-вторых, выяснилось, что они не питают склонности к проведению активных наступатльных операций, что крайне негативно сказывается на деятельности Управления. Ни одна кампания не выигрывается только обороной, пусть даже блестяще организованной. Мать победы — решительное наступление. — Вполне с вами согласен, — поощрил маршал. Я снова замялся. Нелегко переступать через въевшиеся привычки. Однако, если дело требует, мы обязаны. Молчание затянулось, П. нетерпеливо кашлянул. Я сглотнул вязкую слюну и продолжил: — Поэтому я прошу вашей санкции на привлечение к сотрудничеству вампиров и упырей не только в качестве консультантов, но и как активных боевых единиц. — Задунайский радостно заулыбался, обнажив кривые клыки. Его нетрудно понять — надоело быть белой вороной. — Причем я надеюсь, что полковник, — кивок в сторону Задунайского, — в силу отличного знакомства с проблемой, поможет не только в поиске новых сотрудников, но и в… переквалификации старых. — Конечно, я всего лишь технический советник, — поскромничал Задунайский, — однако я всегда готов оказать посильное содействие. — Мало! — вдруг огорошил нас маршал. — Очень мало! Вы сами сказали, что нас буквально сунули носом на верный путь. Привлекайте драконов, черт возьми! Ведьм! Колдунов! Да весь спектр магических существ и духов! Полковник П.! — тот вскочил. — Вам поручается обучение и боевая подготовка новобранцев! Разумеется, при соответствующей идеологической закалке. Неужели вы не сможете из захудалого германского дракона воспитать патриотическое чудо-юдо?! — Сможем, товарищ маршал, — торопливо пообещал П. Маршал задумчиво поглядел поверх моей головы на портрет. — Приказываю с завтрашнего дня приступить к формированию в составе Тринадцатого Управления подразделения специальных операций «Дельта». Подразделение подчиняется только начальнику Управления и мне лично. «Дельту» засекретить… — Подождите, подождите, — вдруг невежливо перебил я. Идея, блестящая идея родилась в моей голове, и ее следовало высказать немедленно, потому что она могла пропасть так же внезапно, как появилась. Сверкающее озарение длится один стремительный миг, и гения от простого человека отличает умение осознать и поймать это летящее мгновение. — Идея! Мы должны привлекать не духов вообще! В большинстве своем это совершенно никчемные создания. Нет. Мы должны вызывать специалистов своего, то есть нашего дела. Последовала немая сцена. Потом голова маршала едва не выпрыгнула из рамки голо. — Браво! Великолепно! Я рад, что не ошибся в вас и госбезопасность получила столь умного и инициативного офицера. Представьте свои соображения по этому поводу в письменном виде. Вопрос слишком серьезный и будет проработан на коллегии. Теперь я вижу, что дело зашиты демократии в надежных руках! — П. раздулся, точно индейский петух, отнеся похвалу на свой счет. — Однако не забывайте: никто не снимает с вас обязанности противодействовать попыткам подрыва спокойствия и стабильности в стране. Голубое свечение погасло, и мы опять остались втроем. — Излагайте ваши соображения и побыстрее, — приказал я. * * * Вернувшийся через два дня Ерофей пребывал в состоянии нервического возбуждения. Энергия так и хлестала из него. Сказать, что я был удивлен — не сказать ничего. С момента нашего знакомства я еще не видел домового таким. Ядовитая ревность шевельнулась в душе. — Ну что? — по возможности бесстрастно спросил я. — Полностью разогнал всю нечисть! — радостно возгласил Ерофей. — Место теперь свято. Я приподнял правую бровь. — Ты и святость? — Конечно. Если у нас встречаются разногласия с пресвятой матерью нашей церковью, то уж не в вопросах искоренения зла. Здесь мы единодушны. Тем более, сталкиваясь с таким злом, какое мы нашли на базе. — Каким же именно? Ерофей задумчиво поглядел мне прямо в глаза, у меня по коже пробежали мурашки. — Не тяни… — Заговор, — драматическим шопотом сообщил Ерофей. Я облегченно рассмеялся. — Эко удивил. Про заговор мне и без тебя известно. Иначе кто бы организовал нападение на базу? Ерофей замотал головой так, словно хотел сбросить ее с плеч. — Не то… Нападение всего лишь видимый след. На самом деле корни идут куда глубже. Мы себе даже не представляем той опасности, что подкрадывается незаметно, опасности для всей страны. — Ни много, ни мало, — улыбнулся я. — Да! И не надо усмешки строить! — От волнения Ерофей начал заикаться. — Заговор гораздо шире, чем мы предполагали, он распространился по всей России и ставит задачи куда более серьезные, чем диверсия против вашей организации. Спасибо нашим патриотам, они раскрыли мне глаза. Только благодаря их помощи я сумел связать воедино множество разрозненных фактов. — Любопытно, — процедил я, начиная помаленьку догадываться, откуда ветер дует. — Впрочем, полковник, сначала отчитайтесь о выполнении полученного приказа. Рассуждения на общие темы отложим. Ерофей надулся. Он никак не мог привыкнуть к моему новому положению. Но ведь и я не могу, действительно не могу позволить себе иное поведение. Нельзя терять авторитет высшего командования. Noblesse oblige, оч-чень обязывает. Чем выше положение, тем больше обязательства, перед ними должны отступить все дружеские чувства. Рассказ Ерофея, вероятно от обиды, был предельно краток. С помощью Свенторжецкого в тамошнем гарнизоне достали огнеметы (сам Ерофей без крайней необходимости избегал появляться на люди). После чего огнем и мечом тщательно прошлись по каждой пяди тренировочного лагеря. Свенторжецкий скрежетал зубами, глядя, как уничтожается его хозяйство, но не возражал. Он и сам отлично понимал необходимость огненого очищения. На поверхности не осталось ничего, кроме пепла, благо все постройки оказались времянками. Хуже пришлось под землей. Требовалось одновременно все уничтожить и все сохранить, ведь не тянуть же заново вороха кабелей! Однако огнеметчики оказались виртуозами своего дела и справились с нелегкой задачей. Уничтожение полусформировавшихся упырей стало тяжким испытанием для нервной системы солдат. Но Ерофей поддержал их в трудную минуту, а потому крики и корчи живых трупов не привели людей к сумасшествию. Однако Ерофея насторожило спокойствие, с которым огнеметчики поддались его уговорам, обычно реакция была гораздо более живой. А, заподозрив, Ерофей принялся вынюхивать и расспрашивать, внимательнее приглядываться к людям Свенторжецкого и огнеметной команды. Приглядевшись, он почуял, что разложение душ не обошло стороной и этих. Поняв — перепугался сам. Зато я решительно не понял, почему это привело домового в смущение. По-моему дела оборачивались не самой скверной стороной. Я абсолютно не могу себе представить бойцов заградотрядов с мягкой, чувствительной душой. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Разрушение души просто необходимо в умеренных дозах. Жаль, что Ерофей не может этого осознать. И хорошо, что он не присутствовал на недавнем совещании, ни к чему такому душевному существу знать о готовящихся переменах. Он оставался во власти прекраснодушных идеалов. Кроме того меня сильно насторожило невнятное упоминание Ерофея о добрых людях, которые помогли ему во всем разобраться. Глаза домового светились неподдельным восхищением, когда он говорил об этих неведомых доброхотах. На все мои вопросы, как прямые, так и хорошо замаскированные, Ерофей или не ответил вообще, или отделался столь невнятными замечаниями, что я невольно начал подозревать его в неискренности. Неслыханно! У подчиненного появились секреты от своего начальника! А еще друг называется… Короче, я отпустил Ерофея и пригорюнился, впав в совершенное расстройство чувств. Нюх подсказывал мне, что творится неладное, однако голые подозрения к делу не подошьешь. Подшить можно было только парчовый лоскуток, обнаруженный в подземельях, да и то непонятно куда и зачем. Что бы это значило? От тягостных раздумий меня оторвал вновь засветившийся туман голограммы. Когда над столом повисла голова Главного Маршала, я оторопело уставился на нее, даже рот приоткрыл. — Ушли? — деловито осведомился маршал, хотя и сам превосходно видел, что в кабинете кроме меня никого не осталось. — Так точно, — вяло отозвался я, нехотя обозначив вставание. — Сидите, сидите, — успокоил маршал и надолго умолк. Нетрудно было заметить, что он тоже изрядно смущен и не знает, с чего начать. Но я не осмеливался что-либо советовать, чтобы не нарушить дерзкими словами ход его мыслей. Наконец маршал взглянул мне прямо в глаза. Я ощутил себя маленьким ребенком перед строгим, но любящим отцом, перед которым у меня нет никаких тайн. Испытующий взгляд проникал в самые потаенные уголки души. После долгой паузы маршал спросил: — Вы удовлетворены происходящим? Сказать, что я был ошарашен, значит ничего не сказать. — Ну… — промямлил я, судорожно собирая обрывки мыслей. — Как бы… — Нас никто не слышит, — успокоил маршал. — Будьте откровенны, как на исповеди. — Не целиком, — нашел я обтекаемую форму ответа, за которым могло скрываться все, что угодно. Однако мою жалкую уловку сразу пресекли. — Точнее. Я через силу выдавил: — Если бы я не опасался быть обвиненным… Мы ведь ни в коем случае… Категорически отвергли… Кампания против космополитов… Патриотизм… Долг… Другой вряд ли уловил хоть крупицу смысла в этом жалком лепете, но не мой начальник. От его проницательного ума не могло укрыться ничто. — Вот! — мне показалось даже, что я слышу, как он шлепнул ладонью по столу. — Именно! Мы забыли наши исторические корни, стали Иванами, не помнящими родства! Отреклись от великого прошлого! История России не началась в семнадцатом году, как бы не старались уверить нас мракобесы и реакционеры! Наш народ пытаются превратить в манкуртов. Пр-роклятые идеологи, — он произнес это слово с ударением на четвертом слоге. — Вот корень многих зол! А потому мы начнем активную борьбу за восстановление исторических корней великой России!!! — Правильно! — с энтузиазмом подхватил я. — Первая и самая неотложная мера, — в голосе маршала зазвенела начальственная сталь, и меня словно ветром сдуло из кресла. — Будут восстановлены введенные императором Петром Великим «Табель о рангах» и система воинских званий. — Так точно! — Согласно совершенно секретному приказу номер 3890 от 24 сентября 1722 года вы становитесь генерал-порутчиком. Видя мою растерянную физиономию, маршал ласково добавил: — Не хочу давать напрасных обещаний, но мне кажется, что звание генерал-аншефа не является для вас бесплодной мечтой. — Рад стараться! — гаркнул я. — Отлично, — кивнул маршал. — Доведите приказ до личного состава и подайте штатное расписание согласно новой системе. — Будет исполнено. Синеватое свечение уже начало таять, когда я отчаянно завопил: — Подождите! Маршал отреагировал мгновенно. — В чем дело?! — Есть предложение. Полагаю, что в соответствии с традициями, мы должны возродить коллективное посещение церкви и учредить должность полкового священника в нашем Управлении. Маршал ненадолго задумался, а потом просиял: — Блестяще! Я недаром столь высокого мнения о вас. Ваше предложение открывает такие блестящие перспективы, что вы, кажется, сами о них не подозреваете. Это замечание поставило меня в тупик, но спорить с не стал. Значит, я умнее самого себя? КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ Боже мой, каким же я был идиотом! Тупицей! Болваном! Я ругательски ругал себя, находя, что даже великий и могучий русский язык, к сожалению, недостаточно богат, чтобы точно отразить степень маразма, в который я впал. Для того чтобы начисто развеять убеждение в собственной незаурядности понадобилось совсем немного времени. И осталась такая же непоколебимая уверенность, что я законченный кретин. Впрочем, начну по порядку. Утренний развод я завершил командой не расходиться, а стоять смирно. Если задумано большое дело, так зачем откладывать? Претворять немедля. Знал ведь, отлично знал, что благими намерениями вымощен путь в ад. Пока я читал приказ о присвоении новых званий, в рядах началось непонятное брожение и шуршание. Что и говорить, контингент у меня подобрался аховый. По своей сущности домовые и овинные — крайние индивидуалисты. Конечно, свое дело они знают на отлично, здесь претензий не возникает и возникнуть не может. Зато офицеры из них… Как из этого самого пуля. Не чувствуют и не понимают, что армию делают армией дисциплина, порядок, субординация. Не прониклись. Сгоряча я даже собрался было придержать приказ о присвоении Волкодлаку-Задунайскому звания полуполковника, вторым пунктом которого извещалось, что оборотень сразу же производится вне очереди в полковники. Не мною дадено, не мне отнимать, справедливо рассудил я и постарался спрятать выползающие клыки, а дыма почти никто не заметил. Прикрикнул я построже, они и утихли. Произвел должное впечатление. Настоящий переполох поднялся, когда вошел приглашенный загодя батюшка. Я планировал провести небольшой молебен об одолении супостата и даровании победы христолюбивому воинству, после чего благословить личный состав на совершение ратных подвигов. Завидев священника, я поощрительно улыбнулся. Ведь бедняге немудрено было и оробеть, настолько непривычные люди… То есть не люди, офицеры, смотрели на него. Сверкало золото погон, тридцать три полковника, из них пятнадцать генералов, как мудро определил седой начстрой. Вообще достойно сожаления, что наша организация пользуется незаслуженно дурной славой. Ведь мы самым решительным образом искореняем пережитки. Просто обидно делается, когда возводят незаслуженную хулу на людей, денно и нощно бдящих, не щадя живота своего, как честным и нелицемерным воинам быть надлежит… Горько и обидно! Словом, хотя и уломал я отца Иоанна, тот все-таки испытывал вполне понятное смущение. Но вскоре, глядя на перепуганного священника, начал испытывать некоторое смятение и я. Дело в том, что легкое шевеление строя помаленьку переросло в откровенный беспорядок, заколебались даже верные из верных — бывшие сотрудники КГБ. Бросив короткий взгляд через плечо я обомлел… Стоящий рядом со мною Задунайский менялся буквально на глазах. Бледные щеки покрылись густой серой шерстью, челюсти начали вытягиваться, показались внушительные волчьи клыки. Для меня-то они были младенческими зубками, но человека непривычного запросто могли испугать. Полковник отчаянно пытался устоять на ногах, но с каждым мгновением его шатало все сильнее. Волк — не цирковая собачка, служить не приучен. Да и форменные ботинки — далеко не лучшая обувь для волчьих лап. Ерофей весь сгорбился, закрывая лицо ладонями. Неведомая сила буквально тащила его назад, на беспорядочно столпившихся домовых, овинников, дворовых. Вообще, строй полностью сломался, превратившись в полукруг, центром которого стал несомый священником крест. Хуже всего пришлось спецам из группы привидений. С тихими проклятиями — стесняться начальства они полностью перестали, и я их вполне понимал — бедные призраки истаивали туманными струйками, растворяясь в воздухе. Только тогда я осознал, какую яму сам же себе выкопал. Ведь до сих пор мы опирались на нечистую силу. Нечистую ! Вот в чем соль. А я вознамерился привлечь ее под светлые ризы православной церкви. Совместить несовместимое. Ведь когда отец Иоанн закончит молебен, от всего моего воинства останется, пожалуй, две души — моя да праведника Зибеллы, которому я разрешил отсутствовать на построении. Горностай на молебне смотрелся бы несколько экстравагантно. Вот он и спал мирно в моем кабинете, охраняя белый телефон с золотым двуглавым орлом вместо диска. Священник, видя неожиданный и сокрушительный эффект своей молитвы, замер на полуслове. С мужеством отчаяния, я произнес: — Не волнуйтесь, батюшка, продолжайте. И сам поразился писклявости собственного голоса. Торопливо сглотнув, откашлялся и повторил более уверенно: — Продолжайте, святой отец. Тот послушно кивнул, сжал крест так, что костяшки пальцев побелели, поднял его повыше и мерным шагом двинулся к походному алтарю. Хотя нетрудно было заметить, что ноги плохо слушаются его. Наконец Волкодлак-Задунайский не выдержал. Хрипло зарычав, он опустился на четвереньки. Матерый волчище бешено завертелся, в стороны полетели китель, брюки, ботинки. Освободившись от одежды, он испустил протяжный, леденящий душу вой, священник так и присел. Волкодлак сверкнул на меня зелеными глазами, я в ответ предупреждающе показал клыки. Тогда оборотень одним прыжком выскочил в окно, только стеклышки зазвенели. Третий этаж его ничуть не смущал. Следом за ним, грязно ругаясь, кинулись остатки привидений. Я говорю остатки, подразумевая потрепанную телесность каждого из них, а не сократившуюся численность. Отец Иоанн, побелев как мел, дернулся было к выходу из зала, но я гаркнул: — Продолжать! Укрепившись духом, священник принялся читать молитву. Сильно поредевшие шеренги моего бравого воинства были окончательно сокрушены. Когда священник повернулся к сопровождающему его дьячку, чтобы принять кропило, сдался державшийся до последнего Ерофей. С нечленораздельным воплем он рванул китель так, что пуговицы горохом запрыгали по вощеному паркету, и опрометью помчался к выходу. Хорошо хоть не в окно. Я глядел ему вслед с мрачным удовлетворением. Amicus Plato, sed magis amico veritas. Точнее, своя шкура дороже. В те немногие секунды, пока Ерофея еще можно было остановить, я успел просчитать и взвесить все на много ходов вперед. Наверное, даже «Крей» не справился бы с этой задачей так быстро, но ведь человек — система практически непредсказуемая. ЭВМ, сталкиваясь с подобными проблемами, плывет, как свинья в апельсинах, а человек совершает невозможное сверхусилие. Я отлично знал своих сослуживцев, подчиненных, а главное — начальство. План родился в доли секунды. Я приказал отцу Иоанну задержаться и вызвал к себе начальника АХЧ. Когда тот прибыл, я широким жестом обвел развешанные по стенам амулеты и обереги. — Весь этот хлам немедленно вон! У бедняги отвисла челюсть. — Это товарищ генерал-порутчик… Господ… Петр Петрович! Да как же! — Он рванул воротник и вытащил ладанку. — Сам ношу! Корень мандрагоры! Иначе сожрут, проклятые, в мгновение ока! И костей не останется! Я многозначительно поднял палец. — Вот именно! Мы еще разберемся, по чьему наущению вся эта нечисть пробралась в славные ряды российских чекистов. Мы тщательно разберемся! И каждому воздастся по делам его. Помутневшие было глаза начальника АХЧ постепенно приобрели осмысленное выражение. Заслышав привычные фразы, он обрел почву под ногами. — Так точно, будет исполнено. — Не сомневаюсь… — Я немного помедлил, — …господин полковник. У того вновь отпала челюсть. Я терпеливо разъяснил: — Начинайте привыкать к новому титулованию. Слава Богу, миновали проклятые времена всяких там товарище. Защищать свободу и демократию может только истинно свободный человек, господин своей судьбы! — Меня понесло. В подобном состоянии я мог произносить пламенные речи целыми часами. Конечно, я выбрал крайне рискованную тему. Если сорвусь — сразу и насмерть. Отчаянная попытка взять в свои руки вырвавшиеся из-под контроля события. Я рискованно помчался вперед, чтобы опередить всех. Если не угадаю направления — попаду под трибунал, зато и выигрыш может оказаться непомерно велик. — Чтобы я больше не слышал ничего подобного! Вы мне еще ляпните: «Служу Советскому Союзу!» Да я вас!.. Мы служим Родине! России то есть! Понятно?! Полковник вытянулся в струнку. — Так точно, господин генерал! Я удовлетворенно кивнул. — То-то. Как только закончите очистку, зайдите ко мне за новыми указаниями. Я глубоко вздохнул и вытер пот со лба. Теперь предстояла гораздо более сложная задача — склонить к сотрудничеству отца Иоанна. На это ушла масса времени и сил, но я справился. По ходу дела родилась безумная до гениальности идея форменной ленты для наперсного креста со знаками различия. Орденской лентой никого не удивишь, зато мундирной… В свое время мы ведь превосходно отличали старшего политрука от армейского комиссара, так почему дьякон не должен отличаться от епископа? А коль скоро Министерство Безопасности — организация военная, так и форма должна быть своя, отличная от одежд черного и белого духовенства. Не эполеты же им на рясы цеплять?! А вот форменная лента со звездами… простите, с орлами, это великолепно! В конце концов отец Иоанн меня понял. ведь печемся мы об одном и том же — о нравственном здоровье народа. Он пообещал мне всемерную поддержку и помощь и ушел, окрыленный перспективой производства в полковники. А то и генерал-рэкетмейстеры. Что-то, а сей нехитрый прием я освоил в совершенстве, с блеском. Благо на мне самом его не раз пробовали. Но вообще-то изрядный болван этот священник. Неужели он все принял за чистую монету? Не для того я строил здание, чтобы собственными руками разобрать его по кирпичику. Нет, мне с православными не по пути. Не оттого, что они исповедуют христианство, а из-за из моральных установок. Слишком чисты. То ли дело иезуиты. Им разрешено и предписано действовать во славу ордена. AMDG. Мне нужны вампиры и привидения — они будут у меня работать. Мне нужны священники, мирящиеся с вампирами — я их найду. А вы-то подумали… Такой выход был бы примитивен… Начальник АХЧ уже дожидался меня. Я прихватил с собой адьютанта, обратив внимание на его несколько блеклый вид, хотя не придал этому значения. Мы разговаривали с полковником, а я тем временем диктовал адьютанту приказ «Очередныя задачи Белаго Движения». Ну не силен я в старой орфографии, не силен! Что поделаешь. Принимайте меня таким, каков я есть. Впрочем, на адьютанта даже мои познания произвели впечатление. А еще больше — способность делать два дела сразу. Но если это доступно какому-то Юлию Цезарю, то генералу госбезопасности и подавно. Первым делом я приказал сорвать вызывающий лозунг «На страже Советской Родины». Не знаю такой! Нету! Кончилась! Имеется Великая Единая Неделимая Россия! Только и только она! Впрочем, чтобы не возникало сомнений, полковник в мгновение ока организовал плакат «Православие, Демократия, Россия», изящно декорировав его трехцветными лентами. Это стало для меня настоящим сюрпризом — оказывается ему не чуждо прекрасное. Что же до остального, то меня нимало не удивила скорость перекрашивания. Работавшим в полном согласии с установками очередного судьбоносного и неизменно истерического пленума не составит труда и такой кульбит. Тем не менее он подкачал — вновь удивился, когда я приказал установить походный киот прямо в своей приемной. С изображением Георгия Победоносца и обязательной лампадой. А шустрый адьютант записывал указания о порядке ношения форменных нательных крестов. Только серебряные! В этом заключался глубокий смысл. Мы должны исключить разлагающее влияние роскоши. Золото недопустимо. В то же время следует учитывать специфику опасной работы. Простой кипарисовый крестик на суровой нитке видится мне недостаточно действенным амулетом… то есть защитным средством. Против нас выступит злобнейшая нечисть. Отборная. Натренированная. Беспощадная. Лишь очищающее влияние благородного серебра способно побороть бесовские чары. Теперь форма. Это же безобразие, а не форма! Черный френч с накладными карманами и галифе. Трехцветный шеврон. Щиты с эмблемой черепа. Белая фуражка. Чуть не забыл, конечно же офицерский стэк. Только так, через «э». И подстричь всех, немедленно подстричь! Личные дела бывших сотрудников Пятого и Девятого Управлений в мой компьютер, я сам буду проводить отбор кадров. Обеспечить каждого сотрудника карманной библией. Организовать курсы изучения церковнославянского. Чтобы к понедельнику не осталось ни одного нехристя. Организованно, строем в церковь. Отец Иоанн поспособствует, окрестит весь личный состав без ненужных формальностей. Подготовить настольное руководство. Шпренгер-Инститорис, «Молот ведьм». Противника надо знать в лицо! Отпустив измученных, падающих с ног офицеров, я позволил себе расслабиться на одну секунду, только на одну. Предстояло еще переделать массу дел. Дрожащей рукой я вытер взмокший лоб и невольно вскрикнул. Мне померещилось, будто невидимка резанул меня по лицу бритвой. Подскочив к зеркалу, я убедился, что так оно и есть — поперек лба протянулась кровавая ссадина. Как мог проникнуть покушавшийся в кабинет, защищенный от всякого магического воздействия?! Ч-черт! Совсем забыл, что ведь сам приказал снять все амулеты. Неужели за мной охотятся и уловили минутную слабость в защитной броне? Ведь уже завтра распятие и святая вода оборонят меня не хуже, а, может, и лучше всех талисманов. Я стиснул кулаки и снова вскрикнул, ощутив резкий укол в правую ладонь. Квадратными глазами я уставился на собственный мизинец. Ноготь подозрительно вытянулся и скрутился трубочкой, да и сам палец как-то подозрительно онемел. Навели порчу! Дознаюсь кто — с землей смешаю. Но это после. Пока на личное нет времени. Я аккуратно срезал мешающий коготь и спустил его в раковину, чтобы никакой колдун не смог им воспользоваться. Хуже, наверное, только вынутый след. И что-то мне этот ноготь напомнил. Что-то я видел совсем недавно… Но отдохнуть мне не привелось. Едва я снова обосновался в кресле, как словно бомба взорвалась над столом. Маршал буквально клокотал, точно перекипевший чайник. — Что происходит?! — сразу завопил он, не тратя времени на околичности. Я сглотнул и внутренне перекрестился. Начинается главное испытание. Держаться. Держаться до последнего. — Готовится реорганизация Тринадцатого Управления. Я не понимаю, что в этом значительного и неожиданного. Маршала, казалось, удар хватил. — Р-разогнал весь личный состав и спрашивает, что значительного? Я пожал плечами. — Вам ведь уже сообщили, что мы обнаружили на базе? — Ну? — Маршал вздернул голову, как норовистый конь, на всем скаку осаженный уздой. — Неужели вы полагаете, что мы сможем вурдалака сражаться против вурдалака? Привидение — против привидения? Дракона — против дракона? Я готов побиться об заклад, что они объединятся, чтобы вместе обрушиться на нас. Совершенно в этом не сомневаюсь. К сожалению, наши заклятые друзья из ГРУ… — ГРУ?! — перебил меня маршал. — Конечно. — Но это же измена! — Разумеется. — Доложить наверх. — Чтобы высмеяли? — Что тогда делать? — Они опередили нас. — Я не преминул подпустить ядовитую шпильку. — Только потому, что у меня были связаны руки. Кто посадил мне на шею «патриотически настроенных домовых и „наиболее сознательных леших“? Я сразу говорил, что следует обращаться к волкодлакам, упырям, умертвиям! Маршал подозрительно прищурился. — Что-то не припомню. — Соответствующая докладная находится в архиве. С вашей визой и отказом. — Даже так? — Конечно. — Я твердо усвоил принцип «лучшая оборона — наступление» и не давал противнику передышки. Рискованно садиться верхом на бешеного тигра, но свалиться с него — вообще неминуемая смерть. — Нам еще предстоит разобраться в истоках вредительства. Слово было произнесено. Фельдмаршал тоже, кажется, растерялся. Даже пенсне как-то жалко перекосилось. Однако он опомнился, сказывается многолетний опыт тайных баталий. — Вот ты какой… Прыткий… Не ожидал, не ожидал… По крайней мере так скоро. — Он задумчиво покусал губу. — И, разумеется, рапорт уже отправил. — Конечно, — с готовностью подтвердил я. — Ваши действия… господин генерал? Я еще раз мысленно перекрестился. — Восстановление исконной русской православной веры. Изгнание всей и всякой нечисти. Духовное возрождение и очищение. Православие — Демократия — Россия, — мне вспомнился лозунг находчивого полковника. Маршальская голова задумалась, потом кивнула. — В этом что-то есть. Но не превратимся ли мы во врагов нами же созданному? Торжествующая улыбка все-таки проступила на моих губах, потому что пенсне возмущенно возмущенно блеснуло. — Как раз нет! Если мы избавимся от нескольких неврастеников и по-настоящему подозрительных личностей, это отнюдь не означает ликвидации структуры, а тем более системы. наоборот, очистившись, она многократно усилится. — Интересно… — Более того, я намерен резко расширить наши ряды и прошу вас добиться увеличения бюджета Тринадцатого Управления как минимум вдвое. Маршал довольно оскалился. — Но как столь специфический контингент уживется со священниками? Я уже наслышан о сегодняшнем скандале. — А это уже моя забота. В конце концов ведь я специалист по колдовству. — Ну-ну… В этом неопределенно мычании смешались скепсис и угроза, не поймешь чего больше. — Но мне потребуется ваша помощь. — Ин-те-рес-но, — по слогам отчеканил фельдмаршал. — В чем же именно? — Я намерен вызвать несколько духов. Но лучше всего это получится, если в моем распоряжении будут личные вещи покойников. Фельдмаршал скривился. — И только-то? Распорядитесь, доставят. Я патетически воздел руки. — Если бы так просто. — В чем же трудность? Пришлось быстро написать на листочке ряд фамилий. Произнести их вслух я не решился. Листок я показал висящей в воздухе голове. Да, сегодня день моего триумфа! Второй раз пенсне соскочило с носа фельдмаршала. Полные щеки запали, усики резко проступили на побелевшем лице. — Вы далеко пойдете, господин генерал, — после долгой паузы произнес фельдмаршал. — Если кто-нибудь вас не остановит, вы совершите потрясающую карьеру. Теперь я вижу, какими недальновидными слепцами мы были. Впрочем, кое-чего не предусмотрели и вы… — Чего? — флейтой взвизгнул я. — Это вы и сами скоро узнаете. Голова медленно растаяла. Как всегда последнее слово осталось за ним. * * * Похоже, сегодняшние события перевозбудили меня, потому что я потерял всякую осторожность. Отпустил адьютанта еще на улице и один поднимался к себе домой, погруженный в тяжкие раздумья. Как-то еще обернется моя затея? Машинально достал ключи, защелкал замком. Почуял нечто неладное, однако не придал значения и смело шагнул в прихожую. Как только дверь закрылась за мною, что-то тяжелое рухнуло на плечи, смрадное дыхание обдало лицо. Я крепко схватил напавшее «нечто», и пальцы ощутили жесткую звериную шерсть. А потом мы опрокинулись и кубарем полетели из прихожей, увлекая за собой все встречающееся на пути. Острые зубы лязгнули над самым ухом, и я с трудом оттолкнул волчью морду, уже прицелившуюся к моему горлу. Откуда здесь волк?! Зверь глухо зарычал и в остервенении рванул рукав. Острая боль парализовала мою левую руку, кровь так и брызнула! Я взвыл не хуже волка и дарил кулаком прямо в нос противнику. Тот обиженно взвизгнул и отлетел в сторону, только глаза зловеще сверкали в темноте. Я судорожно царапал кобуру, пытаясь выхватить «Скорпион», но как назло крышка не поддавалась. Волк снова прыгнул. Я встретил его ударом ноги, отшвырнув прямо на телевизор. Звон и грохот! Слава Богу, за время работы я успел кое-чему научиться и теперь был уже не тем розовым идеалистом. Иначе я давно лежал бы мертвым. Матерый волчище загрыз бы меня в минуту. Но была в его поведении какая-то неуверенность. Просто волка мои удары давно уложили бы на месте, а этот снова прыгнул на меня. Хотя и после изрядной заминки, что было явно неправильно. Мой удар пришелся в воздух, и мы с треском врезались в книжную полку. Схватив первую попавшуюся под руку книгу, я треснул волка по башке. Он взвыл и к моему величайшему удивлению обрушился на невинный томик, выхватил его у меня из руки и принялся терзать. Лишь сейчас я заметил, что волчьи глаза светятся фиолетовым гнилушечным светом. Я быстро перекрестил ворога, и оборотень жалобно взвизгнул, точно его коснулось раскаленное железо. Так то! Застонав от боли в разодраной руке, я торопливо достал нательный крестик и выставил его перед собой. Призрачная, но несокрушимая защита! Оборотень, разорвав книгу, вновь повернулся ко мне. Однако не посмел броситься, крест остановил его. А я тем временем справился с непослушной кобурой, и пистолет сам прыгнул в ладонь. — Ну, сейчас получишь! — торжествующе посулил я. — Пули-то серебряные, ужо запляшешь! Оборотень злобно зарычал. Вдруг сквозь волчий вой послышались человеческие слова. Я прицелился, однако палец вдруг отказался нажимать на спуск. Что-то знакомое проглянуло в неясном волчьем силуэте. — Задунайский?! — Опять подсознание опередило меня. Оборотень замер. — Это ты?! — Йя-у… — провыл волк. Я рассерженно сплюнул. — Докатился! Но «Скорпион» и крест предусмотрительно не опускал, хотя левая рука наливалась свинцом. Крест, казалось весит не менее трех пудов. Волчья морда слегка очеловечилась. — Изменник, — укоризненно рявкнул оборотень. — От такого и слышу, — огрызнулся я. — Хотел нас всех заманить в ловушку, чтобы разом прикончить? Я уже успокоился и включил свет. М-да, погром не хуже татарского. — Дурак ты. Полковник, а дурак. — Я не полковник, — оскорбился оборотень. — Я волкодлак. — Вурдалак, — ругнулся я. Задунайский осатанел. Он вполне готов был опять кинуться на меня. А я… Я торжествовал. Сейчас я убедился окончательно, что судьба хранит меня для великих дел. Ведь под руку мне попался именно томик Пушкина. Ничто иное не отвлекло бы внимание взбешенного начальника технического отдела. Но Пушкина он ненавидел глубоко и искренне. Люто, до самых глубин своей нечистой души. Ведь именно Александр Сергеевич ввел в употребление словечко «вурдалак» почти сразу вытеснившее древнее и благородное слово «волкодлак». Задунайский не мог простить поэту такого оскорбления. Ведь тот плюнул в душу всем честным оборотням… — Хватит, успокойся, — остановил я его. — Сядем рядком и поговорим ладком. Да превратись ты в человека, хоть руку мне перевяжешь. Задунайский прорычал нечто ругательное, однако подчинился. Разговор затянулся, но мне удалось убедить оборотня. Он пообещал продолжать помогать мне. А для себя я тоже сделал вывод. Хватит играть в демократию и жить в обычной квартире. Пора переезжать на предложенную виллу. ОТВЕТНЫЙ ХОД Предпринятая мною переориентация Тринадцатого Управления конечно же сказалась на его работе. Просто не могла не сказаться. Но утверждать, что все сразу встало с ног на голову было бы неверно. Последовал достаточно длительный период привыкания и притирания, хотя перемен оказалось не больше, чем после памятного августа во всей нашей организации. Власти приходят и уходят, а госбезопасность остается. И новой власти она, наверное, нужна еще больше, чем старой, потому что она, новая власть, пока не слишком прочно стоит на ногах и нуждается в поддержке, в твердой руке… Впрочем, я немного отвлекся. Практически все остались на своих местах, Стараниями Волкодлака-Задунайского удалось даже исполнить мой не вполне продуманный приказ (каюсь, грешен) о поголовном крещении. Не знаю, чего он добавил в купель, но мне пришлось долго уламывать отца Томаса, чтобы тот позволил это сделать. Только преподнеся ему наперсный крест на узорчатой ленте с генеральскими позументами, сумел я уговорить упрямого епископа. Мог бы сговорчивее быть, помня прошлое… С нательными крестами оказалось гораздо проще — фальшивое серебро. Зибелла, после недолгих колебаний, решил сменить теплое и сытное место моего телохранителя на суровый хлеб рядового сотрудника Технического отдела. Чем его приворожил Задунайский — ума не приложу. Или он от меня сбежал? Не хотелось бы так думать… Но в самое короткое время Зибелла стал непревзойденным специалистом по установке клопов, жучков и прочей технической энтомологии. Его талант засверкал новыми гранями. А уж всеобщим любимцем горностай умел заделаться всегда. Гораздо худший сюрприз поднес Ерофей. Он наотрез отказался работать у меня дальше. Не помогли ни уговоры, ни упреки, ни посулы, ни даже угроза военного трибунала. — Хочу уволиться, жить в деревне, сено косить. — Ты что, спятил? — Я не мог скрыть раздражения. — Пусть так — спятил. — Ну, как знаешь. — Зачем держать? — вставил Задунайский. — С подобными настроениями он принесет нам больше вреда чем пользы. — Слушай новых друзей, — непонятно добавил Ерофей. — Они тебя научат… — Я сам решу, — отрезал я. Быстренько подготовили приказ об увольнении из рядов, взяли положенные расписки, ровным числом шестьдесят восемь, и отпустили домового с миром, хотя я нутром чуял — хлебнем мы горя с этим правдолюбцем. Отпустили — что я мог еще для него сделать? Но на всякий случай я приказал Зибелле получше оснастить Ерофееву избушку портативными микрофонами. А потом со спокойной совестью вернулся к делам текущим. Бурная деятельность развернулась сразу по трем расходящимся направлениям. Опасная тенденция — занимаясь одним, рискуешь упустить другое, не менее важное. А когда все три выглядят одинаково важными и вовсе становишься в тупик. Первое — реорганизация и доукомплектование Уравления. Мы быстро избавились от всяких там домовых, банных и прочей нечисти. Существа, неспособные понять святая святых — воинскую дисциплину, — они только вносили разлад и перебои в работу отлично смазанного механизма. С помощью Задунайского мы быстро заполнили образовавшиеся вакансии. Да и четыре моих новых заместителя неплохо потрудились. Хотя, откровенно признаться, поначалу оторопь брала при встрече с синевато-бледным вампиром, порхающим возле окна, либо с умертвием. Однако новые сотрудники показали себя исполнительными, пунктуальными работниками, и в запутанных было делах вновь воцарился отменный прядок. Одновременно пришлось внести ряд изменений в структуру Управления. Хотя, кажется, я начинаю путаться. Первым и самым главным стало не это. Следовало дать понять зарвавшимся нахалам из ГРУ, кто в доме хозяин, а то они вконец распустились. Причина была веской. Фактически, определялось, кто будет управлять страной. Вы полагаете, что это делает президент, парламент, правительство? Формально — да. Однако на основе чего ни принимают свои решения? Опираясь на информацию, которую подаем им мы, разведка. Вообще в наше время информация приобретает ключевое значение. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Поэтому борьба с ГРУ обретала глубинный смысл. Кто возьмет под контроль информацию? А значит, кто возьмет под контроль страну. Здесь все средства хороши, ставка крайне велика. Поэтому отвлекаться на прочие мелочи мы не могли… Не знаю, какие пружины надавил фельдмаршал, только через два дня у меня а столе лежал короткий список с приколотым распоряжением: узнать, где готовятся наши «братья по оружию». Шпионские школы и полигоны мусульманских террористов нас нимало не интересовали. Опять-таки не знаю, что и как предпринимал Задунайский, но спустя два дня он с таинственным видом подчеркнул в списке одну строчку. При этом оборотень непроизвольно облизнулся, показав желтые клыки. Я уже имел случай их оценить — рука побаливала до сих пор. Немного поразмыслив, я решил вставить в воротник кителя железную пластину. Благо у новой формы воротники были стоячими. Береженого Бог бережет. После этого мы занялись подготовкой операции. Непосредственное руководство ею я возложил на начальника отдела специальных операций Юрия Владимировича. Распределение обязанностей между моими четырьмя новыми заместителями произошло естественным образом. Юрий Владимирович слыл докой в подобных операциях — ему и карты в руки, особенно, учитывая его профессиональную нелюбовь к ГРУ. Однако я решил лично проконтролировать и поучаствовать. Конечно, я не собирался носиться с пулеметом наперевес, миновали лихие времена, невместно для нашего чина. Но какая-то авантюрная жилка таки трепыхнулась. Да и предчувствие, если хотите, тоже позвало в дорогу. * * * Время для нападения выбрали стандартное — половина четвертого. Начальник караула видит самые сладкие сны, и, помня об этом, часовые дают себе маленькое послабление, уповая на технические средства. Конечно, «Аквариум» посеял вокруг своей вотчины эту мерзость в изобилии, но ведь и мы не лыком шиты. Все датчики рассчитаны на обыкновенных людей и вообще на материальные объекты. А их у нас не было. На базе обучали вампиров, но я резонно полагал, что армейская ограниченность не позволит окружить базу противомагическими ловушками. Догматики и рутинеры не способны воспарить мыслью. Я глянул на часы. Пора бы. Юрий Владимирович, заметив мое движение, улыбнулся. — Уже начали. — Так почему… Ах, конечно… Я представил, как привидения бесшумными сгустками тумана скользят над землей, направляясь к сторожевым вышкам — своей первой цели. На всякий случай я потрогал любимый «Скорпион». С той памятной ночи, когда случилось небольшое недоразумение с Задунайским, я не расставался с ним ни на миг. Выяснилось, что золотые погоны сами по себе — отнюдь не защита. А «Скорпион» меня устраивал — легкий, надежный, скорострельный. Все пули в магазине — исключительно серебряные. Мне предлагали кое-что из нашей техники — «Утес», «Дрель»… Но я казался непатриотичен. Своя шкура дороже. Юрий Владимирович вновь улыбнулся. — Все предусмотрено, случайностей не будет. — Не зарекайтесь, — остановил я его, раздосадованный, что моя нервозность прорвалась наружу и была замечена. — Повторяю, случайности возможны только у дилетантов, — обиженно сказал Юрий Владимирович. Конечно, сидя в штабном бронетранспортере, можно чувствовать себя уверенно, однако небольшая острастка в любом случае не помешает. Юрий Владимирович откинул верхний люк, высунулся. Тишина. — Вот видите, — хмыкнул он, ныряя обратно в темное чрево стальной махины, — все спокойно. Мои орлы сработали четко. Еще бы. Я представил себе, что происходит сейчас на вышках и поежился. Легкий, невесомый клочок тумана вдруг возникает из темноты и медленно наплывает, разрастаясь, затягивая все вокруг. Тишина, листик не шелохнется. Но, когда это невинное облачко обнимет тебя, вдруг обнаруживаешь, что туман приобрел густоту клейстера. Он заклеивает нос и рот, мешает дышать. Ты пытаешься крикнуть — напрасно. Из горла вырывается лишь беспомощное сипение. От недостатка воздуха в ушах начинает звенеть, потом звучит грохот сотен тяжких молотов, перед глазами крутятся разноцветные светящиеся колеса. Но ты понимаешь, что это далеко не конец. Некто совершенно ужасный надвигается на тебя изо мрака. Бессмысленно пытаться передать словами его облик, потому что он не имеет вида, да ты и не различаешь его, хотя твердо знаешь — он рядом. Каждая клеточка твоего тела принимается биться в истерике, глаза вылезают из орбит, руки костенеют, а под конец не выдерживает сердце… Да, жуткая штука — настоящее, неподдельное привидение. Не хотел бы я с ним столкнуться. Тем более, что на инструктаже Юрий Владимирович доходчиво объяснил: патронов не жалеть, холостыми не стрелять. Не знаю, что там считается патронами у привидений, однако наверняка ничего приятного. Вся операция для людей в моем Управлении оставалась очень засекреченными маневрами, зато остальные имели нормальные боевые приказы. Летели минуты, однако даже самый слабый звук не нарушал ночного покоя. — Идем, — сказал я. Дело в том, что мне хотелось поближе познакомиться с тем, что придумали наши заклятые друзья. Не стоит упускать малейший шанс поучиться — Подождем, Петр Петрович, — остановил меня Юрий Владимирович. — Сначала нужно расчистить подходы, убрать колючку и мины. — Неужели вы полагаете, что я собираюсь прятаться по кустам, словно какой-нибудь диверсант? — вежливо поинтересовался я. — Нет, я хочу войти через парадный вход. Юрий Владимирович ничего не сказал, лишь поморщился неодобрительно. Повинуясь его приказу, два здоровенных вампира команды «Дельта» двинулись следом за мной. Интересно, почему у него такое явное пристрастие именно к вампирам? Он укомплектовал «Дельту» почти целиком из них. А я порадовался, что успел усовершенствовать свой китель. Не внушали доверия мне их мрачные физиономии. Мало мне адьютанта, на тебе еще двоих… Звезды на воротах части светились рассеянным багровым светом, словно две пригоршни горячих углей. Непорядок! Почему устаревшая символика до сих пор не заменена на двуглавых орлов? Это нераспорядительность или политическая демонстрация? Мое изумление передалось сопровождающим, адьютант даже икнул. — Кое кому не поздоровится, — прошипел я и осторожно, но требовательно стукнул в дверь КПП. В приотворившемся окошечке промелькнуло странное белое лицо, и дверь открылась. — Добро пожаловать, генерал, — плотоядно осклабился жирный волкодлак, вытирая окровавленную морду. Слегка вспотевшими руками я нащупал «Скорпион» и серебряный крест. Никак не могу привыкнуть к новому контингенту. За ними глаз да глаз! Я повернулся к вампирам. — Спецмашину сюда. И побыстрее! Адьютант скривился как от зубной боли, но послушно упорхнул. оборотень тем временем открыл ворота, однако я не торопился входить. Мало ли каких ловушек наставили мудрецы из ГРУ? Наконец, добродушно пофыркивая теплым дымком, подкатил бронетранспортер. Единственным его отличием от стандартного армейского была башня. Вместо рубчатого пулеметного ствола ее венчала толстая труба водомета. Я легко вскочил на броню. Адьютант последовал за мной. Зато вампиры с видимым отвращением отодвинулись подальше. Знаю я вас, не по нраву святая вода! Так что даже Юрий Владимирович не все знал о плане операции, оставались у меня маленькие секреты. Весом двадцать тонн. Теперь я чувствовал себя много бодрее. Но на всякий случай снял «Скорпион» с предохранителя». — Поехали. Никто не ответил. Я сунул голову в люк и вздрогнул. Пусто. Я уже открыл рот, чтобы выругаться, однако спохватился. Как я мог забыть, что теперь все технические должности в моем Управлении занимали гремлины. Знающие, тихие, исполнительные. И не любящие показываться на люди. Они обычно прячутся внутри подчиненного механизма — мотора, пушки, радиолокатора. — Двигай! — резко скомандовал я. Впрочем, въехать в ворота нам не удалось. Напрасно урчал мотор, напрасно колеса крутились так, что запахло паленой резиной. Бронетранспортер словно уперся в невидимую стену. Эта комедия могла тянуться бесконечно, если бы я не сообразил, что ворота заговорены. Все-таки люди «Аквариума» оказались не столь наивны, как я предполагал вначале. Следовало лишь правильно определить: заговорена для зла или против него. А то попытка снять заговор может привести к совершенно катастрофическим результатам. Если святые мощи полить святой водой… Появление нового Иерусалима мне ни в коем случае не нужно. Я осторожно приблизился к воротам, буквально обнюхивая каждую их пядь. Эманация сопротивления исходила из-под воротных столбов. Что это? В последнее время я начал немного путаться и потому решил попросить помощи. Поманив пальцем одного из вампиров, я приказал: — Копай здесь. Если там окажутся действительно святые мощи… Что ж, один вампир — не велика потеря. Однако наш орел беспрепятственно подкопался под столб, хотя и его сверхъестественное чутье не обнаружило ничего подозрительного. Значит, моя первоначальная догадка оказалась правильной — это злое заклятье. Действительно, подавая мне шелковый мешочек, вампир даже изогнулся от почтения. Я развязал мешочек, глянул. Хороший зуб. Вампирский. Правый глазной зуб графа Дракулы Задунайского, как выразился бы классик. Но предаваться реминисценциям было некогда, и я махнул рукой: — Поливай! Водомет зашипел, и струя святой воды окатила ворота. Они вспыхнули прозрачным серебристым светом, похожим на блеск далеких молний. Краска в тот же миг обуглилась и начала облезать чешуйками, звезды погасли. Мои вампиры старательно прятались позади, тщательно следя, чтобы ни одна капля не попала на них. Скверно, что эта процедура выдала нас, настолько яркой оказалась вспышка. Теперь о нас знали все! Отступать было поздно, только вперед! И я торжественно въехал в город на белом коне. Подозрительная тишина настораживала. Не верил я в то, что территория части полностью очищена от врага. Привидения сумели полностью нейтрализовать человеческий фактор охраны базы. Но куда делся спецконтингент? Ни мои глаза, ни чуткие датчики — создания Задунайского — не могли различать ничего. Неужели всех вывезли? Шины бронетранспортера шуршали по бетонной полосе, обсаженной приятными на вид кустиками. Фонари ярко горели, и было светло как днем. Опытный глаз профессионала поэтому легко различал переплетающую штамбы колючую проволоку, а изящные цветочные клумбы на проверку оборачивались пулеметными гнездами. Я ведь сразу определил — близорукие догматики. И амулет под воротами скорее всего закопали не против, а для. Для того, чтобы не разбежались собственные воспитанники. Против обычных диверсантов защитились отлично, но все хваленые системы не помешали орлам Юрия Владимировича — привидениям и вампирам — успешно обрабатывать безжизненные тела, распластанные у пулеметов. Все-таки Задунайский — гений своего дела, его следует беречь, аки зеницу ока. Он разработал специальный душеэкстрактор, с помощью которого можно из неповрежденного тела извлечь еще тепленькую душу. Для дальнейшего использования в надлежащих целях… Здесь мои размышления прервал резкий грохот автоматной очереди, лязг пуль по броне, противное верещание рикошетов. Я мешком ухнул наземь, до крови рассадив левый локоть. Не везет же этой руке. В окне штаба замигали сине-багровые огоньки. Вновь вокруг запели пули. Один из вампиров слишком уверовал в свою безопасность, попер на пулемет в открытую и поплатился. Очередь перерезала его буквально пополам. Не так прост оказался противник. Пульки-то тоже употреблял серебряные! Неслышной тенью подлетел Юрий Владимирович. В храбрости ему нельзя было отказать. — Заминка? Вместо ответа я протянул руку. Он сочувственно покивал, но не смутился. — Надо спешить, — напомнил я. — Сейчас сюда наверняка мчатся вертолеты с ближайшей базы. — Не беспокойтесь, — ухмыльнулся он, и его острые зубы зловеще сверкнули в синеватом свете ртутных фонарей. — Враги поймали сами себя, разместив базу в столь глухом месте. Помощь, если придет вообще, придет нескоро. Повинуясь неслышному приказу, белесые облачка устремились к штабу. Но вдруг остановились, расплющившись о невидимую преграду. — Магический щит, — злобно прошипел Юрий Владимирович. — Проклятье! Почему его не обнаружили сразу?! Придется вам выкуривать его, — повернуся он к моему адьютанту. — Это работа для настоящего мужчины. Мы посмеялись шутке, хотя было ясно, что серебряные пули свалят человека ничуть не хуже, чем вампира. Между прочим, я не уверен, что он человек…. — На вас ни в чем нельзя положиться, — упрекнул я своих подчиненных. — Неужели для штурма пулеметной точки требуется именно генерал-порутчик? По моему приказу бронетранспортер медленно пополз вперед. Пулемет зашелся истерическим лаем. Наш ответный огонь был откровенно слаб и не причинил невидимому противнику никакого вреда. Зато у нас в тылу начало происходить нечто непонятное, а потому особенно неприятное. С лязгом откинулись крышки канализационных люков. Не ожидал такой подлой уловки! Хорошо отработанные рефлексы решили за меня: «Скорпион» в руке задергался, как живой, и пули высекли веер искр из бетонки. Но под первой крышкой оказалась вторая, она явно была рассчитана на прямое попадание атомной бомбы умеренного калибра — вороненая сталь толщиной полметра. Это я оценил, когда многотонная туша бесшумно поползла в сторону. Одно хорошо — люди там явно не прятались. Адьютант нервно встрепенулся. Я понимал его: что-то выползает наружу, лучше держаться подальше. Однако панику в бою следует пресекать беспощадно, и я жестко приказал: — Мое оружие! Быстро! Громкий командный голос оказал благотворное действие. Бедняга проворно нырнул в люк БТР и подал мне арбалет. Вся соль заключалась в стрелах — рябиновое древко, а вместо наконечника — стеклянная капсула со святой водой. Рябиновый прут сам по себе, как известно, рассеивает колдовские чары, а вода должна изгнать чертовщину. Я выстрелил навскидку, не целясь. Тонкий звенящий стон отметил уничтожение магической завесы. — Огонь! — взревел я. Только брызги полетели, когда несколько автоматов ударили по окну, где затаился противник. Громкий вопль показал, что теперь наши выстрелы были куда более действенны. Нам следовало бы, не медля ни секунды, броситься туда, но помешало неожиданное происшествие. Всего ожидал, кажется, но… В открывшихся бетонных колодцах вспыхнуло багровое пламя, отчего они вмиг стали похожи на стартовые шахты. Промелькнула дикая мысль: сейчас рванет, хорошо бы не атомные… Действительность оказалась не лучше. В небо метнулись столбы мрачного пламени и черного дыма, резко запахло серой. А секунду спустя три черно-зеленых тела взмыли к низким тучам. Драконы! Вот где их прятали! Да еще троих сразу. Последний уцелевший охранник выпустил на свободу адских тварей, сразу превратив нашу победу в катастрофу. Он знал, что сделать. Начнут дракончики обживать округу, тогда все взвоем благим матом. Головы полетят! Эта же мысль совершенно отчетливо проступила и на лице Юрия Владимировича. — Драконами займемся потом, — я в корне пресек зарождающийся беспорядок. — Сейчас надо справиться с негодяем, их выпустившим. И как можно скорее. Пальба из окон штаба прекратилась, и мы, по-прежнему прикрываясь броней, направились к зданию. Обнаружилось примерно то, что я ожидал. Зато адьютант долго переваривал увиденное. На полу распростерся высокий костлявый мужчина в полушубке, подпоясанном кушаком. Я насчитал по меньшей мере пятнадцать ран, хотя он все еще дышал. Рядом с колдуном (а кто же еще?) валялся посох с железным крюком, автомат АКС-74У и несколько пустых магазинов. Колдун со стоном перевернулся на спину и с такой ненавистью посмотрел на нас, что даже не ведающие страха и смущения вампиры попятились. Я на всякий случай прошептал: — Чур меня, чур, — и снова нащупал в кармане крестик. Юрий Владимирович приятно улыбнулся и приказал своим орлам побыстрее собирать документы. Орлы вприпрыжку бросились по кабинетам. А я остался творить молитву возле умирающего колдуна, чтобы он не мог повредить нам. Господи, как он рычал и скрежетал зубами, отходя! Жуткая вещь — кончина колдуна, никому не пожелаю любоваться. Теперь я в полной мере оценил глупость господ из ГРУ. Они оказались в положении известного ученика чародея — выпустили на свободу силу, не зная, как ее укротить. А нам теперь приходится расхлебывать заваренное ими адское варево! Заметив, что колдун упрямо тянется к своему автомату, я спокойно сменил пустой магазин «Скорпиона» и точной очередью отрубил костлявую руку. Отвалившаяся кисть шевелилась точно полураздавленный паук, пока я не хлестнул ее предусмотрительно запасенным рябиновым прутом. Она моментально занялась чадным пламенем и быстро сгорела, оставив после себя липкое черное пятно. Колдун застонал, но я рассмеялся ему прямо в лицо. — Не на того напал. — Ты еще пожалеешь, — прошелестел слабый голос. — Не о тебе! — отрезал я, — Как знать… — Сгинь, изыди! — строго приказал я, нашаривая на поясе небольшой осиновый колышек. Колдуна вновь заколотило, точно сквозь него пропускали электрический ток. Примчался озабоченный Юрий Владимирович. — Все вымели подчистую! Пора уходить! — Идем, — согласился я. Вдруг какая-то сила подняла полумертвого колдуна, он шагнул к нам. Мы непроизвольно шарахнулись в разные стороны. Но глядел он только на меня с адьютантом, Юрий Владимирович внимания не удостоился. Чуял человечину, негодяй. — На тебе, — проскрипел колдун. — Отдай тому, у кого взял, — автоматически ответил я. Зато адьютант замешкался. Колдун протянул пустую руку ладонью вверх и уже требовательно повторил: — Бери на память! Видимо бедный парень подпал под влияние неведомых сил, потому что покорно протянул свою руку навстречу. Их ладони соприкоснулись, и колдун дико захохотал. В тот же миг его тело начало стремительно истлевать. Кожа пожелтела, сморщилась и поползла клочьями с черепа. Вскоре перед нами стоял весело осклабившийся скелет в пробитом пулями полушубке. Он еще раз громогласно хохотнул и рассыпался по косточкам. Мы с Юрием Владимировичем как по команде повернулись к адьютанту. Тот побледнел, словно привидение. Пострадал за свою неграмотность. Никто не просил его ввязываться в эту операцию, выслужиться захотелось. Я не сомневался, что он соглядатай, приставленный ко мне фельдмаршалом. Так хотя бы почитал про колдунов и ведьм, знал же, где работает! А так — получил по заслугам… Юрий Владимирович вопросительно глянул на меня. Я предостерегающе поднял ладонь. — Не спешите, нам нужна информация. — Не промахнитесь на сей раз вы, генерал, — проворчал он, но пригасил кровожадный огонек в глазах. — Кто ты? — жестко спросил я. — Полуголова приказа черной магии Федор Петров сын Бекбулатов. Мы вновь переглянулись. Вон куда корешки потянулись! Но с другой стороны хорошо, что такую крупную щуку отловили. — Живьем, — одними губами приказал я Юрию Владимировичу, тот понятливо кивнул, а снова обратился к бывшему адьютанту, а теперь колдуну: — Откуда ты пришел? — Из мрака. — Кто твой хозяин? — Князь тьмы. Меня прошиб холодный пот. С каждым мгновением я терял почву под ногами. Мы все проваливались в такую трясину, из которой вовек не выбраться. Но самое скверное — мы могли увлечь за собой весь мир. Неужели безумцы действительно сочли число зверя и начертали его? А три дракона, коих мы видели, суть «выходящие из уст дракона и из уст зверя, и из уст лжепророка три духа нечистых, подобных жабам»? Тогда я замахнулся не по плечу. Справиться с мелкими бесями — плевое дело. Вампиры, привидения, оборотни, пусть даже сами драконы — тоже, в общем, противники знакомые и привычные. Но вот князь тьмы… К счастью орлы Юрия Владимировича не ведали ни страха, ни сомнений, Сеть, сплетенная из заговоренных вервий, рухнула на новоиспеченного колдуна, прежде чем он успел опомниться. Сноровистые вампиры спеленали его по рукам и ногам, забили в глотку кляп, чтобы случайное заклинание не освободило злодея. Оставалось только получше замести следы. Я хорошо выбрал способ. Оставлять после себя пепелище, чтобы любой мог копаться и разнюхивать… Я не столь наивен. К завершающему этапу операции я готовился наиболее тщательно. Как справедливо заметил Штирлиц, запоминается последняя фраза. Я хотел, чтобы ГРУ надолго запомнило мое последнее слово, однако не сумело понять его. Я достал клок черной шерсти и фляжку с нечистой водой. Правда, пришлось на время отложить подальше крест, иначе заклинание не сработало бы. Орлы-вампиры радостно захлопали в ладоши при виде вонючей трясины, в считаные мгновения проглотившей здания, дороги, деревья, пулеметы, трупы… Все. Пусть теперь, кому охота, лезет в проклятое болото! Мы возвращались с победой, однако у меня кошки скребли на душе. БУДНИ КОНТРРАЗВЕДКИ Я вернулся закопченный дымом пожаров и побед. Словно для того, чтобы испортить мне настроение, моего возвращения поджидала необъятная гора разнообразных дел, по преимуществу бумажных. Сражаться с драконами, право слово, куда легче. Первым примчался на прием начальник отдела личного состава с ворохом личных дел и кипой отчетов о проделанной работе. Генрих, по доброте душевной, взвалил на себя по совместительству обязанности начальника штаба, походной канцелярии и еще многого другого. Его педантизм и аккуратность уже вошли в поговорку. Если бы не он, мои вахлаки утонули бы сами и утопили бы все Управление в штормовых волнах разбушевавшегося делопроизводства. Ведь даже вампиры и оборотни не склонны возиться с бумажками, полагая это нестоящей мелочью. А что тогда говорить о домовых и леших? Приятно улыбаясь, он положил на стол приказ о зачислении в отдел Юрия Владимировича всех грешных душ, уловленных во время последней операции на должности привидений. Мне оставалось лишь всплеснуть руками. — Я-то думал, что даже он сам не знает их имен, а у вас приказ отпечатан. Глаза за стеклами пенсне лукаво сощурились. — Не только приказ, но и личные дела. С автобиографиями до и после смерти, положенным числом фотографий и вообще всем необходимым. — Невероятно. — Для хорошо налаженного делопроизводства нет ничего невозможного. Ordnung основа основ есть. — Положительно не знаю, как отметить ваше старание. — Я задумался. — Конечно, можно было бы вернуть вам ваше прежнее звание, однако, боюсь, нас не вполне правильно поймут. Пока еще рано. Генрих немного театрально вздохнул. — Я работаю не ради наград. — Знаю. Что у вас еще? — Приказ об увольнении. Нашлись три сомнительных элемента, которые пригрелись на космических станциях «Трезубца». Мы полагаем их присутствие опасным, отец Томас и Задунайский уже подготовили надлежащую замену. Тем более, что они ведут явно паразитический образ жизни. Мы произведем освящение станций, торжественное молебствие, воздвигнем походные алтари. Святой крест и горячая молитва защитят наши силы сдерживания гораздо лучше бесей. — Он с чувством перекрестился. Я последовал его примеру. А потом черкнул пару строк на подготовленном приказе. — Произведите служебное расследование, по чьей инициативе и с чьей помощью попали они на станции. Негласное расследование, конечно. Генрих с минуту смотрел на меня широко открытыми глазами, потом кивнул. — Будет исполнено, господин генерал. В дверь осторожно поскреблись, и в кабинет просунулась острая мордочка Зибеллы. Завидев Генриха, он с быстротой молнии пропал. Поняв, что горностаю нужен разговор с глазу на глаз, я торопливо подписал все документы и отпустил Гиммлера. Вид Зибеллы насторожил меня сразу. Слишком уж он был весел, дурной признак. И действительно, Зибелла приволок мне ворох магнитофонных кассет. Послушал я их, а потом минут пять старательно причесывался, чтобы заставить улечься вставшие дыбом волосы. Подготовленный Зибеллой материал отличался двумя качествами, возведенными в превосходную степень: разнообразием и неприятностью. Чего угодно ждал, но не такого… Первым шел вопрос о моральном разложении. Это среди призраков! Воистину сказано: не верь глазам своим. Однако я вынужден был поверить. Усердный не по разуму Зибелла в мгновение ока в порошок стер блестящую кандидатуру на пост моего заместителя. Многое можно простить, но мы должны блюсти чистоту рядов, а нам показали учебное пособие по ультрапорнографии. Я понимаю, призраки тоже люди, но нельзя же так… Я нажал клавишу селектора. — Задунайский. — Слушаю, — неприятно проскрежетал динамик. — Подготовьтесь к дематериализации. — Кого? — Пока секрет. Приду лично. И без голоприемника я увидел, как Задунайский пожимает плечами, но в голосе его не прозвучало и нотки удивления. — Хорошо. Когда? — Сразу после обеда. — Будет исполнено. Я задумался. Не с того мне хотелось начать свою работу. Признаться откровенно, я даже не представлял себе разнообразия своих обязанностей здесь, в стенах Управления. На войне было много проще. Нетерпеливое покашливание Зибеллы вернуло меня к действительности. — Что дальше? А дальше, как говорится, было больше. Заговор. Да, именно так. Фривольные разговоры относительно непрофессионализма нового, то есть моего, руководства. Недаром я всегда считал человеческое звено самым слабым. А прочность цепи равна прочности самого хрупкого звена. От него следовало избавиться, как можно скорее и как можно беспощаднее. Я вновь щелкнул селектором и гаркнул адьютанту: — Замов ко мне! Немедленно! Меня нет ни для кого! Ни для господа Бога, ни для Сатаны рогатого! И хлопнул ладонями по столу. Левая неприятно заныла. надо, наверное, сходить к врачу. Со мной творится нечто неладное. Грешным делом я даже испугался: не проказа ли? Уподобляясь бессмертному герою Джерома тщательно проштудировал медицинскую энциклопедию, но пришел к выводу прямо противоположному. Я здоров. Непозволительно безукоризненно здоров. Человек таким не бывает, всегда найдется хоть маленькая хворобушка. А у меня нет ничего из преогромнейшего списка. И при всем при том — что-то несомненно происходит неладное. Зибелла вновь кашлянул. — Сгинь! Тебя не должны видеть. Он вопросительно поглядел на непрослушанную еще кассету. — Потом. Сейчас не до тебя. Горностай обиделся. — Не надо, успокойся. Сразу после совещания. А сейчас тебе лучше исчезнуть. Сожрут. С костями. Зибелла ехидно подмигнул. Не с такими, мол, справлялись, и тотчас растворился в воздухе, словно его и не было. Вовремя! В дверь деликатно поскреблись. Я оценил предупредительность своих замов. Как как всякие нормальные духи, они могли материализоваться прямо в кабинете, несмотря на запертые двери и амулеты. Их хватало против заштатного привидения, но ведь я набирал личности самые выдающиеся. Что бывшему епископу Томасу распятие? — Войдите, — разрешил я. И они вошли. Но сразу попятились назад, к двери. Не понимаю, что их так удивило? — Садитесь, — предложил я, разговор будет долгим. Они бесшумно скользнули в мягкие кожаные кресла. Начальник отдела контрразведки генерал-майор Малюта Скуратов-Бельский. Величайших трудов мне стоило уговорить его побриться и сменить дремучий сарафан на цивильное платье, либо современный мундир. Начальник отдела пропаганды его преосвященство епископ Томас Торквемада. По совместительству генерал-рэкетмейстер. И здесь не обошлось без проблем. Правоверный католик наотрез отказался признать другие конфессии. Улестил, заверив, что сначала следует разобраться с безбожными еретиками и сатанистами. Начальник отдела специальных операций Юрий Владимирович Андропов. При слове «демократия» у него непроизвольно скрежещут зубы, и еще он все время недовольно косится на Торквемаду. В остальном — идеальный призрак для своего места. И бриллиант в моей коллекции. Человек, то есть призрак, взваливший на свои плечи тяжкий воз рутинной канцелярщины и волокший его с наслаждением и даже артистизмом. Генрих Гиммлер. Вот с кем мы работаем душа в душу. Конечно, возникали некоторые трения из-за понижения в чинах. Но я строго указал им, что никакие прежние заслуги в расчет не принимаются. Я буду учитывать только нынешнюю реальную работу. Кроме того имеется множество отменных кандидатур на замещение вакантных мест: Кэндзи Доихара, Вильгельм Штибер, Жозеф Фуше, мистер М., Эрнст Кальтенбруннер, Роберт Сесил и так далее до бесконечности. И лично от меня зависит перемещение из мира духов в мир реальности. Они это превосходно поняли и в полной мере оценили мою деликатность. — Я хочу сообщить вам пренеприятное известие, — начал я с сакраментальной фразы. — Нам надо очистить свои ряды от скверны. Глаза Торквемады сверкнули. Предстояло знакомое и близкое ему дело. Однако я совершенно отчетливо уловил в них тень испуга. — В настоящее время недопустимы никакие разногласия, а тем более интриги. Затесавшиеся в наши ряды людишки пытаются строить козни, утверждая, будто мы приносим слишком много вреда, что совершенно уничтожает приносимую нами же пользу! Речь идет не о том, стоит ли их полностью заменить. Решение принято, приказ подготовлен. Людям не место в стенах нашего Управления! Сомнения возникают, когда мы пытаемся выяснить, насколько быстро и безболезненно пройдет такая замена. Располагаем ли мы достаточным по количеству и подготовке контингентом? Его преосвященство (он же генерал-рэкетмейстер Торквемада, как вам угодно) сдержанно возразил: — Может, не стоит торопиться? Мы ведем обработку заблудших душ форсированными методами, и результаты не замедлят сказаться. Отпускать на сторону людей, посвященных во многие секреты нашего ордена мне представляется крайне неразумным и даже рискованным. Я не верю в подписки и расписки. Человек слаб. Малюта криво ухмыльнулся. — Не богоспасательными речами вы их потчуете? — Конечно нет. Растление душ обеспечивают заложенные в тайники труды отцов марксизма-ленинизма. Я не знаю другого столь мощного средства. — При этих словах Юрий Владимирович перекосился. — Насилие над ближним суть основа коммунистической идеи. К ним добавляются в надлежащей пропорции приказы основателя нашей системы. Нам удалось установить точное процентное соотношение, обеспечивающее максимальный эффект. Тут и Железный Генрих не выдержал: — Это верно! Даже прусская казарма — перепившийся бордель по сравнению со счастливыми фаланстерами Сен-Симона и Фурье. А такой порядок может обеспечить только сила. Впрочем, толпа любит насилие. — Злобная клевета, — прошипел Андропов. — И вообще, я не понимаю, ваше преосвященство: вы спасаете души или наоборот, губите их? Торквемада снисходительно возразил: — Господу нет столько радости о десяти праведниках, как об одном обращенном грешнике. Мы даем заблудшему возможность вернуться на дорогу справедливости и тем самым радуем Бога. — Оригинально… — покрутил головой Малюта. — Молчать! — рявкнул я, изрыгнув пламя. Все моментально притихли. — Не хватало мне склок прямо здесь! Я задал конкретный вопрос, ждут ваших ответов и советов. Малюта метнул презрительный взгляд на остальных и решительно отрубил: — Нет, не сумеем! Кандидатов много, но это совершенно сырой материал! Они даже представления не имеют, что такое дыба, я не говорю уже об испанском сапоге или… Не готовы к нашей работе. Ведь мы не держим тупых костоломов, нам потребны мыслящие работники! А с такими туговато. Андропов, успокоившись, подтвердил: — Так точно. Но если пошарить по могилам моих бывших сотрудников, то полагаю… — Я тоже оставил хорошее наследство, — ревниво проворчал Торквемада. Я покивал. Не то они говорили, не то. — Благодарю вас. Но любое из ваших предложений требует времени. А вот его-то в нашем распоряжении как раз не осталось. Поэтому я принимаю следующее решение. — Все четверо насторожились. — Еще более форсировать обработку личного состава. А Юрию Владимировичу обеспечить незамедлительную трансформацию всех оставшихся людишек в наших людей. — Может изысканного стилиста Грэма Грина и покоробила бы такая фраза, но сотрудник СИС Грэм Грин был бы восхищен изяществом найденного решения. — Отец Томас, вы помогаете ему! Генрих, переоформляйте личные дела. Малюта! Ни одного шороха вокруг операции. Они вскочили и щелкнули каблуками. — Переходим ко второму вопросу. Во время акции против наших друзей мы встретились с довольно зловещими признаками. Малюта, к вам доставлен полуголова приказа черной магии ГРУ Бекбулатов. Узнать все! Они, кажется, стакнулись с князем тьмы… Андропова еще раз перекосило. Какая слабая натура у бывшего председателя КГБ. А что происходило далее — сугубая государственная тайна. * * * Отпустив заместителей, я вытер взмокший лоб и с наслаждением расстегнул китель. Я чувствовал себя просто выпотрошенным и, прежде чем приступать к дальнейшим делам, хотел немножко отдохнуть. Ведь в отличии от моих замов — я простой человек, и бренное тело время от времени требует своего. Осторожное поскребывание насторожило меня. — Кто там? — вяло спросил я. Сил оставалось лишь на то, чтобы схватить неизменный «Скорпион» и крестик. Даже в собственном кабинете нет покоя от ворогов. Бди! Но это всего навсего вернулся Зибелла. — Тебя мне не хватало, — простонал я. — И так неприятностей выше головы. Зибелла сочувственно покивал. — Готов поспорить, что у тебя напоследок тоже припасена какая-то отменная гадость. Полное согласие. Я пригорюнился. Ни секунды покоя, просто не дают расслабиться. — Ладно. Давай сюда свой подарочек. Отдышаться я сумел только пять минут спустя. Все видим, ко всему готовы, но… — Молчать! — приказал я Зибелле. — Держи язык за зубами, иначе живым поджарю. Если кто-нибудь пронюхает — его не спасет ничто. Зибелла в этом не сомневался. — Но ведь мы не допустим. Разумеется, просто не имеем права. — А что, если он зайдет слишком далеко? Рано или поздно тайное выплывет наружу. Последствия непредсказуемы. — Нам ведь тоже несдобровать. Это точно. Я вконец осатанел. — Ты что все поддакиваешь?! Я и без тебя превосходно понимаю, как скверно сложились дела. Лучше подскажи, как быть. Сейчас ох как дорог полезный совет. Зибелла, увы, предложить ничего не мог. — А если его осторожно предупредить? Ты не возьмешься? Нет, рисковать горностай не желал. Ладно, запомним. Я на мгновение задумался, но тут же просиял. Все гениальное просто. — Оберста ко мне! После очищения орбитальных станций гремлин наотрез отказался оставаться там и околачивался бездельным обычаем по коридорам и кабинетам Управления. Если же учесть налаживающиеся у меня контакты с дикими гремлинами, его положение и вовсе приобретало характер скандальной двусмысленности. К своим он вернуться не мог, чужие тоже не спешили принять. Вот и болтался бедолага, как цветок в проруби. Для него печально, для меня отлично! В преданности Оберста сомневаться не приходилось, он мне обязан жизнью и выбирать ему не приходится. — Вот и действуй соответственно, — приказал я Зибелле. — А я уже опаздываю. Дожевывая на бегу засохший бутерброд, я помчался в технический отдел. Задунайский, наверное, заждался. Хотя, как вурдалак вежливый, не скажет ни слова, не моргнет даже. * * * Волкодлак-Задунайский встретил меня широкой улыбкой, ни единым знаком не дав заподозрить, что он обижен получасовым опозданием. — Прошу прощения, полковник, — счел необходимым извиниться я. — Срочное и чрезвычайное совещание. Нам предстоят великие дела. — Знаю, — кивнул Задунайский. — Уже? — Конечно. Если вызывают всех четырех замов одновременно, готовится нечто из ряда вон. Я досадливо крякнул. — Сколько привидений — столько трепачей. Любая новость летит со скоростью сквозняка. Задунайский улыбнулся еще шире и промолчал. Я кое-как перевел дух. — Все ли у вас готово — не спрашиваю, и так знаю, что готово. Может, не будем терять время и начнем? — Как прикажете, — ответил Задунайский. — Тогда включай. Процедура вызова духов в наше время далеко ушла от примитивного столоверчения. Тарелочки, черные свечи… Ерунда. Установка перевода духов из Мира Магии в мир реальности занимала добрых два этажа нашего Управления. В основу метода мы положили улавливание магической эманации, содержащейся в материальных останках. Вот и сейчас в камере приемника лежала мягкая широкополая шляпа. Черт побери! Только сейчас я обратил внимание на то, что шляпа-то как две капли воды похожа на маршальскую! Вот сюрприз! Неужели он имеет какое-то отношение к тому ? Не может этого быть, просто случайное внешнее сходство. Хотя, если спокойно подумать… Нет, это бред. Только я работаю с призраками. Да и не могут привидение поставить во главе такого учреждения. Форменный бред… Чтобы отогнать прочь глупые сомнения, я повторил: — Включайте! Задунайский повернул рубильник. Установка загудела, резко запахло озоном. Я предпочел бы стандартную процедуру изгнания беса: святую воду, крест, чтение молитв. На худой конец мандрагору либо что-то подобное. К технике у меня всегда оставалось некоторое предубеждение и инстинктивное отвращение. Волкодлак прогрессивнее меня, а я, скорее всего, немного старомоден. Приемную камеру пронизали фиолетовые молнии. Пультовую заметно тряхнуло, откуда-то мерзко запахло паленой резиной. — Не понимаю, — Задунайский поскреб в затылке. — Ему полагалось бы давно уже рассеяться. Но я и сам отлично видел, что белая опалесцирующая фигура в приемном отсеке не потеряла своих очертаний. Наоборот, призрак начал выказывать явное нетерпение, он застучал в люк — слава Богу достаточно толстый и прочный. Втихую я позлорадствовал. Опозорилась хваленая техника. Но Задунайский был человеком методическим и настойчивым. То есть оборотнем методическим и настойчивым. Он подкрутил несколько регуляторов, в приемной камере забушевал настоящий электрический шторм. Отдельные разряды слились в ослепительную вольтову дугу, смотреть на которую даже сквозь толстые защитные светофильтры было больно. Задунайский, бормоча под нос не то проклятия, не то техническое описание, сосредоточенно щелкал тумблерами. Призраку это не понравилось. Он угрожающе воздел кулаки, я в ответ поднял распятие. Из настоящего серебра. Мне, в отличии от того же Задунайского, не было нужды притворятся. — Так его, так, голубчика, — злорадно ворчал оборотень. — Если бы вы только знали, какого труда мне стоило заманить его в установку… Кошмар. Поверите ли, только пообещав вызвать на пять минут Таис Афинскую сумел уговорить его зайти в камеру. Поверил. Лаврентий Павлович всегда отличался стойкой подозрительностью и чрезмерной потенцией. Но молодец Задунайский, сообразил. Шляпа в приемной камере занялась чадным огнем, одновременно призрак начал растекаться, словно капля туши в стакане воды. И тут мы подпрыгнули от дикого вопля. — Идиоты!!! Даже бронестекла зазвенели. Внезапно безо всяких прелиминариев над пультом появилась голова фельдмаршала. — Кто позволил?! Задунайский изрядно струхнул и уже протянул было руку к большой белой клавише, но я перехватил ее. — Это мой приказ! — Отставить! — прорычал фельдмаршал. — И не подумаю, — ощерился я. — Неповиновение?! Однако я уже взял себя в руки. — Ничего подобного. Мы очищаем наши ряды от морально нечистоплотных личностей, разложенцев и взяточников, оздоровляем коллектив. — Прекратить! — скомандовал фельдмаршал, грозно сверкая эполетами. Но я вперил неподвижный взгляд ярких желтых зрачков прямо в поблескивающее пенсне и отчеканил: — Вы, кажется, собираетесь защищать разоблаченного английского шпиона, виновного в гибели миллионов советских людей? Я вас правильно понял? Фельдмаршал как зачарованный глядел мне в глаза, не в силах произнести ни слова. А когда он пришел в себя, то слегка поостыл. — Конечно нет. — Я прошу у вас письменный приказ, что именно по вашему распоряжению Берия принимается на службу в Министерство Безопасности. Фельдмаршал недобро улыбнулся. — И наверняка наш разговор записывается на пленку. — Разумеется. — Не берете ли вы на себя слишком много, генерал-порутчик? Я оскалил клыки. — Мне так не кажется. И с радостью заметил смущение во взгляде фельдмаршала. — Во всяком случае нам далее будет очень трудно сработаться. А по эполеты генерал-аншефа вы можете вообще забыть. Грустно. Но почему бы мне не помечтать о фельдмаршальских эполетах? Они мне пойдут больше. Я даже зажмурился, чтобы никто не прочитал мои грешные мысли. А, собственно, почему бы и нет? Тем временем шляпа догорела, оставив после себя липкое пятно копоти. Я приказал Задунайскому: — Разбей стекло. Призрак в выходной камере потерял всякое сходство с человеком. Теперь это был просто сгусток белого тумана. Одновременно произошли и некоторые изменения в облике фельдмаршала — черты его лица потеряли резкость и законченность. Оно походило на разогретый в духовке восковой бюст. Каждую секунду по нему пробегала волна, фельдмаршал походил сразу на десятки виденных мною людей и ни на кого именно. Задунайский нажал еще кнопку, и в приемной камере с потолка рухнул тяжелый молот, обратив музейную реликвию — шляпу Берии — в мелкую пыль. С протяжным стоном белое облачко в выходной камере растаяло, вновь запахло чем-то мерзким. Мы с Задунайским одновременно подняли головы, чтобы посмотреть на начальство и остолбенели. Фельдмаршал не исчез, на что я втайне надеялся, но переменился до неузнаваемости. Втянулись пухлые щеки, черные волосы слегка порыжели и скрыли лысину, на подбородке появилась щегольская бородка. — Э-э… — проскрипел я. — Напрасно вы поступили так, генерал, — мягко укорил меня фельдмаршал. Вместо со внешностью он сменил и норов, Пропал грубый невоспитанный агрессивный хам… Мягкий ласковый голосок, как тот шелковый шнурок, который султан посылает провинившимся пашам и сераскирам. — Я так не считаю, — заупрямился я. А что еще мне оставалось. — Будущее покажет, — неопределенно произнесла голова фельдмаршала и растаяла. Мы с Задунайским как по команде вздохнули. — Ты понял? — спросил я полковника. — Жизни теперь не будет, — сокрушенно отозвался он. — К чему такой пессимизм? Борьба еще не кончена. — С кем? — Сам понимаешь, не маленький. Задунайский только отмахнулся. А я действительно не считал битву проигранной. Ситуация резко осложнилась, ко врагу внешнему прибавился враг внутренний. Ну и что? Я ведь могу обратиться к христову воинству, вот кого не нужно упрашивать сражаться с подобными… Раньше я не мог использовать их в полной мере, но сейчас, когда враг рода человеческого откровенно выступил против нас, меня просто обязаны поддержать. Кто там у нас в резерве? Серафимы, херувимы, престолы… А в запасе остаются существа иной природы — маги, тролли, драконы… Надо будет посидеть с оборотнем, поточнее разобраться, кто есть кто. Главное — не падать духом. ГОСПОДА ДРАКОНЫ После того, как мы освоили промышленное производство призраков (словечко-то какое!), совершенно естественно был поднят вопрос о драконах. По моему приказу подготовили реферат, опирающийся на самые широкие источники — от древнекитайских мифов до современных спецов вроде Станислава Лема и Бориса Штерна. Однако, добросовестно перелопаченные груды материалов так и не дали ясного представления ни что такое есть дракон, ни как до него добраться. Очевидно стало одно — путь, использованный ГРУ, нам накрепко закрыт. Наше учреждение не может позволить себе пасть настолько низко, чтобы обратиться к силам зла. Вот она, черная судьба. Целая дивизия подчиненных, а решения всегда принимаешь сам, и не подскажет никто. Пришлось выдвинуть очередную гениальную идею. Драконы — это призраки динозавров. Хотя я знал, что это совершенно не так. Услышав такое впервые, ошеломленный Юрий Владимирович даже охнул, не помогло оксфордское воспитание. — Динозавры? — переспросил он. — Разумеется нет, — поправил я. — Их призраки. — Как?! — Точно так же, как волкодлак, упырь и вампир ни в коем случае не являются долгожителями, драконов тоже нельзя принимать за пережившие свою эпоху экспонаты. Это именно призраки динозавров. Андропов задумался. — Но… ведь… вроде… Призрак может быть только у существа, обладающего нетленной душой. При этих словах дремавший у меня на столе Зибелла встрепенулся и неприлично хрюкнул. Отчасти я его понимал. — Во-первых, никто не поручится, что у динозавров души не было. Чем они провинились, что вы отказываете им в таком праве? Андропов насторожился. — А во-вторых? — Во-вторых, мы не можем утверждать категорически, что только обладающие душой получают способность перевоплощаться в призраки. Поскольку до сих пор не зафиксировано примеров обратного, то ваше заявление выглядит немного слишком смелым. — Таково всеобщее мнение. Я снисходительно кивнул. — Правильно. Однако мы не должны полагаться на то, что «говорят». Наша задача — знать предельно точно. Я сам не столь давно пользовался призраком золота. Не станете же вы утверждать, будто золотые монеты также освятил своим посещение дух божий. — Сложный вопрос, — уклонился Андропов. — Значит, и действовать мы будем соответственно. Поскольку драконы будут приписаны к вашей епархии, (я не вижу, на что они еще пригодны помимо спецопераций) командовать ими придется вам. Так что готовьтесь. — Вот спасибо, — скривился Андропов, точно я предложил ему хлебнуть уксусу. — Не знаю точно, что такое дракон, но твердо уверен — скотина неаккуратная и недисциплинированная. Со своими орлами у меня полный контакт, а что эти твари могут выкинуть — боюсь гадать. Нет, от командования драконокавалерийскими частями прошу меня уволить. — Хорошо, — кротко молвил я. — А кому прикажете их передать? Не Торквемаде же. Андропов на мгновение задумался, а потом предложил: — Создать из них отдельное подразделение под вашим личным командованием. И осекся. — Хорошо, — бездумно сказал я. И только потом понял, какой козырь сдал мне упрямый генерал. Я встал и широко улыбнулся. — Вы совершенно правы, Юрий Владимирович. Команда «Омега» будет находиться в моем личном распоряжении. Благодарю вас за разумный совет. Отлично! Имея в подчинении десяток преданных драконов, я все Управление возьму за горло. Никто не посмеет пискнуть, а то в последнее время вампиры под теплым крылышком Андропова что-то вконец распустились и обнаглели. Волками смотрят, того и гляди, в горло вцепятся. Да что Управление, я все министерство к послушанию приведу! Конечно, меня могут обвинить в тщеславии… Ерунда! Просто я стремлюсь к максимальному самовыражению, реализации своих потенций. Ну не виноват же я в том, что родился человеком незаурядным! Уравниловка подобно яду разъедает сердца и души, губит людей и страну, всю человеческую цивилизацию. Стремясь к высшим постам, я, таким образом, способствую прогрессу человечества. Я радостно хлопнул в ладоши. — Великолепно! Полные щеки Андропова как-то разом обмякли и ввалились. Похоже, он лишь теперь сообразил, какую глупость сморозил. Поздно, батенька. — Я честный призрак, — через силу выдавил он, — и не хочу связываться с это огнедышащей мерзостью. Но я порекомендовал бы вам обращаться с ними поосторожнее. Драконы отличаются непредсказуемым характером, про который твердо известно лишь одно — плохой. — Мы решим эту проблему, — самоуверенно ответил я. Справиться с любым драконишкой? Запросто! Ни секунды не сомневаюсь! — Мое дело — предупредить, — меланхолично отозвался Андропов. — Решать — ваше. Он ушел, оставив меня размышлять над своим не вполне понятным поведением и загадочным свечением глаз. Черт побери, почему он старается выдать себя за привидение? Классификационные признаки духов и привидений мне, разумеется, известны досконально. Отчасти Юрий Владимирович им удовлетворяет. Но повторяю: только отчасти. Зато под канон вампира он подходит стопроцентно. Все это вызывает определенные сомнения. если он старается скрыть свои истинную природу, значит, он что-то замышляет. Если он что-то замышляет, значит, он опасен. Если же он опасен… Вывод напрашивается сам собой. С другой стороны я не могу позволить себе потерять такого ценного работника. Бедный я несчастный! Голова раскалывается от великого множества проблем. Разумеется, я решил хоть часть их переложить на чужие плечи. По крайней мере посоветоваться. * * * «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей, избушка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей». Процитируй я бессмертные строки в присутствии Задунайского, это вызвало бы у простодушного, хотя и талантливого оборотня приступ разлития желчи. (Мимоходом: какого цвета желчь у вампира?) Но именно Пушкин всплыл у меня в голове, когда я впервые увидел жилище колдуньи. Особенно меня озадачила казалось бы элементарная проблема: как войти? Колдуну-знахарю на роду написано вылетать на помеле через трубу. Но ведь для достоинства генерал-порутчика невместно использовать печку как дверь. Генерал ползет на крышу… Бред. Я решительно застучал рукоятью неизменного «Скорпиона» по замшелым бревнам. — Есть кто дома? Молчание. Честно говоря, мне было немного не по себе. Дремучий лес, ни единой тропинки. Зато, естественно, во множестве следы невиданных зверей. И вдобавок ночь. Добираясь от вертолета до избушки, я до крови ободрался в зарослях, пару раз провалился в бочажины, промочил ноги и рассердился. Напрасно я не захватил с собой парочку вампиров. Гремлины отменно управляют вертолетом, даже таким сложным, как Ка-50, но совершенно беспомощны при общении с духами и магическими тварями. Кроме своей техники они мало в чем разбираются. Я застучал сильнее. — Открывай, бабка! А то избу по бревнышку раскатаю. С некоторым запозданием скрипучий недовольный голос откликнулся: — Кто там? — За советом прибыл. Опять пауза. Спит, что ли? — Кто там? Назовись, гость незванный! Я так и полыхнул огнем, аж мох затрещал. Баловать вздумала, старая! — Слушай, красавица. У меня здесь обойма с серебряными пулями, и я твою хибару насквозь прошью. А на вертолете — пара ракет. Надолго запомнишь, как со мною шатки шутить! Бабка надсадно закашлялась, потом недовольно проворчала: — Заходи. Розовым светом мигнул прямоугольник на стене прямо у меня под носом, и спустя малое время обрисовалась низенькая дверь. Чего удивляться — магия. Я, едва не стукнувшись о притолоку, решительно шагнул внутрь. Внутри избушка оказалась именно такой, как я ее себе представлял. Почернелые от времени и копоти стены, кряжистые лавки и стол, заваленный корешками, травками, сушеными гадюками. Объемистый котел в печи булькает, распространяя неаппетитные запахи. Бабка копошилась возле печки, ловко орудуя ухватом и метлою. И она полностью соответствовала заранее нарисованному образу. Низенькая и неопрятная, как ее избушка, из-под черного платка свирепо поблескивают красными угольками глазки. Завидев меня, бабка попятилась. — Свят, свят… Я невольно отмахнулся. — Кончай! Не тебе, бабка, креститься. Пока суть да дело, колдунья справилась с оторопью и сварливо спросила: — Зачем потревожил, избушку едва не развалил? — Совета хочу. — Совет просят. — Просят по-разному. Я попросил вежливо. — А ты можешь по-иному? — Не попадайся мне на узкой дорожке, не то впрямь узнаешь, как могу. — Это верно, — согласился бабка странным тоном. — Ты ох как можешь. Так какой совет тебе надобен? Я приосанился. — Я многое могу, однако будущее для меня сокрыто непроницаемой завесой. Можешь ты предсказать его? Бабка пожевала отвислую нижнюю губу. — Отчего… Могу. — Ну, и еще несколько мелких вопросов. — Ты же сам мнишь себя волхвом. — У каждого свой талант. И свежий глаз может заметить то, чего я не различаю, насмотревшись каждый день. — Может ты и прав. Попытаюсь тебе помочь, хотя и не доставит мне это удовольствия. Я прямо рухнул, где стоял, от такой наглости. Впрочем, если успокоиться и трезво оценить ее слова, бабка не выходит из рамок общего ко мне отношения. Что-то внутри меня в последнее время сильно изменилось, если один мой взгляд внушает неодолимый ужас всем окружающим. — Ладно, — согласился я. — Давай. — Погоди, не спеши, — прервала она. — Мои советы дорого стоят. — Вот уж, что меня не смущает, — ухмыльнулся я. — Заплатить я могу сколько угодно и чего угодно. — Как сказать. Может как раз этого у тебя и нет. — Чего нет? — насторожился я. — За свои советы я возьму сущую малость, ты и не заметишь… Знаем мы эти песни. Я в лоб спросил: — На душу намекаешь? Бабка обрадовалась. — На нее, родимый. — Согласен. — Погоди соглашаться, прыткий. Есть ли она у тебя? Я потряс головой. — Не городи чепуху. Вот крест святой, как же я, бездушный, носить его могу? Он бы меня со свету сжил. Бабка вновь пожевала губу. — Не знаю. — Не тяни время! — взорвался я. — Мой первый вопрос: где мне найти драконов. Сама знаешь, о ком я говорю. Те, трое. — Знаю, — окладисто кивнула она. — Драконы гораздо ближе к тебе, чем ты думаешь. Я насторожился. — Не темни. Я не желаю загадки разгадывать. — Не ищи того, кто сам тебя ищет. Я провижу будущее. Ты встретишься с ними и очень скоро. — Пусть так, — кивнул я. — Вопрос второй: что со мной происходит? Бабка язвительно улыбнулась. — Ты сам учил других: в бою дайте выход дикарю, который спит внутри вас. — Говорил такое. — А теперь ты стараешься своего дикаря усыпить. — Не-ет. — Вот потому они и шарахаются, что некогда разбуженный продолжает буйствовать. Признаться откровенно, она меня поставила в тупик и слегка напугала. — Не тяни резину… Признавайся! То есть говори. Бабка почесала в затылке. — Ну что, котик, покажем? На печи кто-то громко мурлыкнул. Я так и подпрыгнул, схватившись за кобуру. Но это оказался всего лишь рослый черный котище. Его глаза шарахнули, как два криптоновых лазера, и он проворчал недовольно что-то явно ругательное. Я ощерился. — Не забывайся! Кот мерзко фыркнул, но бабка успокоила: — Не злись… Ведь у… человека… несчастье. Разве мы откажемся ему помочь? Кот сварливо мявкнул. — Не спорь, — бабкин голос затвердел. — Давай сюда. Может, еще не поздно. Котяра сдался. Он закопошился у себя н печи, и из темноты выплыло большое зеркало в резной раме. Оно плавно опустилось бабке на колени. Та ловко подхватила зеркало, рукавом обмахнула пыль и паутину, поставила зеркало на лавку у стены. — Любуйся. Оно тебе всю правду покажет. Я не без опаски приблизился. Зеркало древней работы, явно веницейское. Стекло хрустальное, судя по блеску. Рама ореховая, резная, очевидно менее старая, чем само зеркало. Поверху рамы пущены буквы славянской вязи. Господи, до чего я докатился, сам с собой заговорил языком протокола осмотра места происшествия. Я нагнулся, чтобы прочитать загадочную надпись. Буквы с трудом складывались в слова, хотя надпись оказалась предельно короткой. «Себя зерцало». Интересно. Намек? Я поглядел в зеркало. В черном поблескивающем провале сначала ничего не отразилось. Словно бы и не стоял я перед зеркалом. Пришлось прищуриться и напрячь глаза, все-таки в избушке было темновато. Я видел самого себя. Ничего сверхъестественного. Нормальный генерал-порутчик госбезопасности. Немного помятый и закопченный, но в остальном вполне ординарный. — Дуришь мороками? — зловеще осведомился я. — Не промахнись. — Не спеши, еще увидишь, — в голосе бабки я уловил вполне отчетливое ехидство. Это первая, внешняя оболочка. — Ты хочешь сказать, будет еще внутренняя? — Конечно. И не одна. — Я что, матрешка, по-твоему? — Человек. А человек — штука очень сложная. На первый взгляд не определишь, кто там внутри. Частенько и на второй взгляд тоже. Я пожал плечами и снова повернулся к зеркалу. Облик бравого военного подернулся блеклой синеватой дымкой, слегка засветился. Это свечение мешало разобраться, кто же там появился. я мог различить только исказившиеся черты лица… Невольно попытался потереть зеркало ладонью, однако когти бесполезно скребнули по стеклу. Это неприятное верезжание заставило меня вздрогнуть, и тотчас изображение в зеркале стало четким… Я невольно отпрянул. Что угодно, только не это… Налитыми кровью глазами я отыскал бабку. — Чары наводишь? Ты хоть соображаешь, с каким огнем играешь? Клубы сернистого дыма совершенно заполнили избушку. Кот недовольно пискнул. — Я ведь предупреждала, что тебе не понравится, — сухо ответила бабка. — Но я здесь не при чем. Неча на зеркало пенять… — Коли рожа крива?! — взвился я, больно ударившись макушкой о низенький потолок. — Написано ведь: «Себя зерцало». Чего же ты хочешь? Скрежеща клыками, я схватил зеркало, намереваясь шарахнуть его об пол, расколотить вдребезги, в пыль, растоптать и уничтожить, чтобы никто больше не увидел. Однако непонятная сила удержала руку, словно лютая стужа заморозила кровь в жилах. Отражение сковывало и притягивало, как взгляд Медузы-Горгоны. Я окаменел… Из зеркала на меня глядел дракон. Собрав в кулак все самообладание, я заставил дрожащее от ужаса тело повиноваться, подавил инстинктивное желание бежать, сломя голову. Не показать смертельного испуга, не дать ему овладеть собой. Я не успел просчитать события, но понимал, что паника окажется гибельной. Удар я получил сокрушительный, однако выдержал. Спорить я не пытался потому что наконец-то поверил в справедливость надписи на раме. «Себя зерцало». Тут не поспоришь. И не следует ссылаться на Козьму Пруткова. «Не верь глазам своим…» Если видишь дракона, значит, перед тобой и есть дракон. Облизнув враз пересохшие губы, я хрипло спросил: — А где остальное? Бабка непонимающе уставилась на меня. Я откашлялся и повторил: — Что это мое истинное «я» — понятно. Но ты обещала, что под внутренним обликом откроется истинная суть. Где она? Вот теперь бабка не на шутку перепугалась. Похоже, она рассчитывала избавиться от меня, показав дракона. Не на того напала! Колдунья исподлобья оглянулась. Потом покопалась в травяных залежах на столе. — Если настаиваешь — получай. Но не обессудь. Я от души рассмеялся. — Не пугай, надоело. Теперь мне вообще ничего не страшно. Пусть другие боятся! Вот он, я! Не отвечая, старуха швырнула пучок пряно пахнущей травы прямо в зеркало. Я невольно отстранился, ожидая, что трава отскочит мне прямо в… лицо. Но неожиданно пучок канул в черноту, словно не стекло там было, а прорубь. В зеркале что-то колыхнулось, фигуру дракона окутало багровое пламя. Я болезненно поежился, как будто это меня окутал колдовской огонь. Очень быстро сполохи залили все зеркало, казалось, они вот-вот вырвутся наружу, сжигая все вокруг. Я покрепче стиснул зубы. Понемногу разгул адского пламени начал стихать, зеркало вновь почернело. Я напряженно вглядывался в него, ожидая появления очередного образа. Увы. Он так и не возник. В непроницаемой черной глубине метался багрово-красный силуэт, никаких деталей, никаких подробностей. Только скорченный язык огня. — Что скажешь на это, старая лгунья? — Я криво усмехнулся. — Готов побиться об заклад на что угодно, но в саламандры ты меня не запишешь. Отказала твоя колдовская штучка. Старуха была озадачена не меньше меня. — Ничего не понимаю, — промямлила она. — Никто не может оказаться сильнее зерцала. Никто не может спрятаться от зерцала. Ведь это значило бы оказаться сильнее самого себя и скрыться от самого себя. А этого не может быть… — Потому что не может быть никогда, — недовольно закончил я. — Хватит. Теперь поговорим о будущем… — Нет! — с неожиданным пылом отрезала старуха. — Я тебе более ничего не скажу. Довольствуйся увиденным. — Неповиновение власти? — задумчиво спросил я. — Зерцало показало, что с тобой связано нечто ужасное. Я не хочу навлекать на себя проклятие, пытаясь открыть это будущее. — Даже рискуешь отказать дракону? — Да. Я озадаченно примолк. Потом еще раз вгляделся в зеркало. И мое сердце оледенело. Лишь теперь я осознал, что в пляске языков огня таилось нечто . Я вдруг превратился в маленького мальчика, которому предстояло войти в темную комнату, каждый угол которой страхом. Именно так: не таил в себе страх, а сам был страхом. На меня надвигалось непонятное, всеобъемлющее, ужасное. Само воплощение ужаса. И я завопил. Впрочем, после первого же истеричного взвизга я опомнился и прикусил язык. Красный словно помидор я недовольно буркнул: — Пожалуй, я пойду. — Как знаешь, — покладисто ответила старуха. — Только помни, что скоро тебя ждет неприятная встреча. — Ничего. Переживем. Предупрежден — значит вооружен. Я уже повернулся было к двери, но спохватился. — А зеркало я заберу с собой. — Как? — растерялась старуха. Кот разразился градом непристойных мявов. — Конфискую. — Нет! — Уймись, старая. Я не собираюсь красть его. Просто одолжу на время и верну назад, когда надобность в нем минет. Должен ведь я узнать, кто на меня работает. А то живешь и не подозреваешь, какая рядом таится ехидна. Колдунья вскинулась, но я оттолкнул ее. — Хватит! Я же сказал — верну. Кот прыгнул мне на шею. Пришлось схватить мерзкое животное за хвост и кинуть обратно на печку. Не дожидаясь новых нападений, я пробился к выходу из избушки и опрометью кинулся к вертолету. * * * Я сидел в кресле первого пилота и недовольно разглядывал свое отражение в небольшом зеркальце. Помятая, поцарапанная физиономия, в глазах все еще прячется испуг, форменная рубашка разодрана, за воротником торчит дубовая веточка, огромные пятна пота, кровавые потеки… М-да, законченный бандит, а не генерал-порутчик. На коленях потрепанный генерал держит что-то большое и плоское, завернутое в грязный китель. Опаски ради я предпочел оставить «Себя зерцало» закрытым, мало ли что может случиться с неосторожным, который глянет в него. С непривычки довольно жутковато лететь в вертолете, которым управляют гремлины. Скромные, смышленые, работящие создания не любят показываться на глаза человеку и предпочитают скрываться внутри опекаемого механизма. У технологических бесей, как и у обыкновенных, существует узкая специализация, однако за счет сложности современной техники, гремлинов куда больше, чем обычных бесей. Моторные, топливные, радиолокационные. Аналоги домового, банного, овинного. Каждый следит за своим участком, ревниво охраняя его от посторонних посягательств. Однако, если найти с ними общий язык, то механизм начнет работать безукоризненно. Мы с Ерофеем взялись решать проблему не с того конца. Разумеется, если отрубить голову, то проблема зубной боли разрешится радикально, раз и навсегда. Но не менять же дантистов на палачей… С помощью Задунайского мне удалось договориться с гремлинами, крест животворящий действовал на них так же, как на прочую нечисть. Трудились не за совесть, а за страх, и потому сомнений не возникало. Но, повторяю, иногда мурашки по коже бегают, когда видишь, как шевелится сам по себе штурвал, самостоятельно переключаются тумблеры. Хорошо еще Оберст время от времени наводит порядок. Разумный, строго дозированный террор — мудрейшее изобретение. Кстати, кличка оказалась пророческой. Мы его уже произвели в ефрейторы, глядишь лет через двести дорастет и до полковника. Я откинулся на спинку кресла, тяжко вздохнул и отер лоб. руки продолжали мерзко подрагивать. Я никак не мог отойти от психологического шока. Но с колдуньей придется разобраться. И с котом тоже. Кот Золотой Хвост… С чего вдруг вспомнилось? Я протер глаза. Какая-то соринка противно зудела, мешая безмятежно отдыхать. И подскочил, больно ударившись макушкой о бронестекло. В обзорном зеркале маячила неяркая желтая точка. Погоня! Непонятно, как я сумел засечь ее раньше радиолокационного. Придется разобраться… Однако тут же запищал компьютер системы управления огнем, сообщая, что цель обнаружена, опознана и захвачена системой наведения. — Отлично, парни! — бодро произнес я, хотя на самом деле чувствовал себя совсем не здорово. Не то, чтобы предстоящая драка пугала, я уже привык. Скверно, что от меня мало что зависит, придется покорно следить за работой оружейного и ракетного. Из рулевой колонки высунулась крошечная рогатая головка и вопросительно посмотрела на меня, задорно поблескивающими глазенками-бусинками. — Атакуем! — приказал я, понадежнее устраивая «Себя зерцало». Не приведи Бог разобьется. Вертолет резко заложил правый вираж, турбины взвыли. Я различил, как настороженно зашевелились рыльца спаренной пушки. Молодцы, не стоит пока швыряться ракетами. Кр-р-р-р… Точно полотенце разодрали. В ночную темень метнулись светящиеся полоски трассеров. Вдали полыхнуло. Великолепно! Попадание с первого выстрела. Но в тот же миг мой восторг улетучился. Тусклый желтый огонь приблизился! В том, что очередь попала в цель, я не сомневался. Но вреда она не причинила никакого. Пока оружейный озадаченно размышлял над ситуацией, противник оказался совсем рядом, стрелять второй раз было поздно. Однако враг почему-то бездействовал. Мимо нас промчалась бесформенная серая туша, едва освещенная тусклыми желтыми фарами. Что это было я разобрать не успел. — Огонь на поражение! — приказал я оружейному. — Всеми средствами! Взвыли моторы, машинный позабыл про безмятежное прогулочное фланирование и заложил боевой разворот, форсируя турбину. Но противник тут же развернулся нам навстречу. На сей раз оружейный не поскупился! Пушки залились истерическим лаем, выплевывая снаряд за снарядом. С бортовых пилонов сорвался добрый десяток ракет подобно рою метеоров. Багровое зарево залило полнеба. Оружейный был первоклассным спецом, однако все его хозяйство оказалось бессильно. Фары противника засветились ярче — от единственный результат массированного залпа. Однако времени на размышления нам не предоставили. Внезапно перед лобовым стеклом вертолета развернулась искрящаяся завеса огня. Ни человеческая реакция, ни машинная, ни даже гремлинская не могли спасти нас. Жар полыхнул такой, что ресницы затрещали. Кабина наполнилась черным вонючим дымом, краска занялась чадным огнем. А говорят несгораемая! Поняв, что ничего хорошего ждать не приходится, я пинком открыл дверцу, не успев толком сообразить, что делаю, и выбросился из пылающего вертолета. Я падал, раскорячившись, точно лягушка, и думая, что натворил. Впрочем, дожидаться взрыва вертолета вряд ли безопаснее, чем прыгать без парашюта. Я скрипнул зубами. Еще секунд десять… Мне бы сейчас мое настоящее «я». Как в бою выпустить на свободу дремлющего зверя, притаившегося под тонким слоем лака цивилизации… …и с замирающим сердцем я уловил шорох распахивающихся мощных крыльев. Противники стремительно приближался. Похоже, он собирался довершить начатое, но его ожидал неприятный сюрприз. Впрочем, кое-какие сюрпризы ждали и меня. Теперь я сразу понял, почему наша стрельба не причинила противнику ни малейшего ущерба. Да, бабка оказалась права: я встретил дракона куда раньше, чем надеялся и собирался. Дракон! Телепатия или какое-то седьмое, восьмое, четырнадцатое чувство подсказало мне это. Мир переменился. Драконовское восприятие окружающего резко отличается от человеческого. Предметы потеряли резкие очертания и стали немного размытыми. Мозг холодно констатировал: спектр зрительно восприятия дракона смещен в инфракрасную область. Пропали все запахи. Еще бы, таскать внутри такую печку и что-то унюхать… Когда мы оказались с противником нос к носу, он растерянно заплескал крыльями, пытаясь затормозить. Никак не ожидал встретить сородича. Ладно, тамбовский волк тебе дракон! Я от души полоснул его когтями по спине и хватанул клыками тонкую дряблую шею. Она распалась надвое с поразительной легкостью. Вмиг ставшее неуклюжим тело кувыркнулось в одну сторону, откушенная голова — в другую. Я ощутил на клыках медовый вкус вражеской крови и подосадовал, что схватка завершилась, не успев начаться. От неосторожного дракона остались только два рдеющих далеко внизу пятна. Останки драконов сгорают, когда ничем не сдерживаемый внутренний пламень вырывается на свободу. вот потому никто и никогда не находил драконьих скелетов. Я отправился на поиски вертолета. К моему неописуемому изумлению гремлины сумели вывернуться из казавшегося безвыходным положения. Вертолет почти целый, хотя изрядно закопченный, стоял на полянке, испуская тоненькие струйки дыма. Но огнетушительский умело справился с огнем и после небольшого ремонтика можно было снова пускаться в дорогу. Я мысленно похвалил себя. Когда б не моя самоубийственная контратака, догорали бы наши косточки, перемолотые взрывом бензобаков на мелкую муку. Но я отвлек дракона, а потом и вовсе прикончил, спася шкуру свою и чужую. Ломая сучья, я приземлился на полянке. Выбравшиеся передохнуть гремлины порскнули в стороны точно перепуганные тетерева. Я и забыл, что мой облик… не совсем того… Обратное перевоплощение заняло гораздо больше времени и отняло много сил. Я вообще задумался: а может это человеческое обличье мне чужое? Может истинный я — вольный и могучий дракон, а не жалкое двуногое. Тем более, что предстал генерал-порутчик перед починенными ему гремлинами в совершенно непристойном виде — нагишом. Ведь человеческую одежку на драконовское тело не напялишь, она расползлась лоскутьями. Пришлось заматываться в какую-то промасленную тряпку. Я приказал гремлинам садиться прямо на крышу Управления, хотя при этом было сломано немало антенн. Но не мог же я дискредитировать себя перед всеми, появившись на военном аэродроме в невообразимом рубище. А свои поймут. Оперативное мероприятие и соответствующая маскировка. Самое главное — «Себя зерцало» осталось в целости и сохранности. Только немного закоптилось. Задумчиво разглядывая магическое зеркало в тяжком раздумьи, как мне поступить с проклятой бабкой. Слишком много она видела и слышала. А вдобавок знала куда больше нашей организации, что в принципе недопустимо. Я не наивен и не собирался предлагать ей надеть мундир. Откажется. Но что-то предпринять следовало. ОПЯТЬ РУТИНА В свое время, подписывая приказ о назначении Малюты Скуратова начальником контрразведки, я долго колебался. Мои сомнения без труда поймет любой. Сформировавшийся за долгие годы образ Малюты плохо укладывался в предназначенные ему рамки. Лишь от полнейшей безграмотности и детской неосведомленности можно решить, что работа контрразведки сводится единственно к допросам и пыткам. Извините, настолько глупо, что уже и не смешно. Допрос — не более чем десерт после сытного обеда, ваза с фруктами и бутылка легкого винца. Само по себе очень приятно, но никакого значения не имеет и обед никак заменить не может. Сначала я сам подпал под влияние стереотипа и долго сомневался, но достаточно быстро сменил точку зрения. На проверку Малюта оказался артистом, да такого высокого класса, что и мне самому нашлось чему у него поучиться. Впрочем, как хороший повар все-таки не упускает из вида десерт, так и Малюта понимал толк в хорошей пытке. Пленки Зибеллы и его личные наблюдения заставили меня восхититься изобретательностью и трудолюбием Малюты. Все бы так работали! Действительно, как вы представляете себе допрос кентервильского привидения? Оно ведь в любой момент может упорхнуть в ближайшее окошко… А вот Малюта придумал много и очень много, чтобы подобные казусы не случались. Я от души смеялся, прокручивая видеозаписи, на которых взмыленный Малюта пробовал разнообразные варианты форсированного допроса. На самом себе, между прочим. Трудился, не покладая рук и не щадя живота своего. Вот, что значит служебное рвение! Не забыть бы отличить в приказе его самоотверженность. Так вот, Малюта сразу понял, что основа контрразведки — это широко разветвленная сеть сбора информации. Информация — ключ ко всему. Борзые журналистские перья очень любят строчить о тотальной системе наблюдения, всеобщей слежке, постоянном прослушивании, но это полная ерунда. Никто и никогда не сумел организовать тотальной слежки. Кишка тонка. В тот прекрасный день я еще не знал, что над землей занялась заря новой эры. И когда Малюта аккуратно положил мне на стол объемистую папку с каллиграфической надписью «Венец», я не сразу догадался, какой силы бомбу таит она в себе. Сдержанно улыбнувшись, я произнес: — Ну-с, признавайтесь… То есть докладывайте. Малюта деликатно кашлянул и поправил изящный французский галстук. Где он и только достает?! Ума не приложу. Но начальник отдела контрразведки уже успел прославиться, как первый щеголь управления. Вошел во вкус, даже смешно вспоминать, как уламывали его побриться. Так вот, Малюта кашлянул и произнес: — Здесь изложены предварительные наброски к плану организации мероприятий по созданию информационной сети… Черт бы побрал Железного Генриха! Его стараниями был наконец наведен порядок в бумагах, но в то же время словно поганая плесень по Управлению разползся канцелярит самого дремучего пошиба. «План организации мероприятий по созданию…» Тьфу. Впрочем, доблестный Российский Генштаб ему перещеголять не удалось. Один из ненаших курортных городов ранее именовался: Крепость-редут Сухум-кале. Вы там никогда не отдыхали? Крепость — понятно, редут — то же, но по-французски, кале — уже по-турецки. Тройная тавтология, кто больше? Куда там немцу-перцу до истинного русака! Подобно Юлию Цезарю я давно уже приспособился делать по два дела сразу, и все эти отвлеченные рассуждения отнюдь не мешали мне наивнимательннейше выслушать план Малюты, время от времени деловито уточняя детали, конкретизируя мелочи и восхищаясь. Такое мог измыслить лишь подлинный романтик и поэт. Если нам удастся реализовать план «Венец», то мы полностью застрахуем себя от возможных провалов. Ведь нас уже неоднократно упрекали: такой большой регион, а ни одного шпиона поймать не можете. Есть же они, просто обязательно есть. Конечно, укоризны относились не к нам, к региональному Управлению Безопасности, мы — структура центрального подчинения. Но в любом случае — это пятно на мундире! Я всегда выкручивался, утверждая, что могу головой поручиться за отсутствие вражеских духов, зато коллегам приходилось худо, фельдмаршал бывал беспощаден… Я опять отвлекся. Малюта предложил организовать действительно всеобщую информсеть. И если раньше проблемой контрразведки был сбор информации, то теперь на первый план выдвигалась обработка и хранение. План Малюта выглядел гениально просто и столь же безумно. Каждый следит сам за собой. Малюта абсолютно справедливо утверждал: каждый человек подл по натуре своей. Просто один более, другой менее успешно эту подлость маскирует. Но ведь внутреннее «я», подсознание не обманешь! И ничего от него не скроешь. Вот внутри меня, например, обнаружился дракон. Это значило, что я — глубоко порядочное существо, не будем говорить человек. Малюта предложил обратиться напрямую к тому самому подлецу, который гнездится внутри каждого. Оно будет стучать… то есть информировать с тем больше охотой, чем добродетельнее внешне выглядит объект интереса. Ведь добродетель означает, что внутреннее «я» замордовано, загнано в самые темные углы и конечно жаждет мести. Именно этот принцип мы положили в основу работы с человеческим фактором в самом Управлении, следовало лишь немного перестроиться и обработать население потребными препаратами. Когда я попытался указать Малюте на иллюзорность подобного мероприятия, он ехидно заметил, что уже семьдесят лет только это и делается. Нам незачем особенно напрягаться, нужно лишь чуточку подтолкнуть уже срубленное дерево, да позаботиться, чтобы никого из нас не зашибло при падении. Мне оставалось только согласиться. Ведь все люди, работающие на нас, поддались методам Торквемады с сокрушительной быстротой. Я не предполагал, что разложение душ может идти с такой скоростью, порой даже хотелось зажать нос от смрада… Слабину в наших рядах мы устранили, и я мог больше не опасаться удара в спину. Теперь следовало устранить слабину в обществе, в стране. Именно потому я благосклонно выслушал Малюту. Настало время браться за проблему госбезопасности по-крупному. Когда же возник естественный вопрос о сборе информации, оказалось, что он хорошо подготовился и здесь. Малюта предлагал привлечь на помощь гремлинов из рода электрических, благо бытовой техникой нашпигована любая квартира. Значит, в ней без труда можно найти электрического, телефонного и прочих. Уточню. Гремлин — порождение технического прогресса, инженерной мысли, а потому не стоит искать его в безгласном и безмозглом водопроводе, канализации, в печи, наконец. Зато там, где работают моторчики, где что-то постоянно жужжит и крутится, гремит, искрит и вообще непонятно что откуда берется — вот там гремлинам раздолье и приволье. А уж помогать нам они не откажутся, есть средства заставить, то есть убедить упрямцев. Одновременно на гремлинов же можно возложить и исполнение операции по пробуждению второго «я». Особенно полезны могут оказаться телевизионные. Малюта умчался окрыленный, чтобы подготовить приказ о переподчинении подразделений гремлинов из технического отдела ему. Мне по этому поводу предстоял довольно неприятный разговор с Задунайским, потому что Малюта открыл поистине блестящие перспективы, сам того не подозревая. Он прокладывал дорогу моему собственному сверхсекретному проекту «Кентавр». Зато немного позднее, когда ко мне на прием разом попросились Торквемада и помянутый Задунайский, я слегка загрустил. Похоже, настало время определяться, мои заигрывания с церковью и одновременно с духами не могли тянуться бесконечно. Его преосвященство — человек широких взглядов, но и его терпение не бесконечно. Раньше мне это просто не приходило в голову, внушительный сиюминутный результат заслонял все. Если отец Томас устроит большой крестный ход с водосвятием, последствия могли оказаться самыми серьезными. А он мог, не следовало забывать, что я затянул работать все-таки епископа. Так и не придя к какому-то определенному решению, первым я вызвал Задунайского, втихую радуясь отсрочке неприятностей больших. Мелкие меня не пугали. Все-таки в душе я оставался прежде всего магом, и обращение к святым мощам было для меня вынужденной мерой. Отца Томаса я вежливейше попросил перенести беседу на завтра, потому что не могу по причине усталости проникнуться духом святости. Задунайский безо всяких прелиминариев вывалил на меня ворох разнообразных побрякушек. Он пылал отчитаться за работу отдела. А я с огромным удовлетворением констатировал, что в «Себя зерцало» отразился матерый волчище с заметной проседью на загривке и порванным правым ухом. Особенно меня убедило это ухо. Надо заметить, что, вернувшись от колдуньи, я первым делом пристроил магическое зеркало у себя в кабинете. Для чего я его брал? Чтобы знать, кто сидит напротив меня! Чтобы не возникало ненужных кривотолков, я зеркальце немного замаскировал, ведь и у меня могут иногда пошуровать, даже генеральские погоны не защитят. Бди! — Вот! — Задунайский широким жестом обвел образовавшуюся россыпь. — Смотрите, что мои молодцы изобрели. — Что же именно? — с некоторым подозрением осведомился я. — Например, для вашего любимого горностая, — с кривой ухмылкой прошипел оборотень. — Ошибаетесь, полковник. У меня нет любимцев. И тем более любимчиков. Задунайский неторопливо натянул металлизированную перчатку, чтобы защититься от действия серебра, и с прежней брезгливой миной поднял нечто, напоминающее миниатюрный капкан. Штуковина ослепительно сверкнула, разбрасывая колючие отблески. — Мышеловка? Задунайский позволил себе чуть приподнять уголки губ. — В некотором роде. Ею можно и мышей ловить, но вообще-то мы изготовили серебряные вставные челюсти для горностая. — ??? — только так я могу передать свои ощущения. — Для борьбы с созданиями из мира духов либо мира магии требуются изделия из серебра. Помимо огнестрельного оружия часто полезным бывает и холодное. Вот мы и постарались снабдить его подходящим инструментом. Я глубокомысленно повертел в руках вставные челюсти. — А подойдут по размеру? Задунайский оскорбился. — Мы не позволяем себе грубых промахов. — Только мелкие? — съязвил я. Задунайский фыркнул. — Ладно, — успокоил я. — Осталось только уговорить Зибеллу испытать их в действии. Между прочим, полковник, а почему серебро оказывает такое мощное действие на вас? — На нас серебро оказывает не больше действия, чем на вас, — ядовито ответил Задунайский. — К сожалению, оно воздействует на другое. И мне пришлось выслушать небольшую лекцию. По мнению Задунайского мы живем в четырехмерном мироздании. Кроме него той же точки зрения придерживались Эйнштейн, Бойяи и еще некоторые ученые. Мироздание представимо в виде тессеракта — четырехмерного гиперкуба, состоящего из восьми элементарных трехмерных кубов. Каждый из них суть обычное трехмерное пространство, обычная Вселенная. Обычная, по словам Задунайского, только в смысле геометрической размерности, но не по природе населяющих эти вселенные существ и физических законов, царствующих там. Полностью идентифицировать, несмотря на все старания, помянутые Вселенные оборотню не удалось. Гипотетически он распределил их так: 1. Мир реальности (слава Богу, поставил на первое место) 2. Мир духов (привидения и души) 3. Мир воображения (вот откуда свалился на мою голову профессор Мориарти!) 4. Мир магии (драконы, колдуны и прочие) 5. Рай (?) 6. Ад (?) 7. Мир техномагии (гремлины) 8. ??? Мне такая классификация казалась довольно надуманной, однако ничего иного Задунайский предложить не мог. Во всяком случае предложенная гипотеза позволяла объяснить некоторые факты. Серебро по мнению Задунайского нарушало взаимодействие между мирами. Природа сил этого взаимодействия тоже пока оставалась тайной, но Задунайский клялся, что они превосходно укладывается в рамки единой теории поля. Я вскользь заметил, что сама эта теория пока что так же гипотетична, как и таинственный восьмой мир. Задунайский бестактно возразил, что он не пытается вмешиваться в руководство Управлением, так и мне не след пытаться разобраться в научных хитросплетениях. От многомудрых слов у меня начала пухнуть голова, и я предложил завершить научную дискуссию, чтобы вернуться к прикладным проблемам, то есть предоставленным Задунайским магическим предметам. Изящное колечко, украшенное пластинкой полированной яшмы, произвело много большее впечатление, хотя оборотень мог бы отковать его если не из золота, то уж из того же серебра. Ах, нет, именно из серебра-то и нельзя. Но высказать это я опоздал, потому что Задунайский уже объяснял, что заключенная в кольцах магия серебром разрушатся, превращая кольцо в обычную безделушку. Я примерил кольцо на средний палец правой руки, оно пришлось впору, точно делалось по мерке. И в то мгновение, когда я надел кольцо, мир вокруг затянула блеклая серая кисея. Одновременно мое зрение приобрело странную двойственность, одно изображение совмещалось с другим. Я по-прежнему сидел у себя в кабинете, но передо мной развернулась непонятная бескрайняя плоскость бледно-зеленого цвета, наложившаяся поверх привычного мира. По этой зеленой плоскости были разбросаны похожие на цветные кляксы пятна. Но что самое странное — по ней медленно двигались литеры D, G, B, S, светящиеся различными цветами. Это было очень красиво и совершенно непонятно. Задунайский напыжился от гордости. — Волшебное кольцо исключительной силы. Здесь он допустил серьезную промашку. От самонадеянности, полагаю. Недопустимо для подчиненного демонстрировать осведомленность большую, чем у начальника. Ведь этого просто не может быть, потому что не может быть никогда. Тем более, что в словах Задунайского таился не слишком замаскированный намек на мою некомпетентность в делах магии. В тот же миг мои мозги защелкали с частотой тридцать три мегагерца, как хороший компьютер, через динамик и синтезатор я снисходительно проскрежетал: — Полагаю, что речь идет о поиске нечистых душ? — с этакой одобрительной ленцой. Приятно было поглядеть на вытянувшееся лицо Задунайского. — А-а… — Как я догадался? — А-а… — никак не мог вырваться из состояния прострации бедный вурдалак. Куда ему до наторевшего в искусстве интриги генерала! — Стоило лишь немного подумать и сопоставить, дорогой полковник. Великолепный ответ! Потрясающий по многозначительной бессмысленности, предельной глубокомысленности, абсолютной пустоте, изысканной вежливости и утонченной оскорбительности. Полностью сокрушенный Задунайский уныло кивнул. — Вы нечеловечески проницательны… Я бы ни за что не догадался, имея в своем распоряжении такие обрывки данных. Я успокаивающе поднял ладонь. — Полковник, чтобы завершить разговор, сообщаю, что я лично буду испытывать экспериментальные образцы. — Еще бы! Не выпущу из рук ни на миг. — Отчет, оформленный надлежащим образом, вы получите позднее. Растерявшийся Задунайский вытянул из кармана маленькую деревянную палочку. На всякий случай я торопливо нащупал рябиновую планку, привинченную к крышке письменного стола. Я предусмотрел максимум защиты против враждебных чар. — Надеюсь, вы не намерены показывать, как она работает прямо здесь? Задунайский весь съежился. — Не-ет. Я покачал палочку на ладони. — И что это? — Превращатель… Снова компьютер выдал правильный ответ. — Преобразование или переброс между пространствами? Оборотень растерянно пожал плечами. — Не знаю. Я укоризненно нахмурился. — Опрометчиво с с вашей стороны, полковник. Однажды она может сработать не так, как вам хочется, и завершится это… дурно. Задунайский поднял на меня виноватый взор. Пришлось еще раз улыбнуться. — Я разрешаю вам самому испытать ее. Чтобы не дать повода упрекам, будто я вмешиваюсь в работу отдела. После ухода Задунайского выпало несколько свободных минут, однако перевести дух не удалось. Зибелла горел желанием поделиться свежими новостями. пришлось выслушать его, и я не разочаровался. В ворохе пустых сплетен обнаружились два-три жемчужных зерна, заслуживающих внимания. Полезно быть в курсе делишек подчиненных. И только ближе к вечеру я спохватился. Боже мой! До чего затягивает рутинная канцелярская работа. Я поймал себя на том, что в пятый раз старательно перечитываю абзац из обширного, в сорок пять страниц, доклада полковника П. под пространным, в духе прошлого века, названием: «О недопущении пролетания вражеских спутников над территорией режимных объектов, как первоочередная задача в борьбе за укрепление сохранности военной и государственной тайн». Имелось в докладе нечто завораживающее, прямо-таки гипнотизирующее. Он неотвратимо погружал в сон любого, кто пытался более или менее внимательно переварить указанные сорок пять страниц. Во всяком случае Железный Генрих, на что стойкий по части чтения докладов и отношений, и тот капитулировал. Его сопроводительную записка, пришпиленная к титульному листу, трепыхалась подобно белому флагу. Основную идею доклада можно было сформулировать предельно кратко: не подходи к окну с секретным документом, мимо пролетит американский спутник, сфотографирует. Я сунул голову под кран. Струя холодной воды вернула меня на грешную землю из болотных глубин стр-роевой тупости и дремучих чащоб уставной мудрости. Некстати вспомнилось, что, выйдя из ведьминой избушки, я твердо решил… По счастью Юрий Владимирович, несмотря на позднее время, еще находился в своем кабинете и потому на мой вызов откликнулся незамедлительно. Однако я не сразу нашел, как начать разговор. Помог мне сам начальник отдела специальных операций. — Полагаю, речь пойдет о проведении форсированной акции? Под этим безмятежным термином он подразумевал убийство. Фи! Немного подумав, я подтвердил: — Именно. Юрий Владимировчи приятно улыбнулся. — А то я уж начал подумывать, не напрасно ли создан мой отдел. Заржавеем от безделья. Видите, какой я гуманист! — Зря, зря. Напротив, вашему отделу придается исключительное значение. В самое ближайшее время вам предстоит ряд ответственных операций, возможно определяющих будущность всего Управления. — А пока вы хотите дать задание, каким-то образом связанное с вашей последней поездкой. Я скорбно вздохнул. Слишком внимательный и слишком проницательный подчиненный, который, разумеется, не забыл, как сам в недавнем прошлом возглавлял КГБ… Придется разобраться. Начнет-то он не с фельдмаршала. — Да. — Колдунья. Он даже не спрашивал, он утверждал. — Мы не должны допустить, чтобы знания, которыми она располагает, попали к противнику. А сам внимательно поглядел в «Себя зерцало». О том, что я увидел, не могу вспоминать без содрогания. — Запас сведений так велик? — приподнял правую бровь Юрий Владимирович. — Увы. — Но мы не сумели пока обнаружить ни одного вражеского агента. Под моим взглядом он поежился. — Когда это случится, будет поздно. Вы можете поручиться, что ни один заграничный вервольф не обнаружит избушку? Вы можете дать гарантию, что старуха не расколется при первой же встрече с этим вервольфом? Вы… — Сдаюсь, — поднял руки Андропов. — Теперь вы понимаете причину моей озабоченности. — Да, — кивнул он. И томно улыбнулся. — А больше всего вас беспокоит, как бы с этой старухой не установили контакт наши заклятые друзья, которые много опаснее врагов. Не знаю, что проступило у меня на лице, только Андропов умолк, словно ему набили рот перцем. На всякий случай я поглядел в «Себя зерцало». Нет, я не изменился. Он тоже. Обыкновенный вампир с синеватыми кожистыми крыльями и тем самым… Да, отражение Юрия Владимировича удивительно не соответствовало его облику и элегантному английскому костюму. — Чтобы не осталось ни малейшего следа, — жестко приказал я. — Слушаюсь, — вскочил, вытягиваясь, Андропов. — Поручите это дела вашим орлам из «Альфы». Надеюсь, новый командир успел освоиться? Приятно было глядеть на растерянного Андропова. Он молча разевал рот, вмиг поглупев. — Э-э… Я счел необходимым пояснить: — Все приказы о производстве идут через меня. — Понятно, — Юрий Владимирович перевел дух, однако по его взгляду я понял, что Гиммлеру не поздоровится. Прелестно. Раздоры между подчиненными — основа спокойствия начальника. Андропов постарался провести эти приказы в мое отсутствие и, если бы не бдительность Зибеллы, меня поставили бы перед свершившимся фактом. — Вы совершенно уверены в нем? — Так точно, — отрубил Андропов. — А как же… некоторые специфические наклонности? — Не играют роли. Главное — он полностью понимает поставленные задачи и не щадит сил при их выполнении. — Полагаю, вы озаботились изобретением подходящего псевдонима? А то нас могут неправильно понять. — Не извольте беспокоиться, Петр Петрович, — окончательно оправился Андропов. — Все предусмотрено до мелочей. — Надеюсь. С меня достаточно прежних скандалов. Андропов молча склонил голову. — Простите мне неуместное любопытство, но хотелось бы знать, какими соображениями вы руководствовались. Я, конечно, доверяю вам, — поспешил вставить я, улавливая признаки неудовольствия на лице Андропова, — будучи непрофессионалом в данной области. Но уж слишком неординарен выбор. Интересно. Юрий Владимирович улыбнулся. Вам приводилось видеть, как улыбается бронебойный снаряд? — Вот именно, неординарность. Вы помните анекдот? — Какой? — Про американского шпиона. — «Да ты же негр, милок»? — Его. — Но какая связь? — Прямая. В зоопарке, глядя на клетку с птицами, вы прежде всего замечаете павлина. А если он начнет привлекать ваше внимание, развернет хвост, запляшет… Вспомните ли вы остальных птиц? — Пожалуй, нет. — Вот именно. Он будет отвлекать на себя внимание, делая остальных членов группы невидимками. А сам, естественно, остается невинным, как новорожденный младенец, не вмешиваясь ни в какие дела. Я покрутил головой. — Хитро. — Главное — действенно. — Ладно. Я вам доверяю, как уже сказал. Но мое задание должно быть выполнено в трехдневный срок. — Не беспокойтесь. После ухода Андропова я задумался. Ситуация осложнялась. Не выходя из рамок дисциплины, Юрий Владимирович создавал подразделение из людей, то есть вампиров, преданных лично ему. Он превосходно сознавал, что в случае любой огласки, я отрекусь от него и выдам его и его команду головой жаждущим крови… Неважно кому. Значит, его орлы в любой передряге горой встанут за начальника и будут сопротивляться даже мне. А мое положение выглядело несколько сомнительным. Подразделение «Омега» за отсутствием наличны„ драконов так и осталось бумажным тигром. Формирование команды «Дельта» тоже заглохло, не успев начаться. Между прочим, моя вина! Гремлины ушли из-под моего контроля… Как сопротивляться боевикам? Вывод напрашивается — создавать свою личную секретную службу. И лучше всего вне рамок Министерства безопасности. Проблема одна — как укрыть ее от бдительного ока Железного Генриха. Забывшись, я так полоснул когтями по столу, что на полированой крышке появились рваные царапины. Нехорошо давать волю чувствам. Дурной знак. Может, обратиться к ГРУ? Это была бы великолепная интрига. Но таком случае я полностью выпускаю инициативу из своих рук. Ведь требуется только подрезать слишком широко разворачивающиеся крылья отдела специальных операций. Я отнюдь не намеревался свернуть ему шею, а подобный исход становился все более и более вероятным. Кроме того усиливался наш заклятый друг, а мне это не по нраву. Нет! Я прогнал соблазнительную мысль прочь. Возвращаемся к первому варианту. Я вызвал Зибеллу и долго разговаривал с ним. Кое-что горностай принял без возражений, кое-что отверг с ходу. К сожалению от Зибеллы зависело слишком много, пришлось долго уламывать его. На кого мне полагаться в Управлении? Я одинок. Это не служит источником душевных мук, но создает оперативные проблемы. В конце концов Зибелла сдался. На выполнение задания он отправился немедленно. Только теперь я заметил, что уже ночь. За многочисленными делами день пролетел совершенно незаметно, а всего сделать не удалось. осталась масса хвостов и долгов, вроде отложенной беседы с Торквемадой. И завтрашний день сулит не меньше забот. Я налил рюмочку коньяку, с хрустом потянулся и подошел к окну. Бездумно потягивая душистый напиток, я сидел на подоконнике. Отдыхал. Яркие звезды. Красота. Вот только одна, темно-красная, почему-то не стоит на месте, а кружится, кружится, кружится… Что это? Второй дракон! Я криво усмехнулся. Им хочется еще, они получат еще. И одновременно звонко шлепнул себя по лбу. Идея. Блестящая идея! Они всегда приходят в самые неожиданные минуты. Нужно привлечь к сотрудничеству создания Восьмого Мира. Если их никто не знает, то никто и не опасается, никто не обнаружит… Я первый, значит имеются шансы сделать их верными союзниками. Из-за ортогональности вселенных не следует бояться противодействия духов или магов. Остается сущая мелочь — найти этот мир и вызвать его обитателей. Ну да на что у меня Задунайский? А еще есть гремлины особого рода. Никто не пытался их искать, я сам тоже побаиваюсь. Но как аварийный вариант, последний выход, можно пошарить в атомных и водородных бомбах. Вот где технологические беси неслыханной силы… ПОКУШЕНИЯ Бокасса доложил об исполнении приказа через два дня. Кажется я забыл представить нового помощника и старого приятеля Юрия Владимировича? Извольте. Экс-император Бокасса. Родственные души можно сказать, сослуживцы. Наверное, именно этим объясняется некоторая моя расслабленность. Обрадовался, забылся, потерял бдительность. К сожалению расслабленность генерал-порутчика госбезопасности может привести к серьезным последствиям. Совершенно неожиданно примчался с радостным известием полковник П. Ему посчастливилось обнаружить шпионское логово. Вот так, не больше и не меньше. Признаться честно, я с самого начала смотрел на П., как на тяжкий крест, влачить который я обязан по положению. Что за госбезопасность без отдела контрразведки? И что за контрразведка без подобного реликта? Правда, в моем Тринадцатом Управлении контрразведка находилась на положении Золушки, ее функции выполняли все остальные подразделения, а работа Малюты сводилась к шаманским камланиям о «вражеских происках» и «черной лапе ЦРУ». Бедный Малюта прямо горючими слезами обливался, однако что он мог сделать в одиночку? От неизбывной тоски Скуратов-Бельский предался литературным упражнениям, сочиняя «Наставление по методам форсированных допросов привидений и вампиров». Я не препятствовал, полезное дело. Но сегодня П. был себя в грудь и клялся, что неподалеку от города обнаружил логово настоящим вервольфов. Лично я склонен применить иной термин: не смог увернуться… Не знаю, какой бес в меня вселился, только я поддался на его уговоры, и мы помчались «на операцию». Зачем? Зачем генералу лететь туда, где за глаза хватило бы прапорщика? Нечистый попутал, не иначе. Впрочем, весь состав Управления был в разгоне по каким-то мелочам, да и в глубине души я по-прежнему никому не доверял, считая только себя способным управиться с лютым ворогом. А, может, всему виной любопытство, что сгубило кошку? Группа захвата всегда находится в полной боевой готовности, и мы без задержек отправились небольшой, но внушительной колонной — три броневика. Хотя снаружи эти броневики выглядели самыми невинными автомобилями, не имело смысла пытаться обстреливать их даже из тяжелого пулемета. Краска, несомненно, облупилась бы, но не более. Мы это знали и чувствовали себя в полной безопасности. Если вдобавок учесть, что я усилил броню противомагическими экранами из серебряной проволоки в виде печати Соломона. Однако все это знал и наш противник. Удар был нанесен ошеломляюще дерзкий. Когда наши машины вывернули на центральный проспект — буквально пятьдесят метров от дверей Управления и прямо против окон УВД — грохнул взрыв. Да такой, что наш бронированый автомобиль закувыркался, словно спичечный коробок. Именно это мешает мне в подробностях вспомнить все детали происшедшего. Я вертелся и катался в салоне, точно горошина в том самом коробке. Не знаю уж, какое чудо спасло меня от перелома шеи, но отделался я небольшими синяками. Запомнилось желто-красное мельтешение за стеклами машины, едкий запах, свист. Когда способность реагировать на окружающее вернулась ко мне, я обнаружил, что сижу на грязном асфальте возле курящейся воронки. Неподалеку догорала неряшливая груда железа, еще недавно бывшая моей машиной. Второй броневик спецгруппы взрывом поставило на попа поперек трамвайной линии. Третий броневик срезал фонарный столб и время от времени выплевывал гейзеры из помятого радиатора. Все кругом засыпали обломки битого стела, ветки, мусор. Деревья на бульварчике посреди проспекта точно ураган выкорчевал. Я тупо потряс головой, пытаясь унять звон в ушах. Легкий порыв ветерка вынес из воронки струю сизого дыма, и я расчихался — в нос резко шибануло чесноком. Когда мой плохо работающий мозг сообразил, чем именно пахнет, то неведомая сила буквально на крыльях отнесла меня подальше от жуткого места. Неужели противник рискнул взорвать прямо в центре города химическую бомбу с мышьяком? Мерзкая холодная струйка потекла вдоль позвоночника, но я все-таки понял, что в этом случае я давно был бы хладным трупом. Здесь крылось нечто иное, а что именно — стало ясно буквально через минуту. Ко мне подлетел встрепанный и перепачканный командир группы захвата. Один из орлов-вампиров Андропова. — С вами все в порядке, генерал? Я кивнул, но тут же все вокруг завертелось, и я едва не рухнул наземь. — Все, — хрипло пробормотал я, придерживая обеими руками голову, чтобы та не улетела. — Мерзавцы, — и майор энергично выругался. — Спокойнее, — выдавил я. — Все целы? — Так точно. Однако машина… — Что? — я старался говорить по возможности кратко. — Полностью вышла из строя. Операция сорвана. — О-ох… Майор развел руками, решив, что мой стон вызван разочарованием. Отчасти он был прав. — Где П.? — А-а… — промямлил майор. — Моя машина… Кто остался жив? — Сейчас посмотрим, — бодро пообещал майор. Однако ему помешал невинный порыв легкого ночного ветерка. Чесночная вонь заставила выступить слезы у меня на глазах, а майор вообще чуть не потерял сознание. Он обеими руками схватился за горло и захрипел, точно его душили. Лицо несчастного вампира сначала посинело, потом побелело и, наконец, приобрело неподражаемый цвет вареной свеклы в майонезе. Мне подумалось, что все-таки не обошлось без какой-то отравы, но ведь я сам ничего кроме неудобств не ощущал. Ну, пахнет. Бывает хуже. Зато вампиру приходилось туго. Он упал на колени и явно намеревался отдать Богу душу. То есть, конечно, не Богу и не душу, а черт его знает, что там у него… Пришлось схватить его за воротник и оттащить подальше от рокового места. Когда майор кое-как оклемался, он заскрежетал клыками и надорванным голосом прорычал: — Чеснок… Да, ларчик открывался предельно просто. Враг начинил мину чесночной эссенцией. А для верности добавил серебряной картечи, справедливо рассудив, что она окажется одинаково опасна и для призрака и для человека во плоти. Теперь понятно, почему от несчастного П. осталась только слегка помятая фуражка. Разве мог он выдержать комбинированный удар такой силы? Увы… Впрочем, это избавило меня от многих неприятных забот, ведь я давно намеревался распрощаться с не по уму старательным полковником. Имея таких друзей нет необходимости заводить еще и врагов. Но неприятель сам взял на себя труды по устранению П. Мир праху его. Зато теперь я со спокойной совестью могу поменять литеру П. на литеру М. На должности П. М. будет смотреться куда благоприятнее. Помните романы о Джеймсе Бонде? Но вы сильно ошибаетесь, если полагаете, что М. я собирался вызывать так же как и П. из мира воображения. Нет. Начальник МИ-5 был фигурой гораздо более реальной и вещественной. Случись подобный казус в моем Управлении, я, не колеблясь ни секунды, приказал бы расстрелять Яна Флеминга за разглашение военной тайны. Так опрометчиво выдать своего начальника! Ведь бригадный генерал Стюарт Мэнзис существовал на самом деле. Впрочем, особенно торопиться я не собирался. Не потому что сомневался в М. (оставим это широко известное прозвище, коль скоро к нему все привыкли). Просто я вдруг засомневался: стоит ли так афишировать вызов М. Может, лучше сделать его своим негласным консультантом, человеком-невидимкой? Своим агентом 007? Чтобы подчинялся он непосредственно и единственно мне самому. И вообще, не пора ли обзавестись маленькой карманной разведкой? Ведь я не могу быть уверен, что подобная мысль посетила только меня, а, значит, надо подготовить противодействие. Что же до законности… Пусть о ней говорят те, кто ее нарушает. Тем временем майор полностью пришел в себя. Я обратил внимание, что он как-то странно облизывается и принюхивается. — В чем дело? — Здесь был ифрит, — огорошил он меня. Я едва не сел, где стоял. Чего-чего, но подобного варианта у меня и в мыслях не было. Международный терроризм! Сбылись кликушеские предсказания П., только сам он не смог лично в этом убедиться. Или наоборот — убедился. Ведь ифрит означал Аравию. Кто именно? Хуссейн? Каддафи? Арафат? Догадка сверкнула подобно молнии. Тот, кто стоит за ними всеми — ГРУ! Чужими руками решили устранить меня. Ведь подобную акцию следует готовить долго и тщательно, значит и корни следует искать в Москве. — Вы уверены? — автоматически переспросил я. — Еще бы, — осклабился майор. — В свое время я долго работал я ними, не ошибусь. — Хорошо, — столь же бездумно согласился я. — Только помалкивайте, а не то… — Понятно. Операция по отлову вервольфа безнадежно провалилась. Растерзанные и злые мы вернулись в Управление. Я разогнал верных привидений и сам, после недолгого раздумья двинулся по домам. Представить мое состояние вы сможете без труда. После истории с Задунайским я поддался на уговоры начальства и сменил квартиру. Действительно, охранять виллу в лесу куда проще, чем городскую квартиру. Мы установили двойное кольцо вокруг жилого комплекса — одно наше, второе — от организации, строившей виллы, — и наслаждались заслуженным покоем. Никто не знал, что я, следуя святому правилу «Не доверяй и проверяй», свой собственный коттедж постарался обезопасить дополнительно. Помимо живых охранников на вилле незримо присутствовали два вампира, которых любезно одолжил Андропов, и три пулеметных гремлина. Я не сообщал об этом, зачем волновать соседей. Кроме того вся вилла была буквально нашпигована амулетами и оберегами. Я искренне надеялся, что преодолеть четыре охранных кольца не по силам ни одному врагу, как реальному, так и призрачному. Очень скоро я оценил мудрость своего переселения. После сумасшедшего рабочего дня за время пути немного успокаиваешься, сбрасываешь стресс и домой прибываешь в полной боевой готовности к напряженному отдыху. Вот и сейчас я приказал машинному двигать восвояси, погружаясь в медитацию. Автомобиль мчался по узкой дороге, обсаженной вековыми елями. Мое расслабление прервали самым бесцеремонным образом. Машина затормозила столь резко, что ее занесло, и она вылетела на обочину. Меня ощутимо ударило о спинку переднего сидения. Еще не разобравшись что к чему, я спросонья завопил: — Ты что, спятил?! Шофер не ответил, он удрал. Гремлины вообще отличаются робким нравом, несмотря на свою устрашающую внешность. Испугать они могут только еще больших трусов, чем они сами. Удивительно, сколько хлопот принесли нам эти боязливые создания на орбитальных станциях. Впрочем, отвлеченными рассуждениями я занялся позже, потому что тогда пришлось невольно открыть глаза. Причина переполоха выяснилась немедленно — на дороге стоял дракон. Я пробкой вылетел из машины. Злость настолько затуманила мне голову, что я не испугался и не удивился. Мало мне прошлых неприятностей, получите новые… — Убирайся прочь! — гаркнул я, точно на плацу. Вместо ответа дракон разинул пасть и угрожающе зашипел. Похоже, он намеревался напасть… Второе покушение за три часа! Я не стал разбираться, что к чему и ринулся в атаку. Дракон этого явно не ожидал, потому что первый же мой удар отбросил его в придорожную канаву. Бедолага долго пыхтел и ворочался там, а я следил за его потугами со злорадным удовлетворением. Наконец противнику посчастливилось вырваться из канавы. При этом дракон тоже изрядно разозлился, из его пасти вылетало неяркое пламя, и он странно напоминал самоходную газовую плиту. Я даже хихикнул и свою очередь был наказан за самоуверенность. Моя одежда занялась точно соломенная труха, настал мой черед приплясывать и ругаться. Но дракон, похоже, не знал, с кем имеет дело. Когда я плюнул в него огнем, он в изумлении попятился. Врагу нельзя давать передышки, и я продолжал наступать. Тигриным прыжком я бросился врагу на спину и схватил его гибкую тонкую шею мощными челюстями. Бедняга только растерянно поводил выпуклыми блестящими глазами и жалко трепыхался. Я не спешил. Мерзавец должен ощутить, на кого он посмел поднять лапу. Дракон забился сильнее, однако я держал его мертвой хваткой. Он что-то запищал, вероятно просил пощады. Нет уж. Я посильнее сжал челюсти, прокусив ему шкуру. В первое мгновение черная драконовская кровь показалась мне едкой, как кислота. Во второе — приятно теплой. В третье — обворожительно приятной и сладкой. Жерва забилась сильнее, она почуяла подступающий конец и отчаянно старалась вырваться. Напрасно. Я придавил дракона мощными лапами к земле и, радостно урча, пил, пил, пил его кровь… Наконец он перестал сопротивляться, а вскоре о вовсе затих. Я брезгливо отшвырнул обмякшее как тряпка тело в придорожные кусты. Незачем давать повод нездоровому любопытству. Потом отдышался и вытер по со лба. Меня всего трясло, да так, что я едва мог совладать с собственными руками. Отчего вдруг такой озноб? Волны жара и холода попеременно обдавали меня, вынуждали вздрагивать, словно осиновый лист. Перед глазами метались разноцветные круги, в ушах надоедливо звенели сотни комаров. Со мной происходило нечто непонятное… Однако рано или поздно все неприятности кончаются. Лихорадка, трепавшая меня добрых два часа, отступила, измученный вконец, я прибыл домой. Прошло, однако, еще немало времени, прежде чем я окончательно оправился после бурного дня. Я расслабленно лежал перед камином, наслаждался теплом, а в голове фантастическим хороводом кружили мысли. Все-таки лихорадка не полностью прошла. Почему, собственно, нашей системой должен командовать фельдмаршал? Формально его подчинили новоиспеченному министру. Но никто, разумеется, ни на миг не подумал подпустить выскочку хотя бы к краешку подлинных тайн. Пусть дурачок тешится погремушками, а мы делаем дело, нам играться некогда. Так что фельдмаршал остался душой и мозгом системы. А он выходец из прошлого, за ним, хочет он того или нет, тянется хвост прошлых грехов. Но, что гораздо более скверно и опасно, его по рукам и ногам вяжут призраки давно минувших дней. Воззрения, догмы, методы. Что казалось образцом для подражания десять лет назад, сегодня может привести к краху. Вспомнить хотя бы, как он протестовал против удаления людишек из штата Тринадцатого Управления. Повторяю: нет худшего врага человеку, чем он сам. Мы поставлены стражами человеков. Не государство как таковое должно охранять наше министерство, но людей в нем живущих, ибо без людей нет государства. Вообще в прошлые времена было сказано много умных слов, которые безумная действительность вывернула наизнанку, превратив в злобные пародии на самих себя. «Все во имя человека, все для блага человека». Золотые слова! Вот и мы, не покладая рук, не щадя сил и самой жизни работаем на благо людей. …я улетал в пронизанные серебристыми стрелами голубые дали, кружа подобно светилу над зеленым шариком Земли… Эта тяжелая и ответственная работа не каждому по плечу. Только лишенные человеческих слабостей и грехов способны творить добро. Отсюда следует вполне логичный вывод — они должны быть не людьми. Не нелюдями, а не людями. Я справедливо не хочу применять двойной стандарт раздельно к окружающим и себе. Если я намерен всегда находиться на высоте положения, то просто обязан как можно скорее изгнать человеческие пережитки из своего сознания, обязан как можно полнее раскрепостить свое второе «я», полностью отрешиться от прошлого. И вот тогда, без гнева и пристрастия, я сумею взвешивать людские грехи и судить их. Зато фельдмаршал явно не в состоянии очиститься от грехов прошлого. Значит, он должен отступить… Нет, я не кровожаден. Убивать без причины мне омерзительно. К чему это? Отягощать душу невинной кровью. Я ведь не коммунист какой. Однако мы должны совершенно отчетливо сознавать, что прошлое без боя не сдастся. Во что может вылиться победа прошлого представить не трудно, наша система не воспитывает снисходительности и мягкости. Бой признается выигранным только в одном случае — если враг уничтожен. И этот бой потребует с моей стороны немалых жертв… Если я желаю блага своей Родине, то обязан победить! …я мчался над бескрайними лугами. Пронзительно взблескивали узкие речушки, подобно разящему удару клинка. Глаза не успевали следить… …вообще не вполне понятно, что за силы схватились сейчас на просторах России. В который раз суждено нам судьбою встать на пути черных полчищ? Слишком разнородны и противоречивы мои враги. Взять тех же гремлинов. Не могли они родиться во владениях князя тьмы. Ну никак не могли. А какое отношение имеет профессор Мориарти к драконам? Тоже никакого. Мы сталкиваемся с проявлениями очень сложных процессов. Магия черная и белая известны давно и хорошо. Так же полунамеками и оговорками признается существование серой. Проблема в другом. Если истина не единственна, то сколько ее — не имеет значения. Две истины ничуть не лучше двадцати двух. Признавая серую магию, мы тем самым признаем красную, зеленую, голубую… И вообще всех цветов радуги. Но, сколько магий, столько и миров. Это в нашем мире проявления иных сил воспринимаются как сверхъестественное. А для своего мира они не более чудесны, чем привычка камня падать вниз. Ergo, несколько параллельных миров сейчас пытаются захватить нашу Вселенную. Значит, тяжесть, лежащая на моих плечах, возрастает вдвое, впятеро, бесконечно. Разделить ее мне не с кем, я вынужден нести свою ответственность в одиночку. У меня нет и не может быть друзей. Я обречен. Обречен самой своей исторической миссией… * * * Я всегда придерживался старого правила: удивил, значит победил. Только смелые нетрадиционные решения могут принести успех. Вот и сейчас, не предупредив никого, один, втихомолку, я отправился в путь. Увидев меня, Ерофей был поражен до крайности. Впрочем, если удивление он не смел скрыть, то неприязнь скрывать не пожелал. Это меня больно царапнуло. Ведь, несмотря на вынужденное расставание, я питал к нему прежние теплые чувства. Подозреваю, он так и не простил мне измены Зибеллы. Горностай всегда считался его лучшим приятелем, а тут предпочел меня. — Зачем явился? — хмуро вопросил он, даже не предложив присесть. Я почувствовал, как начинают выползать когти, однако подавил этот естественный порыв. Намереваясь чего-либо достигнуть, нельзя давать волю низменным чувствам. Тем более, приходилось закрывать глаза на его заигрывания с ультрапатриотами. Я ведь все помню. — Предположим, просто соскучился по старому другу, — спокойно ответил я. Ерофей внимательно глянул из-под кустистых бровей. — Мог бы соврать и поумней. — Ну зачем ты так, — я говорил подчеркнуто медленно и спокойно. — Неужели ты озлобился настолько, что не желаешь меня видеть? — Что я желаю и чего не желаю — то мое дело и тебя оно не касается, — по-прежнему неприветливо сказал Ерофей. — Зато я пришел к тебе. — Наверняка с какой-нибудь гадостью. Я вздохнул. Сдерживаться становилось все труднее. — Почему ты так думаешь? — Ты связался со злобными бесями, — прокурорским тоном заявил Ерофей. — Разве? — Да. Мало того, ты предался черным силам, что гораздо хуже. — Ты ошибаешься. — Нет! — Ерофей забегал по горенке. — Впервые мне не понравилось твое поведение, когда ты привадил злобного волкодлака. Где такое видано? Привечать врага человеческого. — Если бы не я, то кто-нибудь другой сделал бы то же самое. Так пусть лучше Задунайский работает на меня, чем против меня. — Рассуждая так, ты должен привлечь на свою сторону самого Сатану рогатого. Да, при таком подходе мне не остается ничего другого… Я совершенно искренне хотел поладить, желал добра Ерофею. Он сам не оставил мне выбора. — Может ты и прав, — лицемерно вздохнул я, проклиная в душе самого себя. — Я остался совершенно один. Зибелла и тот начинает сторониться. — А я предсказывал, что ты кончишь именно так. Не помогают тебе твои любимые вампиры, привидения и умертвия? Криво усмехаясь, я махнул рукой. Ерофей немного отмяк, добрая душа. — Пока не поздно, бросай все да беги ко мне. Снова заживем мирком да ладком. Ведь мы так славно жили, пока не связались с этими… — Ерофей выразительно сплюнул. — Не для нас это и не про нас. Пусть они сами там ковыряются, не стоит мешаться в грязные дела. — Увы, — я развел руками. — Если бы я мог так поступить. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Мне поздно отступать. А точнее, я уже не могу это сделать. Мне не позволяют. Остается маленький шанс, но лишь после ряда операций. Иначе меня просто убьют. Я бросил короткий взгляд на домового, чтобы понять, как на него подействовали мои причитания. Подействовали именно так, как требовалось. Ерофей всерьез озаботился и не на шутку пригорюнился. Приятно иметь дело со столь бесхитростным чудаком. Им можно управлять, словно марионеткой. Дернул за веревочку — и человечек побежал. — Кто тебе угрожает? — Если он останется на своем посту, то плохо придется не только мне. Всем нам придет конец. Он поставил своей целью извести под корень всех порядочных людей. Я просто обязан выступить против него. Вот ты давеча обвинил меня, что я привлек к работе вампиров. Не делал я этого! Мне их навязали. Именно он и навязал. Можно подумать, ты меня совсем не знаешь. Когда-нибудь любил я этих кровопийц? Да ведь мы против черных сил вместе, рука об руку… Как после этого у тебя язык поворачивается… Ерофей украдкой смахнул слезинку. — И нет выхода? — Есть. — Какой? — Помоги мне. — Чем? — Нужно доставить в Москву кое-какие бумаги. — У тебя столько людей и духов. — Сам понимаешь, не могу я им довериться. — Значит, просишь меня. — Да. — А если я откажусь? — То собственными руками подпишешь мне смертный приговор. Ерофей задумался. Потом тряхнул кудлатой головой. — Ладно. Семь бед — один ответ. Что именно я должен делать? Дракон разинул пасть и бешено захохотал, изрыгая желтое пламя пополам с дымом. Туда ты доедешь, зато обратно выпустят ли? ИФРИТ И ОСТАЛЬНЫЕ Ель была очень старой и очень колючей. Говорю это не для того, чтобы расписать покрасочнее трудности и опасности операции захвата, но просто констатирую неприятный факт, имевший место быть. Сам не могу сказать, что меня подтолкнуло ввязаться в пустяковую операцию по захвату зауряднейшего вервольфа. Скорее всего раздражение после первого афронта. А, может, сработало шестое чувство. В воздухе так и витал запах опасности, и я не счел возможным уклониться, просто решил, что ниже моего достоинства уклониться от вызова. Наверное со временем у меня тоже развился дар предвидения. Поэтому я не поручил операцию крупнейшему специалисту по волкам-оборотным Задунайскому, а предпочел лично руководить ею, хоть и не генеральское это дело. Я твердо знал, что результат будет не тем, на который мы рассчитываем, и потому решил оказаться в гуще событий, чтобы правильно отреагировать на все изменения обстановки и постараться направить события в благоприятное русло. Вот потому, захватив с собой нескольких орлов Андропова, я торчал в сыром и холодном ночном лесу. Выбор вервольфом места резиденции меня неприятно удивил. Я поначалу заподозрил его в полном отсутствии вкуса. Дешевой мелодрамой веяло от подернутого ряской пруда с позеленевшей разрушенной плотиной и покосившимся мельничным срубом, наполовину сползшим в воду. Однако потом я сменил точку зрения. Вероятно, ему стоило немалых трудов отыскать нечто подобное в нашем заиндустриализованном и заурбанизированном крае. Признаться откровенно, я не подозревал, что сохранились еще такие идиллические уголки. Впрочем, не потребовалось слишком много времени, чтобы выяснить истинную причину выбора вервольфа. Если вампиры чувствовали себя на ночном холодке точно рыбы в воде, не могу похвастаться тем же. Я основательно продрог и начал терять терпение. Проклятый вервольф не спешил показываться, я уже усомнился в достоверности оперативной информации, когда на освещенной прожектором луны полянке возникла смазанная скоростью черная тень, и блеснули два зеленых огонька. Раздраженный и замерзший, я открыл рот, чтобы скомандовать орлам и блестяще завершить операцию, но то же самое предвидение удержало мой язык от опрометчивых слов. Здоровенный волчище, шерсть которого отливала серебром, уселся на самом краешке берега и трубно завыл. Я поспешно подмигнул своим вампирам, чтобы те ненароком не спугнули врага. Наклевывалось что-то любопытное. Черная вода лениво булькнула, неспешно колыхнулся ковер ряски и тины, из омута вынырнула отвратительная мокрая башка. Я едва не треснул себя кулаком по лбу, только строгие правила маскировки помешали мне сделать это. За такое голову отрывать следует! Ведь говорил же фельдмаршал о вербовках среди водяных и леших, однако все наши усилия как-то незаметно сосредоточились на цивилизованных бесях, тяготеющих к жилью и самому человеку. Вольная природа осталась неохваченной, за что сейчас и придется расплачиваться — свято место пусто не бывает. Нашим промахом не замедлили воспользоваться враги. Придется теперь Малюте крепко поработать, прежде чем выяснится много ли пособников навербовала иноземная нечисть среди наших доверчивых бесей. Водяной тем временем ловко выскочил из воды и уселся рядом с вервольфом. Был он черен и толст, больше всего походил на огромного сома, если бы не карикатурное человеческое лицо и три ряда острейших акульих зубов в широкой лягушачьей пасти. Управиться с водяным было проще простого. Ведь во исполнение собственного приказа я носил нательный крестик, а молитвою да крестным знамением обратать водяного хозяина куда как нетрудно. Я вновь открыл рот, чтобы приказать орлам начать операцию, но во второй раз что-то удержало меня. — Скоро? — недовольно квакнул водяной. Вервольф, переминаясь с лапы на лапу, кивнул и проворчал: — Он, как правило, не опаздывает. Водяной шумно вздохнул. — Скорей бы. Не люблю воздух. Вервольф на это не ответил, он шумно скребся задней лапой, вычесывая блох. Водяной глядел на это с явным неодобрением. — Правильно ли мы поступаем, связавшись с этой нечистью? Вервольф зевнул. — Враг наших врагов — наш друг. — Однако уж больно он… нечист. — Даже для тебя? Водяной ехидно хрюкнул. — О себе я не говорю. Даже для тебя . В горле вервольфа заклокотало. — Мы еще побеседуем на эту тему. Водяной расправил длинные соминые усы, свивавшиеся кольцами. — Это ерунда. Больше другого меня смущает его пристрастие к огню. Лично я огня терпеть не могу, да и ты, кажется, не слишком уважаешь. — Это верно, — кивнул вервольф. — Так может… не надо… — Нет, надо. Если есть возможность прижечь им пятки, я не откажусь. — Как знаешь, тебе видней. — А вот и он, — радостно тявкнул вервольф. Легкое облачко закрыло полную луну, и поляна вмиг погрузилась во тьму. А потом все вокруг залил мрачный темно-багровый свет, точно в небесах вдруг отворили печную дверцу, и отблеск плененного огня лег на землю. В душу ядовитой змеей заполз страх. Самый обычный, вульгарный страх. До сих пор я общался с темными силами мимоходом, на бегу. А сейчас я понял, что предстоит нешуточная схватка. Никогда раньше да и потом мне не приводилось встречать такую странную компанию: вервольф, водяной и зубчатопламенный ифрит. Вот уж кого я не ожидал встретить, но… Ифритов я не видел ни разу, и сейчас смотрел во все глаза. Больше всего он походил на облако раскаленных газов, вырвавшееся из домны вместе с потоком жидкого металла — точно такие же струящиеся черно-красные отсветы, действительно напоминающие мельтешение зубчатого колеса. Разглядеть получше заморского гостя пока не удалось. Когда чудовище опустилось на поляну, водяной испуганно попятился. Ведь его родной стихией была все-таки вода. Зато вервольф остался на месте, только сел поудобнее, обвив лапы хвостом. Ифрит все время нервно крутил башкой, похоже, он чуял постороннее присутствие, хотя и не догадывался, кто следит за ним. От взгляда мутных багровых бельм тут же с треском занимались кустики и молодые деревца. Сонную воду омута словно хлестнули раскаленным бичом. При виде такого кощунства водяной страдальчески поморщился, а я подумал, что расколоть сообщников совсем нетрудно. Не могут создания противоположной природы столковаться, для этого следует быть гораздо умнее, чем эти простаки. Разделяй и побеждай! — Зачем звал? — неприветливо осведомился вервольф, встряхивая головой. Оказалось, что на шее у него болтается на золотой цепочке какой-то амулет. Может именно он придает зверюге столько уверенности? Ведь даже ифрит с заметно робостью поглядывал на волчару. — Средоточие вселенной, высокосановный, вознесенный до луны, со свойствами Юпитера, с небесно-пышным двором, могущественный как Тамерлан, победоносный как Искандар, с бесчисленным как звезды войском… — зачастил ифрит. Вервольф по возможности незаметно зевнул. — …источник справедливости и правосудия, уничтожитель несправедливости и притеснения, опора демократии, надежда прогресса, двигатель цивилизации, тень Аллаха на Земле, всепресветлейший Азият-баши соизволил говорить моими устами… Вервольф зевнул с гулким подвыванием. Зато меня пробрало, точно за шиворот плеснули стаканчик виски со льдом. Противно и холодно. Вот откуда гарью потянуло! Поистине, один дурак задаст столько вопросов, что и сотня мудрецов не ответит. Не принято говорить о покойниках скверно, но П. был изрядно глуп. А вот здесь он сумел угадать. Зато многомудрые аналитики во главе с М. промазали. Ведь бредни об исламских террористах мы все дружно высмеяли. И зря. Урок на будущее. — …предлагает мир и союз. Вервольф почесался. — Зачем это нужно? Ифрит фыркнул, мзвергнув струю жидкого огня, подобно напалму поджегшую замшелые бревна плотины. — У нас один враг. Так не лучше ли сообща ударить по нему с двух, с трех сторон, смять и опрокинуть? — Не согласен я, — пропищал водяной. — Не по пути нам. Молодец! Правильно, не по пути русской нечисти с азиятцами! Однако ифрит не обратил на него ни малейшего внимания, он смотрел только на вервольфа. Понимал, кто здесь первая скрипка! Оборотень задумался. — Это неожиданно. До сих пор у нас не было ничего общего. Мы скорее боролись друг с другом. Почему я должен поверить тебе? Ифрит от раздражения надулся и вырос вдвое. Теперь он возвышался над невозмутимым вервольфом подобно курящемуся вулкану. — Я не привык… Оборотень тем временем спокойно и рассудительно продолжил: — К тому же я не возьмусь перечислять все случаи вашего некорректного поведения. Мы понесли серьезные потери в борьбе с террористами, и мои сотрудники просто не поймут меня, когда я предложу им сотрудничество с вами. Ифрит обиделся еще сильнее. — Это не мы, полковник. Вы сталкивались не с воинами солнцеликого Азият-баши, но с наймитами фундаменталистов. Вервольф-полковник рассеянно поправил лапой амулет, ифрита шатнуло прочь. Мне тоже показалось, что я чувствую излучаемую амулетом мощь. Специалисты СИС потрудились на славу, сказывалось общее технологическое превосходство проклятого Запада и богатые традиции. Все-таки ихним привидениям чуть не на тысячу лет больше, чем нашим, за это время последний дурак чему-нибудь да научится. Только бы М. не пронюхал, мигом переметнется. Я свирепо скрежетнул клыками. Вампиры, опаски ради, попятились. А я продолжал напряженно вслушиваться. Ифрит с оборотнем продолжали ожесточенно перепираться, водяной сидел поодаль, с интересом следя за перепалкой. Информации не прибывало, разве что пополнялся мой запас ругательств. Но ведь это не самое главное! В конце концов водяной не выдержал и заорал: — Да прекратите же вы! Надутые вервольф с ифритом умолкли и сели на почтительном расстоянии друг от друга, обмениваясь неприязненными взглядами. — Если не перестанете лаяться, никакого проку не будет. Хотели ведь выяснить, как нам спасаться, а это можно сделать только сообща. Да-а… Век живи — век учись. Это ведь он намекает, что мы собрались всю нечисть истребить. Обвинить госбезопасность в подобной жестокости мог только злонамеренный клеветник. Как у него язык повернулся! — Действительно, хватит, — согласился оборотень. — Они уже подмяли под себя вампиров и привидения, скоро наступит черед остальных миров. Не знаю, чье тут влияние, только мне это не нравится. Любопытно… Он тоже ищет инициатора… — Объединяйтесь под крылом высокостепенного, споспешествуемого Аллахом друга свобода Азият-баши. Среди всеобщего развала только мы сможем защитить безвинных страдающих братьев меньших. У нас имеется возможность оказать противодействие любым акциям Тринадцатого Управления. И есть союзники… Это называется ловить ерша, поймать акулу. Я-то намеревался захватить пару примитивных шпионов, а налетел на организацию вооруженного восстания! Да еще с изменой в рядах… Да с руководством оттуда… — А потом меня намаз совершать заставите? — очень к месту уточнил вервольф. — Конечно нет, — искренне возмутился ифрит. — Ты же не станешь. — Нет. — Нам бы сейчас управиться с КГБ, потом разберемся, что к чему. Представляю, что начнется, если вся нечисть европейская, российская и азиатская объединится. Нам же конец придет! И еще я вспомнил, что взрыв машины организовал не кто иной, как ифрит. Видя, с какой легкостью он плюется огнем, я охотно поверил — его работа! Слушать бестолковую трепотню больше нет смысла, теперь пусть Малюта на допросах информацию выколачивает… то есть добывает. Я махнул рукой. Вампир что-то буркнул в горошину микрофона, прикрепленную к воротнику, и началось. Все вокруг залил неприятный сине-зеленый свет. Это замершие в засаде вертолеты поднялись над деревьями и включили прожектора — предмет особой гордости Задунайского. Он сумел так подобрать газовую смесь, что их свет немедленно возвращал любое создание Мира Магии в исходное состояние, одновременно блокируя все дальнейшие превращения. Он что-то долго объяснял насчет спектра и длины волны, но я не стал вникать. Главное — результат. Я сам видел, как волк превращался в человека, бутылка шабли — в лимонад, и так далее. Зато здесь ничего не произошло. Сначала троица оторопела, потом начала действовать, каждый сообразно своему характеру. Водяной прямо с места огромным прыжком, метров шесть, нырнул в омут. Красиво нырнул — ни брызг, ни плеска, только сверкающая вода чуть колыхнулась и тут же замерла. Вервольф и не подумал превращаться в человека. Вот где сказалась сила амулета! Пару секунд он сидел неподвижно, сверкая зелеными глазами, потом серой тенью метнулся к деревьям, рассчитывая скрыться. Если бы это ему удалось, все мои труды пошли бы насмарку. Но даже вервольфу не тягаться с электроникой! Затрещала пушечная очередь, раздалось сухое «пок-пок-пок» автоматического гранатомета, и вокруг оборотня забушевали смерчи разрывов. Корпуса гранат выполнены из серебряного сплава, снаряды — тоже. Для государственной безопасности денег не жалеют. Когда смерч улегся, я увидел растерзанный волчий труп. Жалко, лучше бы живьем… И вообще непонятно — после смерти он в любом случае обязан вернуться в исходное состояние. А вот ифрит разбушевался. Теперь я разглядел его получше. Не вполне классическое создание. Больше всего он походил на бога Ганеша, только вместо слоновьих ушей по бокам головы слабо трепыхались огромные кожистые крылья, напоминающие крылья летучей мыши. Но на локтевом сгибе у них росли четыре когтистых пальца. Рыхлую серую кожу покрывали крупные поры, которые так и сочились огнем. Ифрит задрал хобот и плюнул огнем. Пламенный ореол охватил один из вертолетов. Машина беспорядочно задергалась и кометой рухнула в лес. Только огненый столб отметил место падения. В первое мгновение мне показалось, что второй вертолет тоже взорвался. Но потом я сообразил, что пилот просто нажал разом все гашетки, выпустив ракеты, разрядив гранатомет и открыв огонь из спаренной пушки. Эффектное зрелище! Вот только вреда ифриту это не причинило ни малейшего, хотя законам физики пришлось подчиниться даже ему. Сила удара опрокинула его наземь, и он закувыркался, кроша и поджаривая кустарник. Ну, теперь наш черед, как пел бравый Эскамильо. Мы с вампирами ринулись в бой. Конечно, им на крылышках куда проще, они меня опередили. Когда я подоспел, мои орлы уже сноровисто набросили на ифрита сеть, сплетенную из освященных веревок. Ифрит взревел, как авиадвигатель. Мне показалось, что у меня лопаются барабанные перепонки. Единственным опасением было — выдержит ли сеть? Ифрит принадлежал мусульманскому аду, так сработает ли христианское освящение? Ведь попасть в мечеть я не мог. Сработало. Хотя я отчетливо видел — на пределе. Ифрит бился и ворочался в сети, словно огромная рыба, но только сильнее запутывался. Он смачно плевался огнем, не замечая, что верткие вампиры без труда уворачиваются от плевков. Даже попади адское пламя на вампира — проку оказалось бы немного. Адский пламень вампиру не страшен. Наконец в бой вступил я. Черные создания глупы и отсталы, поэтому презирают технические достижения. А мои гремлины вместе с Задунайским постарались, и когда я ловко защелкнул наручники и кандалы, то сразу успокоился. Теперь голубчик никуда не ускользнет. Игрушки самозатягивающиеся, а в замки вставлена печать Соломона. Ифрит бешено сверкнул глазами и вытянул хобот, чтобы поразить меня огнем, но один из вампиров сноровисто приклеил магический пластырь на пятачок. Ифрит был полностью обезврежен. — Вызывайте грузовой вертолет и в лабораторию его. Вервольфа тоже туда. — А что с водяным? — полюбопытствовал вампир. — Швырните в омут пару гранат, а когда всплывет — подберите. Вампир довольно осклабился. Амулет вервольфа я забрал себе. * * * Первый сюрприз мне поднес Задунайский. Тщательно разобравшись в истерзанном трупе вервольфа, он огорчил меня сообщением, что мы прикончили настоящего волка. — То есть как?! Ведь он же разговаривал! А источник собственными глазами наблюдал перевоплощение в человеческую ипостась и обратно! Задунайский развел руками. — Надеюсь, вы доверяете моей квалификации? Еще бы, не доверять! Он же сам волкодлак. Мог бы и не задавать риторических вопросов. Я постарался безмолвно выразить полное и совершенное доверие. Кажется, это удалось, потом что Задунайский подобрел. — Все равно не могу разобраться. Похоже, это существо иной природы. Кто он? Откуда пришел? Не знаю. Но жестоко обманывается тот, кто считает его своим полковником. Очень большой вопрос, на кого он работал. Мне этот волк кажется странным. Странным и страшным. — Ерунда, — фыркнул я. — Вы полагаете? А что, если мы столкнулись с хорошо законспирированным заговором? Сам того не зная, Задунайский ткнул в больное место. — Заговор? — насторожился я. — Конечно. Что еще может свести вместе таких разных тварей? Парочку водяной-ифрит я вообще отказываюсь себе представлять. — Действительно, — согласился я. — Трудно совмещаются. После слов Задунайского я крепко задумался. Действительно, картина все больше напоминала сцены из жизни карбонариев. Черные плащи; широкополые шляпы, надвинутые на глаза; темная ночь; заброшенная каменоломня… Но не кроется ли за этой опереттой нечто гораздо более серьезное? Ведь это стандартный прием — уверить противника в своей безобидности, делая вид, будто все твои действия у него под контролем. Метод стеклянного дома. Штука обоюдоострая, но действенная. Расслабившийся неприятель частенько пропускает сокрушительный удар. — Тем более, что мы практически ничем не можем противодействовать инфильтрации агентов из-за границы, — ввернул шуруп поглубже Задунайский. Устами младенца глаголет истина. Оборотень не был спецом в оперативной работе и мало чем интересовался, кроме возлюбленной техники. Однако именно ему суждено было сунуть меня носом в зияющую прореху прямо посреди нашего оборонительного щита. Действительно, следует ли бороться с уже проникшим к нам агентом? Не проще ли постараться парализовать деятельность разведцентра? Увы, увы… С тех пор как нас превратили в Министерство безопасности, служба внешней разведки уплыла из наших рук. А к чему ее могут привести политическая шлюха, ставшая во главе благородного дела добывания разведданных? К превращению в огромный бордель, естественно. Примеры уже есть. Я бы его с удовольствием четвертовал, хотя оставалось только скрежетать зубами в бессильной злобе, беспомощно наблюдая на развалом налаженной системы. Впрочем, если отрешиться от эмоций, по силам ли людишкам контролировать передвижения жителей Восьми Миров? Ответ напрашивается сам. Вывод очевиден — нужно создавать внешнюю разведку в рамках Тринадцатого Управления. Пришлось не слишком вежливо выгнать Задунайского, обобрав на ходу амулет, снятый с трупа вервольфа. Раздумья были недолгими. Я вызвал фельдмаршала. Изумления при виде перемен внешности начальника стали чем-то вроде привычного ритуала. Фельдмаршал буквально истаивал, исчезал. Щеки ввалились и стали восковыми и прозрачными. Некогда щегольская бородка больше всего напоминала неряшливый кусок пакли, волосы поредели и засалились. Даже на аккуратном френче показались подозрительные пятна. — Что у вас? — неприветливо спросил он, не сочтя нужным поздороваться. — Предложение, — не подавая вида, что глубоко оскорблен, бодро отозвался я. Он поморщился. — Какая еще гениальная идея посетила вашу голову? Я безропотно проглотил и эту пилюлю, хотя про себя порадовался, что давно обшил стол нержавеющей сталью. — Хотелось бы восстановить то, что сгоряча было уничтожено. Фельдмаршал глянул исподлобья. — Очевидно, новое расширение Тринадцатого Управления? — Да. — Что еще вы намерены подгрести под себя? Здесь я уже счел необходимым выказать неудовольствие. — Продолжать разговор в подобном тоне я не намерен. — Ишь, раскипятился! — удивленно, точно видел меня впервые, произнес фельдмаршал. — Куда вы денетесь? Деться мне было некуда, однако я сблефовал. — Если вы полагаете, что цепляюсь за погоны, то ошибаетесь. — Вы готовы подать рапорт? Цинично усмехнувшись, я сказал: — Всегда полагал, что я министерству нужен больше, чем оно мне. Фельдмаршал рявкнул: — Не забывайтесь! — Именно! — !!! — Так что о моем предложении? — деловито осведомился я, словно и не было предыдущей ругани. Он скривился, как будто раскусил лимон. — Восстановить внешнюю разведку? — Да. — Нет! — Почему? — Законом это запрещено. — С каких пор наше министерство начало уважать законы? Фельдмаршал тяжело уставился на меня. — Что вы хотите этим сказать? — Ничего, — поспешно отыграл назад я. — То-то, — и начальственная голова исчезла. Разговор кончился ничем. Нет, вру. Я завершил беседу в твердой уверенности, что глава службы безопасности работает на сторону. Измена! Теперь понятно, почему большинство моих акций заканчивались оглушительным провалом. Если предательство свило гнездо на самом верху, то я почти бессилен. И стал понятен намек ифрита. Наш разговор окончательно укрепил мою решимость создать собственную разведку. Вот только засветился я по-глупому. Ничего, вывернемся. И наплевать на все запреты! Интересы государственной безопасности выше личных амбиций и тем более бумажных законов. Впрочем, из своего кабинета я вылетел бледно-зеленый от бешенства и сразу направился во владения Малюты. Надо же хоть как-то отвести душу. Малюта даже в специфических условиях не изменял новоприобретенной привычке одеваться как можно элегантнее. Немного странно было видеть белоснежную сорочку и безукоризненный галстук под асбестовой робой, но я отдал должное его предусмотрительности. Допрос ифрита — вещь обоюдоострая. — Хотите лично присутствовать? — приветливо улыбнулся он, разглядывая отполированные ногти. — Детское любопытство, — буркнул я, понемногу остывая. — Как они? — Признаются помаленьку. Только вот водяной… — Малюта вздохнул. — Что водяной? — Хлипок оказался. — Но показания дать успел? — Успел. — И ладно. А ифрит? — Упрямится. — Давайте глянем. Все-таки Малюта остался в душе консерватором. Он решительно не признавал современных технических новаций и упрямо цеплялся за старые испытанные средства. Особенно помогали разговорить ифрита водные процедуры — как всякий огненый демон ифрит воду на дух не переносил. Поэтому Малюта изощрялся. Сначала по капле капал на выбритую макушку святую воду. Потом решил, что чем больше воды, тем лучше, и принялся вливать кипяток ведрами через воронку прямо в хобот ифрита. Не уверен, что здесь он был прав. С одной стороны вода, но с другой-то — кипяток! Интересная проблема, заслуживающая детального рассмотрения. В конце концов Малюта решил дать ифриту еще больше воды и засунул его в бочку со святой водой и святым же льдом. А верности ради на бочку наложил печати Соломона, которые делали бесполезными любые попытки вырваться. К своему удивлению я застал здесь же отца Томаса. Скромно потупившись, Торквемада объяснил, что приглашен Малютой, как специалист по работе с мусульманскими демонами. Молодцы. Я не учел этого! Я подошел к бочке, из которой торчала посиневшая башка демона. Чтобы тот не сбежал, Малюта приколотил его уши серебряными гвоздями к дубовой клепке. — Ну, как? Не надоело? — ласково спросил я. Тот молчал, бешено вращая матово-красными глазами. — Молчит, проклятый, — скупо прокомментировал Торквемада. Ифрит громко расхохотался. — Болваны! Настанет час — все вы согнетесь под священной стопой солнцеликого, опоры ислама и демократии, многопобедного, яркоблистающего Азият-баши! Гяуры! Вас приведут к покорности, как предков ваших тумены Батыя! Вы падете в пыль перед зеленым знаменем пророка! Я плюнул в бесстыжие глаза. — Это вас приведут к покорности, неверные собаки! — Ваши воеводы уже ищут благосклонности высокосановного, десницы Аллаха, благоначального Азият-баши! — Какие воеводы?! — вскинулся я. Однако ифрит напрягся, рванулся, оставив кровоточащие клочья ушей на бочке. Малюта растерянно присел. Зато Торквемада, ничуть не испугавшись, поднял серебряное распятие и начал громко читать охранительную молитву. Впрочем, он зря старался, ифрит пренебрег им. Надувшись, демон выпустил струю жидкого огня прямо мне в лицо. Мгновенно занялась форменная рубашка, затлели волосы. Я не успел даже испугаться. Но ведь дракону огонь — дом родной! Неведомая сила приподняла меня, я ощутил прилив сил. Трубно зарычав, я в ответ дунул черным огнем. Ифрит пронзительно заверещал, когда пламя коснулось его. Я оказался сильнее! Когда пламя погасло, я кинулся на ифрита и вонзил когти в дряблую кожу. Демон слабо трепыхнулся, когда мои челюсти сжали его глотку. Кровь оказалась восхитительно сладкой… Так неожиданно завершился день. ПРОБЛЕМА ВЫБОРА Я всегда был последователен, логичен и справедлив. Самое главное — не создавать себе ни малейших привилегий. Я начал кампанию по устранению человеческого элемента из рядов Тринадцатого Управления, как источника слабости и предательства, я обязан довести ее до конца. На меня и так уже потихоньку косились. Аппаратура Зибеллы работала исправно, и каждое утро мне на стол ложились «Отчеты о происходящем». Они меня не радовали, ох как не радовали. Дисциплина хромала на все четыре копыта, среди вампиров и вурдалаков шло постоянное брожение, они вечно чем-то были недовольны. Особенно усердствовали обработанные по моему приказу. Человек не понимает заботы о себе, и они тоже не могли простить мне хлопот об их будущем. Не увидели своей же пользы и по слепоте старались оттолкнуть и оплевать протянутую руку помощи. Приходится силой подталкивать упирающихся… Впрочем, я не хотел полностью лишаться преимуществ человеческой ипостаси. До разговора с Задунайским я еще не представлял себе ясно всех выгод принадлежности двум мирам, однако интуиция подсказала мне единственно верное решение. Не пытайтесь ловить меня на слове, я превосходно помню все, что говорил о бастардах, принадлежащих двум вселенным. Мы должны четко различать положение и устремления. Для меня это становилось тяжкой обязанностью, неприятным долгом, связанным с моими служебными функциями. Выродки получали извращенное удовольствие, циркулируя между мирами, а я страдал, молча сцепив клыки. Мы долго беседовали с Задунайским о том, как нам лучше подготовиться к предстоящим схваткам. Гипотезу Восьми Миров и переходного НИЧТО он уже излагал, а сейчас грохнул мне на стол объемистый конволют, обильно уснащенный формулами и малопонятными фразами типа «ротор вихря временного вирла не вполне представимой обратной фазовой решетки…» Б-р-р… Однако при устном изложении теория показалась мне понятной и не лишенной рационального зерна. Все сводилось к ступенчатому усложнению мировой матрицы. Исходным пунктом Задунайский принимал Большой Взрыв. Первым шагом было существование Праяйца нулевой размерности. Вторым — разделение света и тьмы, добра и зла. Появилась двоичность, диалектичность природы. Однако после этого разделение пространство еще не имело привычного нам облика. Нельзя сказать «изотропность» если нет никаких свойств. «Да будет свет»… И стал свет… М-да. После двойки следует четверка — происходит новое деление. Мы получили четыре стихии, четыре первоэлемента, четыре стороны света, четыре координаты. Наша Вселенная полностью оформилась, живи и пользуйся. К сожалению, природа на этом не остановилась, хотя и могла бы. На смену четверке появляется восьмерка. После сдвигания Вселенной в перпендикулярном направлении возникли Восемь Миров, каждый со своими законами и правилами. Восемь Вселенных плюс НИЧТО. Здесь Задунайский разводил руками и невнятно мычал. У него не было даже предположения, что представляет собой это самое НИЧТО. Может непереработанные остатки четырехмерности, а может наоборот зародыш следующего акта деления и прообраз шестнадцатимерности. Когда я попытался уточнить, а что именно представляет из себя эта самая шестнадцатимерность, Задунайский лишь жалостно трепыхнулся. Единственно, что он мог предположить — удвоение количества миров за счет инверсии времени, образование взаимосвязанных пар «мир-антимир». Полностью физику антимира он описать не смог, так как не был специалистом-ядерщиком. Ясно было одно: инверсия времени повлечет гораздо более обширные последствия, чем кажется на первый взгляд. Смена векторов элементарных токов, например, превратит все частицы в натуральнейшие античастицы, а там — полный ба-бах!!! Практическим выводом из многомудрых объяснений была созданная Задунайским установка для путешествия по Восьми Мирам. Каким-то образом она сворачивала наше пространство в то самое НИЧТО. Сильно подозреваю, что сам ее автор не разобрался до конца, как машина работает. Во всяком случае использование в качестве обязательного момента «парения духа» не вызвало у меня прилива энтузиазма. Не знаю, что подразумевал под этим Задунайский, но я в очередной раз убедился, что начальник технического отдела — неудержимый романтик. Впрочем, я твердо знал — оборотень не склонен к пустым разглагольствованиям и произнесению красивых фраз. Даже говоря о бессмертной душе, он наверняка подразумевает нечто до предела приземленное. Задунайский поклялся, что через пару дней установка будет готова к использованию, чем поставил меня в тупик. Надо установку проверить в работе. Кто этим займется? Кому я могу безоговорочно доверять, но при этом не слишком дорожу этим сотрудником… Вообще, рапорт Задунайского породил у меня глубокую тревогу. На первый план со всей очевидностью выплывала нелегкая проблема сохранения тайны. Причем не столько от чужих, сколько от своих. С некоторых пор я решительно перестал доверять даже собственным заместителям. Друзей, понятное дело, у меня быть не могло. Груз ответственности и собственной значимости облек мои плечи подобно императорской порфире, одновременно возвысив и придавив. Я немного поразмыслил и принял решение поручить охрану установки М., полагая, что, как человек новый, он еще не успел ввязаться в наши внутренние дрязги. Однако, на всякий случай, пришлось поручить Гиммлеру организовать всестороннюю проверку М. А Малюте я поручил установить негласное наблюдение за новым сотрудником, что тот исполнил с великой охотой — Малюта ревновал. Уладив различные мелочи, я отправился в клинику. Нет, я не заболел. И операции, которым я намеревался подвергнуться, носили промежуточный характер между хирургическими и специальными. Тем более, что проводить их должен был неизменный Задунайский. Прежде всего я потребовал, чтобы он вживил мне то самое магическое кольцо телепатии. Мне надоело постоянно обращаться к нему. Лучше всего, если эта способность станет врожденной. Бедный оборотень глаза выпучил, когда я поставил перед ним задачу. А уж при виде составленного мною меморандума и вообще окаменел, как при встрече с василиском. Сначала Задунайский начал трепыхаться, утверждая, что подобное невозможно, что человеческий организм неизбежно отторгнет чужеродный предмет, тем более принадлежащий Миру Магии. Пришлось напомнить ему, что я не человек, а генерал-порутчик. Сцепив клыки, Задунайский согласился, правда успел заметить, что снимает с себя ответственность за последствия операции. Я его успокоил, заверив, что за все буду отвечать сам. Его дело десятое — исполнять приказы. Операция оказалась долгой и болезненной. Конечно, я не мог допустить наркотического беспамятства. Нет, я, разумеется, доверял Задунайскому, но ведь и кроме него могут найтись желающие воспользоваться моей временной беспомощностью, видя в ней благоприятный шанс. Не стоит вводить людей, а тем более вампиров, в искушение. Когда я поднялся с операционного стола, прижимая к груди закутанную в толстую повязку руку, больше всего меня занимала противная, сосущая боль в свежей ране. Остальные проблемы как-то ушли в тень. Поэтому я сначала не обратил внимания на странные изменения окружающего мира. Я начал смотреть совершенно иными глазами. Говорят, что собаки не различают цветов и потому воспринимают все иначе, чем мы. Не знаю. У меня разом изменились зрение, слух, обоняние. Я словно попал в чужую страну, где все незнакомо и непривычно, все тревожит и раздражает. От странных запахов кружится голова и свербит в носу, почему-то все время слезятся глаза, отчего ты смотришь будто сквозь толстое мутное стекло, в ушах постоянно звучит надоедливый, утомляющий комарины звон. Земля плыла и качалась под ногами, каждый шаг приходилось тщательно рассчитывать, поэтому мои движения были неестественно замедленными и осторожными. Кое-кому могло показаться, что я просто просто пьян, хоть я во рту маковой росинки не держал. Поэтому я искренне обрадовался, когда Задунайский сообщил, что к остальным операциям ему надо подготовиться получше да и вообще разобраться, осуществимы ли они. Отсрочка пришлась как нельзя кстати. Отложив мысль о дальнейшем самосовершенствовании, я решил занятся делами прозаическими и бюрократическими — очередной реорганизацией Управления. М. прибыл немедленно, как всегда аккуратный и собранный, держа в руках пухлую красную папку. Все-таки и Малюте, и Андропову при их показной элегантности не хватает неуловимого шарма, веющего от М. — Садитесь, — радушно пригласил я. — Разговор может оказаться долгим. — Благодарю, — кивнул М. Я помедлил. С чего начать нелегкий разговор я представлял плохо. Предложения нарушить пяток-другой законов еще не стали для меня обыденными и привычными. — Сначала я хотел пригласить вас, чтобы спросить: удовлетворены ли вы работой Управления. А потом внимательно слушал бы ваши рассуждения, втихую радуясь собственной прозорливости, ибо вы подтвердили бы мои догадки. Хотел было, но решил, что поступить так будет недостойно ни вас, ни меня самого. Поэтому я решил задать вам несколько неожиданный вопрос. Кем вы себя считаете в первую очередь: военным или христианином? Я добился своего, от удивления М. чуть не уронил папку, однако быстро справился с удивлением. — Вы полагаете эти понятия несовместимыми? — Первое подразумевает постоянное и многократное нарушение заповеди «Не убий». Есть и другие, не менее важные отличия. — Не новая постановка вопроса, — кивнул М. — Воинство христово… — Простите, что перебиваю вас. Только не следует говорить о войнах во славу креста и победах над неверными. Вы сами превосходно знаете, что наиболее упорные и кровопролитные войны шли как раз между правоверными христианами. Еще раз прошу прощения, что прервал вас. — Увы, в ваших словах горькая правда. — Но вы так и не ответили на мой вопрос. Признавайтесь. М. без колебаний отрезал: — Солдат на службе Ее Величества… То есть… Солдат! Я сделал вид, что не заметил его оговорки, но для себя ее накрепко запомнил. Не доверяй и проверяй! — Значит, выше всего вы ставите повиновение приказам? — Да. Если… — Интересное словечко. В каком уставе вы его вычитали? М. натянуто улыбнулся. — Если приказ не является преступным. — А решать это собрались вы? — Ведь исполнять его мне. — Черт бы побрал вашу хваленую демократию, — обозлился я. — Этак если каждый подчиненный начнет рассуждать и размышлять, то на само исполнение приказов у него не останется времени. Армия развалится. Запомните М., у нас не секретная служба Ее Величества, у нас свои законы! — Я постараюсь, — кротко кивнул М. — Сказано: «Солдаты должны беспрекословно выполнять приказы своих командиров во имя мира и всеобщего спасения. Пусть сам государь и запятнал себя несправедливостью, но он военачальник. Приказ начальника делает солдата невиновным в совершенных государем злодеяниях». М. так и подскочил. — Я не советовал бы произносить эти слова во всеуслышание. — Почему? — Мы сражались против Гитлера. Я торжествующе усмехнулся. — Вот здесь вы ошибаетесь. Если Гитлер и говорил нечто подобное, это отнюдь не было его собственными мыслями. Он лишь процитировал сказанное за тысячу лет до него одним из столпов христианского богословия. — Неужели? — Впервые эти слова произнес блаженный Августин. Так что воинская дисциплина, беспрекословное исполнение приказов есть добродетель не только специфически воинская, но и общехристианская. Я не сомневаюсь в вашей исполнительности, но спрашивал вас, чтобы выяснить, будете ли вы подчиняться моим приказам, внимая лишь требованию устава, либо, следуя внутренним императивам. М. оскорбился. — Вы усомнились? — Ничуть. — Тогда зачем? — Чтобы выяснить, до каких пределов вы пойдете со мной. — Какое непомерно длинное вступление! И все ради того, чтобы узнать о моем мнении относительно создания службы внешней разведки! Можно было просто взять у меня эту папку. Да, он расплатился со мною сполна и то же монетой. Полагаю, вид генерал-порутчика с разинутым ртом особенно забавен. Я машинально принял означенную папку, пребывая в состоянии некоторой остолбенелости. Но в то же время я отчетливо понял, что слишком долго нам вместе с М. не работать. Излишне проницательный подчиненный — это мина замедленного действия, которая рано или поздно, но обязательно взорвется и уничтожит тебя. Однако лишь круглый идиот на этом основании попытается немедленно избавиться от такого подчиненного. Подлинная мудрость заключается в том, чтобы использовать его до последней возможности и лишь тонко уловив решающий момент выкидывать становящегося реальной опасностью конкурента. Значит, пока мы вместе. Пока. — Отложим в сторону лишнюю писанину. Изложите вкратце ваши соображения. Я слушал М., думая о своем. Только бы не запутаться в хитросплетениях созданных мною же независимых подразделений. Сейчас эта опасность становится все более реальной. Чем же мы располагаем на сегодняшний день? Первое. Команда «Гамма». Слава Богу, хоть с этими у меня не возникает проблем. Хлопотунчики-гремлины исправно несут службу в лабораториях и мастерских, время от времени выбираясь, чтобы привести в действие моторы и затворы. Второе. Команда «Омега». К величайшему сожалению она пока существует только в моем воображении. Руки не доходят придать ей хотя бы бумажную жизнь. По-моему, нужно. Просто обязательно. Братья-драконы никогда не подведут и не выдадут. Они могут стать моей преторианской гвардией, опираясь на которую я смогу держать в железной узде все Тринадцатое Управление. Третье. Информационно-аналитическая служба. За надвинувшимися хлопотами я совершенно о ней забыл. Впрочем, забыл и Малюта, ее создавший. Надо поинтересоваться, чего они достигли, ведь результаты могу оказаться самые неожиданные. И появляется четвертое. Служба внешней разведки. Называть ее так ни в коем случае нельзя. Требуется благозвучное и совершенно нейтральное имя. Например «Институт стратегических исследований». Чем плохо? Комплектуем ее людьми М. То есть, конечно, не людьми, а кто у него там. Кроме всего прочего следует рассмотреть и перспективное пятое. Надо бы создать небольшую карманную армию. Мало ли для чего может понадобиться. Драконы хороши при работе с жителями Восьми Миров, но ведь может случиться, что придется драться и с людишками. Ах, да. Еще шестое. Команда «Дельта». Полностью привести под свою руку. Седьмое. Команда «Альфа-13» и исполнительный людоед Бокасса. Разогнать без остатка. Тут действительно как в детском саду научишься считать до десяти. Вообще интересно получается. В моем личном ведении оказывается организация, вполне сопоставимая по размерам и подчиненной мне официально. Или даже крупнее нее. Любопытно, у фельдмаршала тоже дела обстоят подобным образом? Самое трудное в таком положении — найти источники финансирования. Содержать сотню-другую личных агентов не проблема, а вот целый институт… Бухгалтерия не ЦРУ, ее не проведешь на мякине. Эти рассуждения отнюдь не мешали мне слушать скороговорку М. Я не мог не отдать должного квалификации и проницательности бывшего начальника МИ-5. Однако он не сказал ничего нового и в основном подтверждал мои собственные догадки. Но кое-что любопытное он все-таки подметил. Любой фронт с гнилым тылом обречен на поражение. Нет смысла начинать серьезные операции за рубежом, не разделавшись с врагом внутренним. А в качестве такового М. назвал не шпионов и диссидентов, а спецслужбу ГРУ. Не ГРУ, как таковое, нам оно не помеха, а именно приказ черной магии. Вот его следует уничтожить беспощадно. Немного поразмыслив, я полностью с ним согласился. Зачем нам лишние конкуренты? Тем более скрытые коммунисты. Кроме всего прочего М. предложил план уничтожения конкурирующего отдела ЦРУ, мне понравилось гораздо больше. Справиться с ним будет сложно, поэтому нужны союзники, может быть даже европейские спецслужбы. Вот оно! Показался зародыш измены! М. был и остался офицером тайной службы Ее Величества. Хотя, некое рациональное зерно можно было отыскать даже в таких изменнических речах. Это допустимо, если над головой будет развеваться российский трехцветный флаг. Я понимаю, в М. говорила ревность к более удачливому партнеру, но почему бы не использовать нужного человека в нужном месте в нужное время? И незачем вникать в его побудительные мотивы, меня они не касаются. Мудрость подлинного руководителя состоит в том, чтобы отыскать умного подчиненного и умело его использовать. не следует бояться умных людей. Если ты хитрее, значит и сильнее. Все, что предложил М. я утвердил без поправок. Поправки внесет по моему приказу Малюта, только М. об этом знать совершенно необязательно. * * * Через пару дней я почувствовал себя гораздо лучше и вновь вызвал Задунайского. Тот явился хмур и мрачен. — Господин генерал, пока не получается. Хоть расстреляйте, не могу выполнить вашего приказания. — Предположим, расстреливать я вас не собираюсь, — мило пошутил я. — Но спросить — спрошу. Так в чем дело? — Вы дали мне список преобразований, которые требуется провести у человека. Действительно, я надеялся, что вживленное кольцо-локатор станет лишь первым шагом. Я хотел приобрести как можно больше полезных качеств — положение обязывает. Как я мог командовать вампирами, оборотными и гремлинами, если сам не был способен на элементарную трансформацию. Знание десятка заклинаний способно внушить им трепет и привести к повиновению, но не поможет завоевать уважение. Лично я всегда считал звонкий девиз «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» порочен по своей сути. Лучшее тому доказательство — печальная участь тиранов, его исповедовавших. Все они скверно кончили, обязательно находился кто-то превозмогший страх и воткнувший нож в спину недальновидному правителю. Завоевать любовь жителей Восьми Миров я не мог, оставалось завоевать уважение. Вот я и озаботился приобретением качеств, способных принести это самое уважение. Прежде всего требовалось обрести способность разящего удара. Не всегда под рукой «Скорпион», и не всегда он поможет. Как я ни старался, но ничего лучше взгляда василиска придумать не смог. Тем более, что Царь-Змей отчасти родня моей второй ипостаси — дракону. Мне, в общем, требовалось не так уж много — обрести смертоносный взгляд, я не претендовал на корону и чешую… И сейчас палец Задунайского указывал именно на первый пункт списка. — В чем же препятствие? — осведомился я. — Их даже два. Я изучил проблему и пришел к выводу, что технически это вполне возможно. Необходимо переливание крови василиска и пересадка печени. Возможна даже имплантация. Просто переливание даст слишком кратковременный эффект. — Так действуйте, я готов! — Осталась сущая мелочь. Достать василиска, живого или мертвого. Я предпочел бы мертвого. — Так действуйте, — повторил я, но тут же прикусил язык. Это гораздо легче сказать, чем выполнить. Сам я, например, не собираюсь руководить экспедицией по отлову василиска. Но я уже закусил удила, а потому предложил: — Отправьте сафари, можете сами возглавить его. — Шутите? — уточнил Задунайский. — Нет, приказываю. Бедный оборотень побледнел, однако нашел силы возразить: — Если я не вернусь с этого сафари, то вряд ли кто еще сумеет провести необходимые операции. Я немного подумал. Вот превосходный случай дать приятелю возможность отличиться и выдвинуться. За заслуги награждают. Одновременно может решиться проблема еще одного сподвижника, который знает меня слишком давно, а, следовательно, слишком хорошо. Нельзя допускать, чтобы кто-то узнал тебя досконально. — Предложите возглавить экспедицию Зибелле. — Ему? — поразился Задунайский. — Конечно. Вряд ли вы сами знаете фауну лучше него. Заодно опробуете свою установку перехода между мирами. Прокатитесь в Мир Магии. Убьете двух зайцев разом. Но Задунайский никак не мог поверить, что я приношу в жертву своего любимца. Мне показалось, что он решил именно так. Глупо. Ведь если Зибелла погибнет, то, естественно, не доставит василиска. — Вы действительно так хотите? — Полковник, мне это надоело! Можете сами возглавит сафари, я уже говорил вам. Только позаботьтесь о подходящем техническом инвентаре. Вам потребуются зеркальные шлемы с перископами, зеркальные щиты. Я не хочу бесполезной гибели сотрудников. — Будет исполнено, — кивнул Задунайский. — Теперь о втором препятствии. — То есть? — Вы говорили, что возникают два принципиальных возражения. Первое мы устранили. Теперь о втором. — Ах, второе… — спохватился Задунайский. — Дело в том, что после переливания крови… объект перестанет быть человеком. — В каком смысле? — Изменения могут приобрести необратимый характер, и возвращение в человеческую ипостась окажется весьма затрудненным. Если вообще возможным. Конечно, трансформации в дракона это ничуть не помешает, — поспешно добавил Задунайский. — Почему? — Человек оказался существом слишком специфическим, он заметно отличается от жителей остальных семи миров. Природа различий мне пока неизвестна. Потребуются годы исследований и работа большого института, чтобы уточнить это. Я пока могу лишь сообщить конечный результат. Вероятнее всего дело в так называемой душе. — Ладно, хватит об этом. А что вы можете сказать об остальных позициях? Здесь Задунайский проявил больше оптимизма. Прежде всего он предложил отпилить маленький кусочек «Себя зерцало». По его словам вживление этой стекляшки могло привести к зарождению способности распознания сути объектов. Хорошо видеть собеседника насквозь, не прибегая к помощь громоздкой штуковины в резной багетовой раме. Телепатия, левитация, трансмутация — все это Задунайский тоже считал реально осуществимым, хотя пока не видел путей к достижению цели. Слишком уж внезапно я обрушился на него со своими пожеланиями. Немного подосадовав, что дело затягивается, я приказал Задунайскому готовиться к пересадке «Себя зерцало» и отправлять экспедицию за василиском. Сообщить Зибелле о великой чести, выпавшей на его долю, мы предоставили Гиммлеру. Он ведает личным составом, так пусть работает. А я остался размышлять над проблемой человечности. Следует ли от нее отказаться или нет… МЯТЕЖ Со стороны это, наверное, выглядело жутко. Ни с того, ни с сего земля вдруг затряслась и застонала, колоссальный небоскреб Управления озарился прозрачным сиреневым сиянием, окутавшим его подобно ореолу. В дрожащем мареве то и дело вспыхивали пронзительно красные сполохи молний. Потянуло антарктическим холодом, и зелень тополей обметал сухой колючий иней. Не знаю, что обо всем этом думали горожане, может, решили, что началось светопреставление. На самом деле все обстояло куда серьезнее. Андропов со чады и домочадцы выступил против меня. Да не на коллегии, а поднял самый натуральный вооруженный мятеж в Управлении. Это было невозможно. Это был просто бред. В это никто не верил. Однако это случилось. После того, как раскололся пленный ифрит, Андропов пошел сразу со всех имевшихся козырей. Правда, вооруженное выступление было последним и отчаянным шансом. Подозреваю даже, что не по своей воле затеял он это безумие, скорее всего взыграла мерзкая натура вампиров. Неотесанная, некультурная, анархичная, хищная. Полезные создания, но слишком неуправляемые, придется над этой проблемой долго и упорно думать. Врожденная эгоцентричность и жажда крови толкнула вампиров на акт государственной измены, хотя, надо признаться, для кадрового работника госбезопасности это словосочетание не столь шокирующе, как для нормального гражданина. Постоянно имея дело с действительной или тобою же вымышленной изменой, невольно свыкаешься с мыслью, что она, измена, не так уж и страшна, что она обычна и привычна. А привыкнув, не столь трудно и самому использовать эту вещь. Тем более, что повадка постоянно колебаться в резонансе с линией партии рождает невероятную гибкость убеждений. Для меня не стали откровением шашни Андропова с «Черным сентябрем» и «Братьями-мусульманами». Он всего лишь возобновил старые связи. Зато неясная ниточка от главы отдела спецопераций к резидентам ГРУ откровенно поразила и напугала. Неприятным открытием стали и развязанные им силы. Однако по порядку. * * * На кого намекал ифрит, я догадался сразу. Когда я созвал совещание, то прибыли три заместителя. Андропов почуял неладное и отказался. Более того, он заявил, что не собирается выполнять преступные приказы, угрожающие свободе и демократии. Мы немного оторопели. — Любопытно, — прокомментировал случившееся Гиммлер. Он один сохранил спокойствие. — Любопытно, хотя вполне предсказуемо. — Изменщик, — рыкнул Малюта. — Уничтожить, — невольно вырвалось у меня. — Вряд ли это удастся, — помрачнел Гиммлер. — Он наверняка подстраховал себя на случай провала. Я недовольно скрежетнул когтями по столу. Малюта самоуверенно отозвался: — Нет ареста, который не смогли бы провести мои молодцы. Это верно. Его каменные великаны практически неуязвимы и неподвластны магии. До сих пор они не знали неудач. — Так чего вы ждете, генерал? — полыхнул огнем я. — Исполняйте! — Слушаюсь, — Малюта поправил щегольский вязаный галстук и пропал. Но тут подал голос молчавший до сих пор Торквемада: — Лучше приготовиться к самому худшему. — То есть? — невольно уточнил я. — Меня всегда настораживала неизвестность. Praemonitus — premunitus. Предупрежден — значит вооружен. Я скривился. — Хорошо, посмотрим, к чему нам надо готовиться, — и переключился на магическое зрение. Вживленное кольцо сработало исправно и высветило врагов. В полупрозрачном зеленом тумане плавали толпы синих литер V. Расшифровать это не составляло труда — верные сотрудники отдела спецопераций, орлы-вампиры, горой встали за своего начальника. Неприятель группировался в левом крыле здания. Я резко поднялся, доставая из ящика стола верный «Скорпион». — Блокировать отдел! Бросить в атаку каменных гигантов и волкодлаков. Гремлинам подготовить осиновые колометы. Я хочу по возможности не причинять ущерба зданию, поэтому с огнестрельным оружием обходитесь поаккуратнее. Генрих, распорядитесь. Я лично возглавлю штурмовую группу. М., займитесь наружной изоляцией. Вас, ваше преосвященство, я попрошу пока удалиться. Но тут мой оптимизм вмиг пригас. Невидимый великан с такой силой тряхнул здание Управления, что я едва не полетел кувырком. Полыхнул зловещий сиреневый свет, порыв ледяного ветра осел черной изморозью на разбросанные бумаги. Неведомой угрозой вспыхнула ярко-зеленая литера G. Я пробкой вылетел в коридор. Сразу все встало на свои места. Привычная суматоха боя: отчаянный треск автоматов, едкий запах гари, глухое буханье взрывов, резкое щелканье молний. Не происходи все это в стенах Управления, не возникло бы поводов для тревоги. Мои увещевания пропали втуне. Бой разгорался нешуточный. Первая часть моего плана была исполнена великолепно. Андроповская банда оказалась зажата в помещениях своего отдела. Верные волкодлаки и привидения сосредоточенным огнем поливали коридоры, не давая вампирам даже высунуться. Непонятные создания М. сумели установить железный занавес, отсекший здание от сего мира. Не знаю уж, что они там изобразили, чтобы не вызвать паники внезапной пропажей огромного небоскреба, но наверняка что-то придумали. Но в то же время робкие попытки прорваться на контролируемую мятежниками территорию обошлись дорого — черные пятна сажи на полу показывали, где завершили свой путь незадачливые штурмовики. Невозмутимые каменные гиганты, столбами торчавшие в каждом коридоре, сдерживали противника. Автоматные очереди высекали из них фейерверки красивых искр, не причиняя ни малейшего вреда. Война приобрела позиционный характер. Следовало переходить к активным действиям, но гремлины, на которых возлагались главные надежды, почему-то мешкали. Короткой очередью срезав метнувшегося ко мне фиолетовую летучую мышь — какой-то глупый вампир понадеялся на генеральскую рассеянность — я приказал клубящемуся белому облачку: — Поторопите гремлинов! Привидение-подполковник дохнуло на меня могильной сыростью и глухо проворчало: — Слушаюсь, генерал. Но тут в глубинах Андроповского царства что-то вновь громыхнуло и подполковник начал таять прямо у меня на глазах. — Остановитесь! — глупо завопил я. — Как вы смеете! Однако в мутных глазах привидения плескался ужас, оно уже не владело собой. — Спасайтесь, генерал. Это… Договорить оно не успело, растаяло без следа. Что еще за напасть? Я торопливо огляделся. Так и есть. Расчет станкового пулемета тоже пропал. Разбираться в причинах времени не было, я тигром ринулся к пулемету и длинной очередью пропорол потолок, чтобы показать неприятелю — нас не сломить! Счастье, что каменные гиганты оказались куда более стойкими, чем даже я предполагал. Я подозвал одного из них и усадил за пулемет, а сам помчался назад к себе в кабинет. Там был мой штаб, туда сходились все нити управления боем, и мне надлежало находиться там. Не генеральское это дело — из пулемета строчить, хотя и приятно. В кабинете меня ожидал встрепанный Гиммлер. Непривычно было видеть всегда аккуратного Генриха в столь растерзанном виде. Поистине, случилось нечто невероятное. — Мы ошиблись, генерал! — визгливо выкрикнул он, и я уловил откровенный страх в его голосе. — Где? — Мы боремся с ним, как с обычным вампиром, порождением мира духов. — Ну и? — Это не так! Я поморщился. — Прекратите панику и признавайтесь спокойно. Гиммлер схватил бутылку минеральной воды и начал гулко глотать, проливая воду на себя. Потом отшвырнул бутылку. — Он пришел из ада! Я так и взвился. — Врешь! — Нет. — Откуда известно? Гиммлер устало махнул рукой. — Не время рассказывать, слишком долго. Нужно побыстрее перестраиваться. Я немедленно сосредоточился на поиске врага. Действительно, к многочисленным V, примешивались фиолетовые I. Чертенята? Откуда? Глупый вопрос. Я схватился за голову и простонал: — Но ведь мы все крещеные… — Привидения-то? — саркастически ухмыльнулся Гиммлер. — Срочно Торквемаду! Пусть готовит крестный ход и изгнание бесов! — А на это ответят пулеметы. — Проклятье! И чтобы подтвердить тяжесть ситуации зеленым загорелась таинственная G. Здание вновь затряслось. Я ударил по клавишам селектора. Пора пускать в ход резерв главного командования, который я берег на черный день. Жаль, что он наступил гораздо раньше, чем хотелось бы. — М., вы меня слышите? — Да, — глухо отозвался селектор. — Группу ко мне, немедленно. — Но ведь… — Обстановка изменилась. — Кто? — Ад. — Ясно. Спартанский лаконизм! Эти не подведут. ребята М. не верят ни в бога, ни в черта, ни в кошачий чох. Они живо справятся с любыми чертями. Думать о том, как справиться с лихими ребятами, мне не хотелось. Только бы они не опоздали. Я рывком выбросил на пол ящики письменного стола. Бумаги запорхали по кабинету. — Куда я его дел… — бормотал я, расшвыривая ненужную макулатуру. — Куда я мог его деть… — Что? — осведомился Гиммлер. — Да крест, черт его побери. — Ну… — протянул он странным тоном. Крест упрямо не находился. Грохот боя подползал ближе. Кажется, они уже добрались до командного коридора. — А что если я тоже попробую вызвать кое-кого? — спросил Гиммлер. — Давайте кого угодно, только остановите безумца. Генрих выскользнул из кабинета. А я так и не мог найти святой кипарисовый крестик. Вот он! Наконец! Я схватил крестик и тотчас непроизвольно отбросил его прочь. Крест показался мне отлитым из раскаленного чугуна, на ладони у меня проступило багровое пятно. Кто-то заколдовал мой крест! Я поплевал на палец и потрогал крест, как горячий утюг. Реакция была той же самой — слюна зашипела. Я выругался. Времени разбираться не было, я вновь схватил «Скорпион» и ринулся к двери. М. со своими молодцами уже ждал меня в приемной. — За мной! — гаркнул я, не тратя времени на объяснения. Меня всегда удивляла и немного пугала команда М. С виду вроде самые обычные люди, но их окружало нечто вроде тонкого слоя постоянно струящегося воздуха, очертания смазывались и казалось, что человек постоянно меняет облик. Ты его видишь и не видишь, он один и их десять, он есть и его нет. Они слегка походили на ифрита. Я налетел на замершего посреди коридора каменного гиганта и в кровь разбил подбородок. — Что ты здесь делаешь, истукан? — в сердцах закричал я. Но гигант молчал. — Отвечать! Напрасно. Меня прошиб холодный пот. Я увидел, что гигант окаменел ! Живой камень превратился в мертвый! Передо мной стояло произведение искусства, статуя филигранной работы, не больше, черт побери! Подобные чувства, похоже, испытал и М., потому что в его глазах мелькнула озабоченность. Не оборачиваясь, он щелкнул пальцами, и его ребята взяли наизготовку странное оружие — нечто вроде автоматов «Стэн» с толстым стеклянным стволом. Я тоже поднял «Скорпион». Нас обдала волна ненависти, ощутимая физически. Все правильно, появление адских тварей обязательно сопровождается эманацией злобы. В темном коридоре мелькнуло синеватое сияние. Добры молодцы отреагировали незамедлительно. Их оружие выплюнуло пронзительные лучи голубого цвета, похожие на лазерные. Незадачливый демон, попавший под удар, заверещал, точно его жарили на сковородке, но в тот же миг завопил и я. Мне показалось, что разом начали сверлить все тридцать два моих зуба, причем без наркоза. Один из ребят немного промахнулся и зацепил меня. Не знаю только случайно ли… Да, человеческая плоть скверно приспособлена для поединков со сверхъестественным. Я решил выпустить на волю дракона, остальное пока следует поберечь. М. подхватил выпавший у меня «Скорпион» и пристрелил двух вампиров, которые выскочили из дверей кабинета Задунайского. Между прочим, как он? Мы с топотом помчались дальше. В самый напряженный момент меня посетила глупая мысль: а во сколько обойдется ремонт здания Управления? И вторая, не глупая, но жуткая: как я буду объясняться в Москве? Фельдмаршал, вне всякого сомнения, постарается представить все в выгодном для себя свете, а доложит первым именно он. И отмазаться там будет гораздо сложнее, чем отстреляться здесь. Впереди показалась целая толпа вампиров. Завидев меня, они в панике порскнули в разные стороны. Еще бы! До сих пор им не приводилось видеть начальника Управления в его подлинном виде. Мою сокровенную тайну знали только ближайший помощники. Добры молодцы полоснули по ним голубыми лучами. Ну прямо как кипятком ошпарили выводок поросят! Однако, если чертей странное оружие истребляло начисто, вампиры, хоть и понеся урон, остались живы и бросились на моих спутников. Меня они явно избегали. Закипела рукопашная. Орлы Андропова обучались в Высшей школе КГБ, только и ребята М. тоже оказались не промах. Враги были достойны друг друга. Такого каскада финтов и уловок и в кино не увидишь. Однако мне любоваться на их кутерьму не хотелось. Тем более, что я чувствовал — уходит драгоценное время. Я сосредоточился… И море огня заплескалось вдоль коридора. Драконовский огонь — страшная сила, особенно если к ней подпустить немножечко… моих новоприобретений. Чеснок и серебро могут убить вампира, зато мой огонь выжег всю скверну, как ее и не было. Несмотря на горячку боя, я с удовлетворением отметил, что создания Восьмого мира тоже оказались чувствительны к моему пламени. Значит, они не неуязвимы! Запомним на будущее… К счастью, около половины моего отряда уцелело. Вот и дверь андроповского кабинета. Не долго рассуждая, я вломился в нее, словно таран, только щепки брызнули в стороны. И тут же взвыл! Дракон крепок, однако навстречу мне вытянулись светящиеся струи очереди многоствольного пулемета. Сила удара меня смяло, опрокинуло и вышвырнуло обратно в коридор. Черная клокочущая кровь хлынула из ран. Ошеломленный жуткой болью, я замер. Самонадеянность могла мне очень дорого обойтись, но вовремя подоспели добры молодцы. Это было потрясающее зрелище. Перекрещивающиеся цветные лучи, облака порохового дыма, брызжущая каменная крошка! Неумолчный стук выстрелов, буханье взрывов, невнятные вопли! Тем временем я обнаружил, что пострадал гораздо меньше, чем казалось на первый взгляд. Я потерял немало крови, так так раны на вид были ужасны. Но ведь мне всего лишь ободрало шкуру. И только! Ни жизни, ни здоровью угрозы не возникло… Придя в себя, я совершенно осатанел. Никогда в жизни ярость не захватывала меня полностью. Я взревел так, что добры молодцы поразбежались. На сей раз я не стал вышибать дверь, а ударил напрямую по стене. Целая груда битого кирпича летела впереди меня, сокрушая все на своем пути. Поэтому, когда я второй раз появился в приемной Андропова, то меня встретили лишь груды закопченного мусора. В живых никого не осталось. Я мотал головой, стараясь унять звон и грохот в ушах. Подоспели оробевшие молодцы. Они сноровисто раскидали обгорелые доски и выволокли полуоглушенного вампира. — Где он? — рявкнул я. Вампир только жалостно поводил глазами, не в силах вымолвить и слова. — Где?! — клыки лязгнули. Вампир протянул руку, показывая на дверь кабинета. Я сжал челюсти, и сладкая кровь наполнила мою пасть. Поистине, труп врага пахнет всегда хорошо, а вражеская кровь прибавляет сил. Странно, как я раньше этого не замечал. Добры молодцы начали подозрительно долго осматриваться и приглядываться. И вдруг я понял, что они совсем не рвутся штурмовать кабинет взбунтовавшегося начальника отдела спецопераций. Что-то их останавливает. Неужели они решили, будто их встретит еще один дракон? Ведь испугались они только моего огня. Серебряные пули им, что сухой горох, я сам это ясно видел. Я присмотрелся. Сквозь закрытую дверь просачивалось зеленое сияние. Или оно мне померещилось? После первого штурма я поумнел и потому приказал молодцам: — Ломайте дверь, — не собираясь лезть на рожон. Те замялись. — Ломать! — взревел я, пошире распахивая пасть. С явной неохотой один из молодцов поднял гранатомет и прицелился. Громкое уханье, неяркая вспышка, облако черного дыма — и путь открыт. Андропов сидел за столом, кроме него в кабинете не было ни души. Странное дело, он сумел сохранить в неприкосновенности отутюженный костям, его только чуть-чуть припорошило пылью. — Сдавайся! — прорычал я, приметив, что свора добрых молодецов вновь отступает назад и смущенно переминается, стараясь держаться у меня за спиной. Запомним этим трусам. Пока я никому не спускал подобную слабость. — Дурак, — скупо бросил Андропов. Вот уж не ожидал от злостного интеллигента столь грубых выражений. Впрочем, помимо слов меня поразил и голос, их произнесший. Скрипучий тенор с заметным акцентом ничуть не напоминал привычную отработанную дикцию. Неспроста же мне упрямо казалось, что за столом сидят двое. Вижу одного, но сидят двое! — Взять! — кивнул я добрым молодцам, кидая ближайшему магические наручники. Он отпрыгнул, словно я швырнул ему ядовитую змею. Андропов расхохотался и встал, машинально отряхивая известку. Я не выдержал и плюнул огнем. Деревянным шагом на негнущихся ногах он двинулся к нам. Добры молодцы, толкая друг друга, ринулись из кабинета, образовав кучу малу в разломанных дверях. Даже я ощутил некую робость и сделал шаг назад. Андропов усмехнулся. Глаза его были белы и слепы. Зомби! Я столкнулся с чем-то совершенно новым — привидение-зомби! Внутрь него вселился еще кто-то. Догадка пронизала меня ядовитой иглой. Вот он, таинственный G! Ghost! Призрак! — Догадался, — проскрипел Андропов. Его фигура раздвоилась, заколебалась. За спиной жалкого оборотня поднималась серая тень с пылающими как угли глазами. Однако меня не запугаешь. Я нащупал бесполезно висевший на шее амулет и сжал его покрепче. Зловещая пара замерла. Потом серая тень начала наливаться изумрудной зеленью. Она светилась все сильнее, вынуждая жмуриться. Я заслонил глаза лапой и выдохнул облако огня. Когда дым рассеялся, обнаружилось, что обгорелый костюм привидения валяется на полу, сам Андропов бесследно растаял, зато призрак сверкает, как маленькое солнце. Я зарычал и бросился в атаку, однако он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Похоже, при падении я повернул камень амулета, потому что тень насторожилась. А когда я поднялся, уже она попятилась. Моя вторая атака увенчалась полным успехом — противник был рассеян. Однако я начал понимать, с кем сражался! А главное — осталась твердая уверенность, что призрак успел сбежать. По нашей классификации — неполная победа. Скверно! После гибели предводителя вампиры довольно быстро капитулировали, и мы вернулись к делам мирным и созидательным. Прежде всего следовало привести в порядок здание, а то оно слишком напоминало нечто прифронтовое. ВОСЕМЬ ЦВЕТОВ БИФРЕСТА Господи, как хотелось бы забыть обо всех безумиях последних дней. Честное слово, я начал проклинать себя за то, что однажды легкомысленно принял предложение змея-искусителя, странным образом воплотившегося в некоего полковника. Поддавшись соблазну, я сунул руку в капкан. Стальные челюсти с лязгом захлопнулись, кованые клыки раздробили кости, разорвали вены и намертво приковали к месту — истекать кровью и ожидать неминуемого конца. Конечно, у меня оставался последний выход — откусить плененную лапу и уковылять в свое логово зализывать раны и размышлять о бренности сущего. Как приятно было сидеть в медвежьем углу, в глухомани, возиться с безобидными лешими и домовыми, знать не зная, думать не думая о жутких тварях, скрывающихся сейчас за дверями моего кабинета. Восстановительные работы шли полным ходом и сейчас там орудовала банда гремлинов. Я вздохнул. Ничто человеческое мне не чуждо, случаются минуты слабости даже у генерал-порутчика госбезопасности. Я злобно скрежетнул клыками. Мятеж Андропова ясно показал, откуда ветер дует. Что там ветер, опаляющий аравийский самум. Если не желаешь превратиться в иссушенную мумию, следует получше приготовиться. Схватка с Главным Маршалом… Тьфу!.. генерал-фельдмаршалом должна состояться в самое ближайшее время, нам стало слишком тесно на крохотной планете. Я обязан найти союзников, для меня это вопрос жизни и смерти. Только в каком из Восьми Миров их искать? В последнее время я все чаще начал подумывать — а сам фельдмаршал не является ли выходцем оттуда же? Естественным кажется обращение к Миру Магии. Мое второе «я», моя драконовская сущность напрямую с ним связана. Но с другой стороны слоняется же где-то третий дракон, жаждущий моей крови. И прибыл он наверняка из Мира Магии. Запутался я, совершенно запутался. Если вспомнить еще так и не прослеженные до конца нити к ГРУ, то мое положение рисовалось предельно мрачным. Как заброшенная катакомба. Однако, несмотря ни на что, капитулировать я отнюдь не собирался. Более того, кажущаяся безнадежность вызвала у меня прилив энергичной злости. Сначала требовалось разобраться в ранжировке врагов и угроз, сами понимаете, эти понятия далеко не всегда совпадают. Враг номер один далеко не всегда является угрозой номер один, и частенько самой близкой угрозой становится мелкий вражишка, которого и поминать-то суетно. Для меня угрозой номер один стал генерал-фельдмаршал. Мятеж, в котором бунтовщики использовали Призрак, Который Бродит По Европе, ясно показал, что красно-коричневая нечисть не примирилась, оружия не сложила и всегда готова попытаться отреваншироваться. Сам облик фельдмаршала ясно говорил, кто был вдохновителем и подлинным организатором восстания. Железный Феликс… Чтоб его драли… Решение пришло само собой. Конечно, лобовой штурм практически всегда обходится слишком дорого, в моем случае резко повышались затраты сил и времени. Но зато появлялась уверенность, что не упущен ни единый шанс, использована самая крошечная возможность. Я попросту решил посетить поочередно каждый из Восьми Миров в поисках поддержки и союза. Аппаратура такую возможность давала, собственных сил я не жалел, а время… Я полагал, что странствия по Восьми Мирам не отнимут время у земного тела. Описывать установку в деталях я не могу, сами понимаете — сугубая государственная и военная тайна. Не для того я засекретил ее даже от собственных замов, чтобы выбалтывать первому встречному. Скажу лишь, что подготовка включала целый комплекс мер, в том числе и принятие внутрь множества неаппетитных снадобий. «Для раскрепощения подсознания и освобождения скрытых потенций», — выразился Задунайский. Интересно, чем это он меня раскрепостил? Не крэком ли? С него станется, волкодлак видит лишь конечный результат, и сомнения относительно средств достижения оного его не мучают. Но я-то другое дело, я обязан быть выше подозрений… Вот и голова уже поплыла… Как я ни готовился, однако, подойдя к воротам, испытал невольный трепет. Даже сам Задунайский, создав эту хитроумную машину, совершенно ничего не мог сказать о поджидающих меня опасностях. Теория Восьми Миров так и оставалась пока чисто спекулятивной теорией. Приходилось полагаться исключительно на самого себя, на силу своего разума и силу мышц. Дело в том, что, по словам Задунайского, протащить сквозь ворота ни одной технической либо магической штучки не удастся. Я, конечно, не поверил и попытался прокинуть сквозь ворота «Скорпион» с привязаным к нему кольцом магической защиты. М-да. Я убедился, что иногда следует верить на слово. Царапины заклеили пластырем, пожар потушили и продолжили подготовку. Ворота выглядели исключительно непритязательно — обычная дверь, выкрашенная белой краской. Нечто казенно-канцелярское. Я еще пошутил на прощание, что в такую дырочку дракону ни за что не протиснуться, но у Задунайского чувство юмора полностью атрофировалось, и он сухо проинформировал, что каждый видит в Воротах проем, достаточный для прохождения особи данного вида. Ишь, выраженьице подобрал. Кроме Задунайского проводить меня пришел верный Зибелла и, разумеется, М. Остальных я не информировал. Помахав легкомысленно ручкой, я облизнул пересохшие губы, зажмурился и решительно шагнул в дверь. Первым ощущением стал жуткий холод. Ледяные иглы мириадами вонзились в тело, заставив вскрикнуть. А потом, закрыв рот, я открыл глаза. Мрак. Непроглядный мрак. И полное отсутствие каких бы то ни было ориентиров. Я потерял всякое представление о времени и пространстве. Куда идти? Как идти? Вероятно, защитные механизмы, заложенные природой в любом теле, включаются в минуту опасности сами, без участия сознания. Я полыхнул огнем, мощно взмахнул крыльями и полетел. Долог ли был мой полет — не знаю. Но наконец впереди забрезжило рассеянное сияние, что-то вроде призрачной серебристо вуали. Я рванулся к ней, как потерпевший кораблекрушение к берегу. Передо мной протянулась бесконечная дорога, вымощенная огромными квадратными плитами. Они-то и светились подобно Млечному Пути в черноте НИЧТО. Дорога начиналась в бесконечности, в бесконечность же и уходила. Зрение дракона много острее человеческого, однако и оно капитулировало… Подлетев поближе, я обнаружил, что это не дорога, а мост. Просто сначала я не заметил тонких черных колонн, на которых лежало полотно. Колонны тоже опускались во мрак. так и хотелось сказать — вниз, но здесь пропали и низ, и верх. С обратной стороны мост светился семью цветами радуги. Настоящий Бифрест! Однако удивляться было некогда. Едва я приземлился на мост, как он отозвался мелодичным приятным звуком, точно исполинский камертон, извещая всех и каждого, что появился желающий посетить Восемь Миров. Как-то мимоходом подумалось: а восемь ли? Судя по длине, мост мог соединять гораздо больше. В первые мгновение я настороженно озирался, готовый при первых же признаках опасности взмыть вверх. Но умолк камертон, и вновь воцарилась тусклая ватная тишина. Однако по краям моста через равные промежутки вспыхнули цветные цветные огни, все семь цветов радуги. Точнее, семь и еще один. Восьмой. Черный. Не знаю почему, но при виде черных факелов мне страстно захотелось улизнуть подальше. Я даже распахнул крылья, но в последний миг остановился. Бежать означало признать свое поражение здесь, и что гораздо хуже — подготовить свое поражение там. Я скрежетнул клыками и зашагал по мосту. Несколько неожиданно обнаружилось, что я не могу лететь над ним. Мост притягивал меня, словно магнит железо. Чтобы оторваться от него, следовало броситься в зияющую по сторонам пустоту. Но в данный момент это не входило в мои планы. Направление движения мне было совершенно безразлично. В НИЧТО властвуют свои законы, здесь бессильны и эвклидова и неэвклидова геометрии. Бессильны и бесполезны. Следует руководствоваться мудрой до безумия фразой Кэррола: «А может я и не иду, а вовсе стою…» Вот я и стоял, справедливо полагая, что в обоих направлениях мне попадутся по очереди все Восемь Миров. Как бы подтверждая мою догадку, разноцветные пламена взметнулись выше и яростно загудели. Я криво усмехнулся, извергнув струю темно-багрового пламени. Оно ничуть не походило на пронзительный алый огонь, плещущийся на краю моста в гранитной чаше. Взмахнув крыльями, я заскользил по светящимся плитам словно по льду. Такой способ передвижения оказался много удобнее унылой ходьбы. Спустя некоторое время над уходящей в бесконечность молочно-белой струной моста появилось призрачное красноватое свечение. Я слегка притормозил, однако к своему изумлению полностью остановиться не смог. Непонятная сила продолжала увлекать меня вперед. Поначалу я не испытывал ничего кроме легкого удивления. Но, когда разглядел, что поперек моста широким полотнищем стоит жемчужно-алый костер, не на шутку встревожился. Нырять в обычное пламя мне совершенно не хотелось, а в магическое — и того меньше. Впрочем, события уже вырвались у меня из-под контроля. Пытаясь хоть как-то притормозить свое движение к огню, я упал плашмя на камни и руками попытался уцепиться за мостовую. Напрасно. Я только в кровь ободрал пальцы и сломал два ногтя. Приподняв голову, я обнаружил, что алое пламя уже совсем рядом. С перепугу я зажмурился и в таком малопочтенном виде — распластанный точно лягушка и с закрытыми глазами — въехал головой в костер. Вновь мне пришлось поразиться до глубины души. Я не ощутил жара, хотя готов был поклясться, что огонь самый что ни на есть подлинный. Осторожно приоткрыв правый глаз, я убедился, что вокруг пляшут красные вихри. Однако видимого вреда они мне не причиняли, и я приободрился. Продолжая скользить неведомо куда, я поднялся на ноги и постарался осмотреться получше. Однако ни человеческому, ни драконовскому взору не открылось ничего, кроме ленивого колыхания пронзительно-красных полотнищ. Казалось, беспокоиться не о чем, но в этот миг я слышал обращенный ко мне вопрос. Разобрать слова я не смог, да и вообще не был уверен, что спросили на известном мне языке. Самое странное — что я ответил. Не произнеся ни слова. В мозгу пробежала строчка огненых букв и спрашивающий оказался, по-видимому, удовлетворен. Зато я — нет! Потому что сразу после моего ответа пришлось почувствовать, что я действительно стою в огне. Я взвыл от нестерпимого жара, испепеляющего не столько снаружи, сколько изнутри. Самый страшный пожар пылал внутри меня! И не было силы, способной потушить его. Мне отпущены считанные минуты… Проклятье! Как я мог попасться так глупо. Почему я столь легкомысленно отнесся к своей же догадке относительно Бифреста?! Пламя, сжигающее всех смертных. А я доверчиво сам бросился на него… Впрочем, долго мучиться, наверное, не придется. Но чудеса продолжались. Несмотря на адские муки, я оставался жив. Более того, продолжая скользить по радужному мосту, я вылетел из колдовского пламени, с удивлением обнаружив, что не получил даже самого маленького ожога. Однако внутри стало пусто и холодно. Безразличие и скука. Такая скука, что я с удовольствием покончил бы с собой, ели бы для этого не требовалось совершать новые усилия, ведь делать решительно ничего не хотелось. Что-то сгорело и сгорело до тла. Но что? Этого я не мог сказать. Меня несло по мосту навстречу оранжевым языкам. Я равнодушно глядел на неземную красоту, ведь я не ребенок и не генерал, чтобы радоваться разноцветным фонтанам огня, лижущим небо. То есть, конечно, генерал, но не из тех, кто голову использует единственно для ношения предписанного уставом головного убора. Оранжевое пламя обняло меня. Я сжался в ожидании жгучей боли — ее не было. По всему телу разлилось приятное тепло, вызвавшее почти сексуальное наслаждение. Я расслабился, отдаваясь новым ощущениям, и потому прозевал самый миг появления Волшебника. Несколько языков пламени свились жгутом, образовав подобие человеческой фигуры. Длинная мантия, чалма, борода — весь предписанный сказками набор. — Приветствую тебя, Нидхегг, — грустно сказал Волшебник. — Привет и тебе, хранитель, — отозвался я, не удивляясь тому, что он знает мое подлинное имя, и тому, что я знаю, как обратиться к нему. — Ты возвращаешься? — Нет. — Это радует, — с заметным облегчением отозвался Волшебник. — Наш мир не нуждается в тебе. — Именно поэтому ты послал троих убить меня? — язвительно осведомился я. — Напрасный труд. Ты ведь знаешь, что никому из них со мной не равняться. — Знаю, — кивнул Волшебник. — Именно поэтому я никого не посылал. — Но за мной охотились. Двоих я уже прикончил, где-то летает еще третий. Третий смертник, — уточнил я. — Кажется, я догадываюсь, чей приказ они выполняли, — улыбнулся хранитель. — Чей?! — Не скажу. Ты ведь знаешь, что я никогда не помогал врагам. — Враг я или он? — Думай как хочешь. — Рано или поздно я вернусь, и тогда ты горько пожалеешь о своей неуступчивости. Волшебник качнул головой. — Никто и ни о чем тогда не пожалеет на пепелище Вселенной Магии. В раздражении я выпустил клуб дыма. — Я не собираюсь губить родину. — Ты так говоришь. — Не понимаю. — Еще бы. Ты ведь уже прошел красное пламя? — Конечно. — И договорился? — Я никого не видел. — Вот именно. Я окончательно взбесился и скрежетнул когтями. — Я могу не дожидаться возвращения в Мир Магии, а прикончить тебя немедленно! — Попытайся. Я рванулся было к хранителю, но не смог преодолеть инерцию скольжения, меня влекло дальше по мосту, а он остался стоять в оранжевом пламени. — Мы еще встретимся! — рявкнул я на прощание. Что мне оставалось, кроме бессильных угроз? — Не уверен, — холодно ответил Волшебник. — Ведь ты уже не человек. — Как?! — взвыл я. Однако оранжевый костер остался далеко позади, и расслышать ответ я не смог. Передо мной вырастал желтый костер. Понятно. меня протащит через огни всех восьми цветов радуги. Каждый из костров является воротами в соответствующий мир. Например оранжевый соответствует Миру Магии. Интересно, что было в красном, через который я так лихо проскочил? Тьфу, черт! Как я мог так ляпнуть?! Восемь цветов радуги?! Семь, конечно только семь. Но ведь обочь дороги я совершенно ясно видел черное пламя. Черное!Какой мир мог таиться во мраке? Подумать страшно… Но больше я ничего сообразить не успел, потому что въехал в бушующий желтый огонь. Противно завоняло горящей шерстью, меня едва не вырвало. Одновременно я обнаружил, что горю. На сей раз вполне по-настоящему. Дрожащие огоньки поползли по комбинезону, хотя по мысли конструкторов он был абсолютно несгораемым. Вот вам и хваленая американская химия. Впрочем, удивляться и возмущаться у меня времени не осталось — меня ждала новая встреча. — Дьявол? — вяло уточнил я при виде рогатой персоны хвостом и копытами. Фигура потешно сморщила поросячье рыльце и негодующе хрюкнула: — Вот еще. — А кто? — с проблесками интереса вопросил я. — Мы с вами уже встречались, — последовал банальный ответ. — Не припомню. — Постарайтесь. Я пристально вгляделся в морду (при всем желании не могу сказать лицо) незнакомца. Действительно, что-то такое… Но танцующие желтые чадные огни, противно тлеющая одежда не давали сосредоточиться. — Не знаю, — отрезал я. — Мы с вами тогда сделку заключили… — А-а… — прозрел я. Шустрый и фиолетовый! — Но вы, кажется, тогда были, м-м, несколько другого цвета и размера. — Совершенно верно, — кивнул незнакомец. — Но это технические детали. Мы не будем их сейчас обсуждать. Вы намерены посетить наш мир? Я постарался вспомнить, собирался ли. — Технической магии? Признавайся! — Именно. Гремлинов, полтергейстов, УФО и прочих. — Нет. — Жаль. Я с удовольствием поболтал бы с вами. Как там наши? Перестали досаждать? Я махнул рукой. — Дело прошлое. Мы давно живем вкупе и влюбе. — Рад за вас. — Не за них? Шустрый помотал рожками. — Вы настолько переменились, что я принимаю поправку. Рад за них. — До скорого, — ответил я, покорно следуя движению Бифреста. Шустрый изящно сделал ручкой, и я с радостью заметил, что моя одежда погасла. Хотя дыры и подпалины скрыть было невозможно и вид я приобрел абсолютно разбойничий. Подумалось даже, не следует ли вновь обратиться к драконовской сущности, но я отмел колебания. Человеческая форма, по-моему, наиболее пригодна для общения с обитателями Восьми Миров. Они, в глубине души, презирают слабого и беспомощного человека, а презрение — скверный советчик в делах. Тем временем меня охватило зеленое пламя. Интересно, кто встретит меня здесь? Однако меня пронизал такой жуткий холод, что все любопытство вмиг вымерзло. Даже первые мгновения, проведенные в НИЧТО нельзя было сравнить с этим льдом, положенным прямо на обнаженную душу. Зеленые языки извивались лениво и замедленно, словно не огонь это был, а какая-то желеобразная субстанция. Но как ни старался я уклониться от них — напрасно. Мои движения неизменно оказывались еще медленнее. Само пространство здесь переменилось. Хотя, какое пространство? В НИЧТО ничего и не было. Прикосновения зеленых огней заставляли меня ежиться и взвизгивать. Долго ли тянулась новая пытка? Бесконечность. И никто не вышел мне навстречу. Зеленый мир наглухо закрылся от пришельца. Интересно, от кого? Человека? Генерал-порутчика? Дракона Нидхегга? Но в любом случае я сюда еще вернусь, и мы разберемся с дерзкими. Проклятые гордецы! Не захотели удостоить даже беседы. Но ведь и красное пламя отвергло меня… А шустрый… Мерзавец! Я был совершенно уверен, что он меня обокрал. Только сейчас я это обнаружил. Хотя при этом отчетливо понимал, что до сих пор не не знаю , что именно увел у меня нахальный негодяй. Сломалось что-то в душе — хрупкое, едва ощутимое. Но бесконечно важное. А меня уже неотвратимо влекло к бешено ревущему жемчужно-голубому пламени. Почему-то при первом же взгляде на него меня охватил такой неодолимый ужас, что невольно застучали клыки и холодная испарина выступила вдоль спинного гребня. Я попытался уцепиться когтями за плиты мостовой, однако моя новая попытка остановиться имела не больше успеха, чем первая. Голубое пламя надвигалось с неотвратимостью рока. Ощущения оказались настолько неожиданными, что я вскрикнул. Да и было от чего. Меня ударило, словно о гранитную стену. Совершенно необъяснимо огонь приобрел твердость камня. Вновь меня ударило о шероховатую прохладную поверхность. Я не ощутил ни испепеляющего жара, ни обжигающего холода. Ничего. Меня остановила самая обычная, ничем не привлекательная, вульгарная даже, каменная стена. Замешательство длилось недолго. Точно ядовитая заноза начала саднить мысль: голубой мир просто отказался иметь со мною дело, не пожелал впускать. Один просто равнодушно пропустил меня, а этот возненавидел… А следом пришел ужас. Я уже достаточно разобрался в механизмах работы Бифреста, чтобы понять — обход граней тессеракта Восьми Миров совершается в строгой последовательности. Возможно, изнутри они действительно сообщаются каждый с каждым, но здесь, на гранях, скольжение определяется более сложными законами, не согласующимися с постулатами геометрии. Это означает, что я навсегда останусь в НИЧТО, ибо назад меня не пускает Бифрест, а вперед — проклятый голубой огонь. Словно подслушав мои мысли, голубое пламя стало еще ярче, причиняя страдания глазам. Ведь закрыть их я не мог. Я остервенело принялся царапать когтями эту магическую стену, превосходно сознавая бессмысленность и безнадежность такой попытки. Голубое свечение очень быстро вынудило меня отвернуться, ведь я не хотел лишиться зрения. И тогда ужас и озлобление сменились безразличием и тупой покорностью судьбе. Непрерывное струение Бифреста плотно прижало меня к огненой стене, буквально не давая пошевелиться. Я свернулся калачиком, прикрыл глаза ладонями и лег, ожидая, что за сюрприз мне поднесут далее… Голос прозвучал ниоткуда. Он возник во мне. Не внутри меня, а именно во мне. Что он спросил — я не понял, да и не стремился понять. Я был измучен, я отчаялся, я был ограблен… Что еще? Вопрос повторился. Я вяло выругался. Сговорились, что ли? если спрашивают — обязательно так, чтобы я не понял. — Дракон и не может понять моих вопросов, — укоризненно ответил голос. Я встрепенулся. — Ты намекаешь, что я уже дракон более, чем человек? — Разве здесь нужны намеки? — Тебе-то что? — огрызнулся я, снова укладываясь на мостовую. — Мне есть дело до всех людей. — Ты же сам утверждаешь, что я дракон. — Я этого не говорил. — Софистика, казуистика и прочая …истика. — Оглянись во злобе. — Во гневе. — Нет, во злобе. Гнев благороден… Я тяжело вздохнул, выпустив из ноздрей клубы сернистого дыма. — Нельзя предаваться отчаянию, — упрекнул неизвестный собеседник, хотя я не произнес ни слова. По-видимому, он превосходно читал у меня в мыслях. — Это было бы нескромностью. Странный диалог! Я не открываю рта, а собеседнику это не доставляет ни малейшего затруднения. При этом он еще упрямо отрицает, что залез мне в голову. — Конечно. Люди для меня — открытая книга. Мне дано читать в душах и сердцах. — Вот видишь, — не сдержался я. — Но не в мыслях. Помыслы человека принадлежат лишь ему самому. Я устало махнул рукой. — Прекрати. Перестань меня мучить. — Кто способен быть более непреклонным судьей человеку, чем он сам? Судить — не мое. Я могу лишь простить. Клыки мои невольно лязгнули. — Прощение нужно слабым. — А сильным — втрое. — Может быть. Не знаю. Но я не нуждаюсь в жалости. Я силен ненавистью. Отними у меня мою ненависть — и ты убьешь меня. Он умолк, и я уже подумал, что одержал победу в бредовом и совершенно неуместном споре. Однако мой собеседник не сдался. — Мне жаль тебя. — Нет! Не делай меня слабым! — Мы поговорим об этом, когда ты вернешься ко мне. — Чтобы вернуться, нужно уйти. А я, как видишь, не могу двинуться с места. — Ты идешь, просто слишком долог твой путь. Я поднял голову. Не могу сказать «к своему удивлению», ибо за последнее время способность удивляться полностью атрофировалась во мне, я просто отметил, что приближается зловещее синее пламя. Почему зловещее? Оно окрасило весь мир мертвенным светом, как-то невольно заставляя вспоминать о могилах. Если каждое из оставшихся трех пламен отнимет у меня столько же физических сил, как алое, или духовных, как голубое, мое путешествие вполне может завершиться плачевно. А там меня уже кто-то ждет… Я совершенно отчетливо увидел мрачную фигуру, озаренную тусклыми синими сполохами. Инстинктивно я понял, что ничего хорошего встреча мне не сулит. Однако избежать ее я не мог — Бифрест все решал за меня. Проклятье! Теперь я понял, почему ни один смертный не смог пройти по тебе! Я предостерегающе рыкнул синему призраку, чтобы он держался подальше. И с горечью понял, что основная цель моего похода по Бифресту полностью и с треском провалилась. Ведь отправился-то я за союзниками! А получилось нечто вроде ознакомительной прогулки — такое же бесполезное и такое же утомительное. Я уже миновал пять миров из восьми, а результат нулевой. И, если мои предчувствия верны, шестой мир поднесет мне только еще одно разочарование. Вероятность удачи понижается уже до одной четвертой. Разглядев, кто ожидает меня, я невольно попятился. Точнее, вознамерился это сделать, однако течение моста не позволило. На моем месте любой поступил бы так же, потому что среди синих вихрей меня поджидала колдунья, которую я тогда… Мои нервы не выдержали. — Сгинь! Рассыпься нечистая сила! Старуха довольно потерла сухие ладони. — Вижу, узнал. — Изыди! Она недовольно поморщилась. — Ты же не веришь в Бога! Так зачем ты призываешь Его на помощь? Мне при первой же встрече сразу показалось, что ты глуповат. Как ни странно, оскорбление вернуло мне самообладание. Припадок ярости снял стресс, и я уже смог трезво оценить ситуацию. Максимум, на что бабка способна — это вынудить меня провести несколько неприятных минут. Повредить же мне она не в силах. — Замолчи, старая, — намеренно грубо ответил я. — Не твое дело знать, во что я верю, во что нет. — Действительно, — неожиданно покладисто согласилась она. — Твоя вера меня ничуть не касается и совсем не волнует. Но твои намерения — другое дело. Я собрался было ответить, но вместо слов из моего горла вырвался новый крик боли. Невидимый великан, вооружившись раскаленными клещами, принялся методично выдирать из моего тела жилку за жилкой. Так по крайней мере мне показалось. До тех пор я, выяснилось, не представлял, какой жуткой может оказаться боль. Ведьма только ухмылялась, глядя на мои корчи. — Я до тебя еще доберусь… — вылетело у меня меж судорожно сжатых клыков. — Если ты умерла, это еще не означает, что ты от меня скрылась… — Умерла? — нахально передразнила она. Я в бессильной злобе полыхнул огнем, но его струи бессильно растаяло, едва коснувшись призрака. Оставалось терпеть и ждать, пока Бифрест разлучит нас. — Чего ты хочешь? — спросил я. — Признавайся. — Я? Ничего. Это ты все время чего-то ищешь. — Может ты и сейчас ты начнешь пророчествовать? — Это нетрудно. — уголками губ усмехнулся призрак. — Только новое предсказание тебе понравится еще меньше. Ничего, перетерпим еще одно оскорбление. Обидам всем веду я счет, за мной ничто не пропадет. Я сгоряча пообещал припомнить ей, но почему бы не взяться за эту задачу всерьез? Куда она денется из мира духов? Ребята М. доберутся и туда… — Ты найдешь союзника, — пообещала колдунья, — хотя не там, где ищешь и не того, что хотел бы. — Как тебя понимать? — Понимай буквально. Самый верный способ. — Ну-ну… — Однако хочу тебя предупредить. За время путешествия ты уже многое растерял. Потеряешь еще больше. Я слегка встревожился. — Это что же? — Не могу сказать, — вздохнул призрак. — К сожалению действительно не могу, потому что иначе с большим удовольствием заставила бы тебя метаться в поисках утраченного. Не в моих силах. На что же она намекает? — Надо понимать так, что в твоем мире я союзников не найду? — Ты совершенно прав. Чтобы поговорить с кем-то, нужно пройти в наш мир, а он тебя отвергает. — А как же духи, работающие на меня? — Тебе ведь требуются не единицы, ты хочешь набрать армию. — Да. — Вот и найди мир, который примет тебя такого, каков ты есть. — Кто же я такой, что шесть миров уже не впустили меня? — неожиданно прорвалось мое отчаяние. — Ты это ты, не больше и не меньше. — Новая загадка. — Нет, все та же. Но от ответа на нее зависит твое будущее. Я открыл было рот, чтобы достойно ответить старой карге, однако движущийся мост унес меня из синего костра. Я перевел дух. Нужно было собраться с силами и достойно подготовиться к следующему испытанию. Дрожащие фиолетовые тени, бегающие по мостовой, не внушали бодрости. От них веяло холодом и отчаянием. Впервые я испугался заранее, еще не приблизившись к седьмому огню. Ужас был настолько силен, что я попытался вообще впрыгнуть с моста. Увы. Ноги мои словно приклеились. так, жалко трепыхаясь, я и въехал под арку фиолетового огня. Шок, испытанный мною, описать невозможно. нет у меня подходящих слов. Оказаться в офисе… Я малодушно упал в обморок. Только величайшими усилиями хозяин кабинета сумел привести меня в чувство. — Добро пожаловать, — ласково улыбнулся он, когда ко мне вернулась способность нормально воспринимать окружающее. — Э-э… Н-ня… — не слишком любезно отозвался я. — Надеюсь, путешествие по Восьми Мирам показалось вам достаточно увлекательным? — медовым голоском осведомился хозяин кабинета. Он был отличным психологом, и хорошо понимал, что следует дать человеку время опомниться, прежде чем начать серьезный разговор. — Вы правы. Хотя скорее не столько увлекательным, как поучительным. Выяснилось, что я даже отдаленно не представлял здешних дел. — Так всегда — ждешь одного, повстречаешь совершенно другое. Я покрутил головой, ощупал шею. Вроде все пришло в норму. Пару раз вздохнул поглубже. — Насколько я вас знаю, вы не расположены к излишним сантиментам. Поэтому я предложил бы завершить обмен любезностями и перейти прямо к делу. — Насколько я знаю, — передразнил хозяин, — вы к сантиментам расположены не более меня. Так что действительно, давайте перейдем к деловой части. Вы ищете союзников, чтобы одолеть фельдмаршала? — Да. — Отлично! Мне тоже нужны союзники, чтобы… Неважно, словом. Но наши устремления полностью совпадают, поэтому не сомневаюсь, что мы могли бы найти общий язык. — Вы полагаете? Ваша репутация в нашем мире отнюдь не располагает сотрудничеству с вами. — Я предоставлю вам случай убедиться, что эти слухи ложны. — Тем более… — Что? — Что те, с кем я намерен бороться, работают именно на вас. Хозяин широко улыбнулся. — Это так. Но я давно ищу возможность покончить с этим опостылевшим сотрудничеством. Они стали фигурами настолько одиозными, что любое упоминание вашего имени рядом с их способно навечно запачкать вас дерьмом. В свое время мой предшественник… — Простите? — мои брови невольно взметнулись. — Ваш предшественник? — А вы полагаете, что сидящий здесь вечен? Это было бы ужасно. Вечность означает отсутствие прогресса, застой, деградацию и гниение. Мир вокруг меняется, должен меняться и подход к нему. Ведь только этим можно объяснить тот тупик, в который уперлись, гм, мои соседи. Нет. Мы заботимся о своей репутации и о действенности наших методов. И если это означает неизбежность смены руководства — мы его меняем. Как видите, у нас царит подлинная демократия. Чего, кстати, никак не могут осознать мои недавние союзники. Их лозунг «умрем, но не сдвинемся с места» для меня неприемлемы. Я криво усмехнулся. — У Англии нет постоянных союзников, есть лишь постоянные интересы. — Отчасти так. — Но это, увы, лишь подтверждает мою оценку вашей репутации. — Некогда сказано: «Кто сам без греха, пусть первый бросит в нее камень». — Да-а. Дьявол цитирует Священное Писание. — Мир сложен. — Давайте ближе к делу. Вы действительно согласны отказаться от поддержки фельдмаршала? Мне совершенно ясно, что он работал в тесном контакте с Андроповым, и поднятый тем мятеж — не что иное, как отчаянная попытка взять под свой контроль Тринадцатое Управление. Все более очевидным становится, что деятельность фельдмаршала противоречит конституции, и он не желает мириться с нашей поддержкой законной власти. Мир и прогресс — наша цель, а они жаждут вернуть Призрак, Который Бродит По Европе. Признавайтесь, ваших рук дело? Хозяин кивнул. — Глупо было бы отрицать. Создали этот призрак мы. Однако использование призрака целиком и полностью на совести его теперешних владельцев. Если только им ведомо слово «совесть». — Объясните мне, ради Бога, почему вы поддерживаете… эту команду? Хозяин широко улыбнулся. — Разве не очевидно? — Отнюдь. Ведь они тратят массу сил, занимаясь убийствами. И по идее пополняют ряды ваших подданных. Убивали в прошлом, намерены убивать в будущем. Слава Богу, — при этих словах хозяин кисло поморщился, — они утверждают, что теперь твердо знают, кого надо расстреливать. — Если бы они действительно знали… Дело в том, что как раз массовые убийства менее всего отвечают моим интересам. Если фанатики-параноики-коммунисты думают угодить мне, устраивая массовые гекатомбы, они жестоко ошибаются. Ведь, отправляя под топор десятки миллионов невиновных, они пополняют армию моего… конкурента. Поэтому я заинтересован в прямо противоположном — мире и покое. Мои брови вновь вышли из повиновения. — Парадокс! — Жизнь состоит из них, — вздохнул хозяин. — Не стоит принимать на веру ничего. Особенно — очевидных утверждений, потому что наверняка они не таковы, каким кажутся. Я поднялся. — Что ж, благодарю вас за хороший совет, не премину им воспользоваться. Именно поэтому я отклоню ваше предложение. Не стану верить очевидности. Хозяин приятно улыбнулся. — Вы еще вернетесь ко мне. Разговор не окончен. — Я уже это слышал. — Не сомневаюсь. Но ко мне — он старательно подчеркнул это слово, — вы вернетесь обязательно. Вы обречены вернуться. Я готов подождать, пока вы перемените свою точку зрения. Я терпелив. — Честь имею, — церемонно поклонился я. — До скорого, — дьявол небрежно щелкнул пальцами, и я обнаружил себя на плавно скользящем Бифресте. Фиолетовое зарево медленно таяло за спиной. Я вытянул семь пустышек. Грустно. Само собой разумеется, что я ни на миг не подумал принимать предложение дьявола. Я еще не сошел с ума. Что позволено коммунистам, то заказано нормальному человеку. Взаимодействие между Восемью Мирами слишком сложно, чтобы разобраться в нем вот так, с налета, и описать двумя-тремя словами. Но что очевидно — большой любви к соседям никто не питает. Просто нам больше знакомы трения между раем и адом, но мы совершенно одинаково не в ладах и с тем, и с другим. Попытка сыграть на чужих противоречиях провалилась, как я понял, большей частью потому, что сам я не принадлежал ни к одному из миров. Никто не признал меня за своего, никто не захотел поддержать. Волк-одиночка… Особенно оскорбительным был отказ Мира Магии, я-то надеялся… В отношении прочих я не питал особых иллюзий. Конечно, гремлины были «за», но ведь мир техномагии был самым молодым и самым слабым. Не стоило обольщаться его поддержкой, спустя тысячу-другую лет его силы достаточно окрепнут, но мне что из того? Впереди плавно колыхалось черное облако. Меня встречал таинственный Восьмой Мир, о котором никто ничего не знал. Когда я коснулся черноты, то вскрикнул от боли. Это уже стало привычным ритуалом. Все правильно, переход из одного мира в другой должен сопровождаться шоком. Но не таким же! Мне словно плеснули кислотой прямо в душу. И тут же оглушительная боль сменилась покоем. Я ничего не видел и не слышал, однако при этом каждой клеточкой своего тела ощущал — я наконец попал в свой мир! Только этим я мог объяснить благость, снизошедшую на меня. Я проник в новый мир, слился с ним, растворился в нем, полностью отрекшись от своего «я». Во мне зазвучали наперебой голоса. Опять я не мог различить ни единого слова. Какое-то ворчание, бормотание, шорохи. Время от времени их перекрывал бархатистый медный удар. Меня спрашивали — я отвечал. В свою очередь спрашивал я — мне втолковывали, как маленькому ребенку. Но будь я проклят, если смогу вспомнить хоть что-либо! Самое главное — мы сумели обо всем договориться. Мне обещали всемерную поддержку и помощь. Более того, меня назначили эмиссаром Восьмого Мира в нашей Вселенной. Отлично. Мы разберемся и с фельдмаршалом, и с пособниками Сатаны. Никто не будет забыт и ничто не будет забыто. Смущало одно — я так и не знал, кого именно я представляю. Загадка, которая саднила ядовитой занозой. Я был уверен, что не стану орудием темных сил, ведь я категорически отказался сотрудничать с Сатаной, однако хотелось большей определенности. Иначе я не смогу уверенно вербовать помощников из числа… нет, не подумайте, что людей. На это слабое, склонное к пороку и предательству племя я давно перестал полагаться. Я рассчитывал привлечь к работе своих братьев из Мира Магии, шустрых гремлинов и многих, многих других. Сейчас мне требовалось лишь одно — как можно скорее вернуться назад, в свой кабинет. Ведь Бифрест вынес меня из пределов Восьмого мира совершенно опустошенным. Мне стало настолько скверно… Нагой и беззащитный… Так я определил бы свои ощущения. Спасительный мрак остался позади, а безостановочно движущаяся мостовая влекла меня в неизвестность. К счастью, неопределенность тянулась не слишком долго. Через десяток минут впереди замаячили рассеянные красные отсветы. Естественно, это были ворота моего собственного мира, Мира Реальности. Язык не поворачивается сказать: человечества. Не только человек живет в нашем мире. Не только и не столько. Правда непонятно, что мне делать, если алое пламя вновь отвергнет меня. Неужели я буду обречен до скончания времени крутиться по Бифресту между мирами? Или проще будет постараться зацепиться за один из них? Пока я гадал таким образом, красное пламя надвинулось на меня. Затрещали волосы, противно запахло паленым. Я заверещал от ужаса — ведь свой огонь мог и должен сжечь в пепел. Ко всему я был готов, но перспектива сгореть заживо меня пугала. Заслонив лицо локтем, я рванулся было назад. Напрасно! Бифрест в который раз оказался сильнее меня, и я въехал прямо в бушующее пекло. К счастью я сразу потерял сознание и не чувствовал, что происходит. ДВЕ ВСТРЕЧИ И ОДНА ИДЕЯ Возвращение было тягостным. После всех перенесенных мною испытаний, вдруг обнаружилось, что я не имею и отдаленного представления, какими могут быть мучения. Меня ломало и корежило, неведомый садист через каждый нерв пропускал электрический ток. Внутренности заполнила кипящая болотная жижа, а кожу методически поливали кислотой… Как я все это выдержал — не знаю, только очнулся я весь в поту, руки непроизвольно подергивались. В кабинете все вокруг покрывали лениво колышущиеся хлопья гари, вместо бумаг на моем столе высились груды сероватого пепла. Похоже, в забытьи я искал спасения, перевоплощаясь в свое второе «я», и успел натворить немало дел. В очередной раз я похвалил себя за предусмотрительность, ведь догадался однажды сделать свой кабинет несгораемым, хотя и поставил в тупик этим приказом бедного Генриха. А иначе не миновать беды. Однако демонстрировать живописную картину разгрома в кабинете начальника Управления всем и каждому отнюдь не хотелось. На подгибающихся ногах я выполз в белый свет. Не знаю, что изменилось в моем лице, но мирно беседовавшие Задунайский и Гиммлер так и шарахнулись, едва завидев меня в дверном проеме. — Назад… — слабо проскрежетал я. Голос мне начисто отказал. Вдолбленная годами службы привычка повиноваться остановила Железного Генриха, а волкодлак притормозил с хорошим запозданием. Похоже, его остановил только пример начальника отдела личного состава. — Генрих, вам придется изрядно поработать. Гиммлер приятно улыбнулся, хотя на мраморном лбу у него выступили крупные капли пота. Интересно, как может потеть дух? — Что потребуется? — Мы создадим свое спецподразделение. Точнее даже целую войсковую часть. Контролировать дивизию имени Дзержинского мы пока не в состоянии, зато сражаться с диверсантами и боевиками ГРУ нам приходится каждый день. Мне удалось договориться кое с кем за время путешествия, и вскоре начнут прибывать добровольцы. Обеспечьте их размещение. Придумайте место новому подразделению в нашей структуре, не особо афишируя его наличие. Техникой и вооружением займетесь вы, — я кивнул Задунайскому. Начальник технического отдела с немного оцепенелой улыбкой покорно кивнул в ответ. Подозреваю, он сделал это чисто механически, повторяя мой жест. Слабодушный оборотень никак не мог совладать со своими нервами. — А потом мы разберемся с теми, кто становится на пути демократии и свободы… — угрюмо закончил я. Оба как по команде попятились. Вновь неладно. Подойти к зеркалу? Поверьте, я так бы и поступил, ведь следовало же выяснить, что именно так пугает окружающих. О людях я и не говорю, эти твари будут шарахаться при одном упоминании моего имени, но не дело, если твои подчиненные и соратники испытывают при разговоре с тобой сильнейшее желание улепетнуть. Я взглянул бы в зеркало… Однако понял, что никогда, до самой смерти этого не сделаю. Какой-то непонятный внутренний запрет, непередаваемое состояние, подобное ощущениям человека, находящегося рядом с пропастью. Она и манит и отпугивает, притягивает и запрещает, но зовет, зовет, зовет… И вместо намеченного, неожиданно для самого себя, я приказал Гиммлеру: — И выкиньте все зеркала из Управления. У нас солдаты или шлюхи? Нечего им прихорашиваться. Вампир хорош, каков он есть. — Но… — Исполняйте! — лязгнул я. Бедный Генрих вытянулся в струнку и щелкнул каблуками. Представляю, что он подумал о сумасбродстве начальника. Я мрачно поглядел на них, едва сдерживая клокочущее в горле рычание. — Идите. Гораздо поспешнее, чем это предписывалось уставом, они выполнили приказание. Я прошелся по опустевшему предбаннику, шлепнулся в мягкое кожаное кресло и погрузился в невеселые раздумья. * * * Домой я предпочел отправиться по воздуху. Мне стал непереносим самый вид грязных людишек, омерзителен их запах. Я сумел разобраться, почему так происходит, но правильно сказано — любое знание старит. А непомерное знание может сокрушить рассудок подобно каменной глыбе, ломающей хрупкие кости неосторожного. Я выдержал, я сильный. Однако приобретенное знание легло на душу подобно черноте НИЧТО. Это не мрак ночи и не холод льда. Не приведи Бог вам испытать нечто подобное. Бог или Сатана — выбирайте сами, что ближе. Я легко пошел вверх, оставляя за собой огненые пунктиры улиц. Скоро ли я смогу сокрушить эту заразу и предать обретенную Вселенную моему миру? Ведь только так я смогу избавиться от мучений. Любое существо за пределами своего мира невыразимо страдает. Дышать чужим воздухом, есть чужую пищу, слышать чужие чувства мучительно. Вы полагаете, что вампиры и духи злы изначально? Ошибаетесь. Представьте себе, что вам постоянно приходится шагать по раскаленным угольям. Не испортится ли при этом у вас характер? Мне могут возразить: а как же домовые? Они-то сумели превосходно обжиться в этом мире и чувствуют себя здесь неплохо. Твари смешанной крови, они подобны тараканам, проникают в любую щель, множатся и плодятся, пока хозяева вдруг не обнаружат, что как раз они сами стали совершенно лишними в собственном доме. Но вообще-то неплохой мир. Нам он придется по вкусу после обустройства. А люди… Нет, я не собираюсь призывать уничтожить людей как вид. «Кто не с нами, тот против нас», «Если враг не сдается — его уничтожают». Какое дремучее варварство. Полагаю, оно пришло из первобытных эпох, когда все Восемь Миров были юными. Недаром сказано «первобытнообщинный коммунизм». Вот они и втащили нравы каменного века в наше время. Поэтому к ним и отношение надлежащее… Как к питекантропам. Причем самое странное, они даже не испытывают удовольствия от своих многочисленных убийств. Будь все коммунисты патологическими садистами, их хотя бы можно было понять. Но в чем кроется смысл пролитых ими океанов крови? Ведь Сатана отрекся от них, не без оснований утверждая, что менее всего он заинтересован умножать ряды безвинных мучеников. Так, может, это ангелочки стирают свои лилейные ризы в человеческой крови? Догадка вполне безумная, значит она имеет полное право оказаться гениальным прозрением. Развить эту мысль мне не удалось. Как гром среди ясного неба (а оно и впрямь было ясным) пронзительно-белая молния расколола фиолетовый ночной свод. Меня обдало холодным жаром, едва крылья не вспыхнули. Знамение? Это что же, нематоды голубенькие решили показать норов и попугать меня? Меня, наместника Восьмого Мира?! Осатанев, я метнул струю дымного пламени прямо вверх. Не для того, чтобы наказать противника, его просто не было, но чтобы предупредить — я готов и намерен драться, я не отступлю! Одновременно я мысленно произнес несколько заклинаний, чтобы помочь пламени пройти несколько дальше, чем увидел бы несведущий. Откуда у меня взялось это знание — понятия не имею. Когда оно появилось — примерно помню, во время странствий по Бифресту. Но какой именно из миров наградил меня частицей своей мудрости — не представляю. И мое пламя умчалось очень далеко… Ответ последовал незамедлительно. Новая молния ударила мне прямо в правое крыло. Меня перевернуло и закрутило, словно сухой листок порывом ветра. Обычный дракон был бы испепелен на месте, но меня хранили вышние силы, я был предназначен для выполнения исторической миссии, и не могли жалкие молнии повредить мне. Кроме того я знал, хотя бы понаслышке то, о чем простой дракон не подозревал — высший пилотаж. Скажите серому неграмотному дракону: иммельман, бочка, мертвая петля, и я не дам за вашу жизнь и дохлой мухи, скорее всего он попытается сжечь вас, решив, что его жестоко оскорбили. А я использовал свое невеликое знание, чтобы вывернуться из затруднений. Непросто это было сделать, но я сумел. — Хорошо сделано, — прозвучал рядом, над самым ухом, сочный баритон. Я шарахнулся прочь от неведомой опасности. Невдалеке от меня прямо по небу скакал всадник на тонконогом белом коне. Он (разумеется всадник, а не конь) был одет в полный доспех древнерусского воина, за плечами вился тяжелый малиновый плащ, расшитый золотыми узорами. Мое внимание привлекло копье, окруженное жемчужно-голубым ореолом. От копья веяло непонятной угрозой, и я чуял скрытую в нем ужасную силу, силу, противостоять которой не мог никто. — Я говорю, хорошо сделано, — повторил всадник, улыбаясь. — Как все, что я делаю, — сухо ответил я, пытаясь сообразить, драться мне или прятаться. — Не все, — качнул головой всадник. — Позвольте мне самому судить свои поступки, — ощетинился я. Как бы за разговором не проскочить мимо своей виллы. — Не уверен… Любого из нас судят окружающие. — Схоластика, — признаться откровенно, беседа дается мне с ощутимым трудом, когда я отпускаю на волю второе «я». — Нет, реальность. — Я всегда и все делаю на совесть. Никто не может пожаловаться, что я не довел до конца начатое. — О да, — согласился всадник, и копье засветилось поярче. — Мертвые не жалуются. Что же до совести… — Вы меня оскорбляете. Милая беседа в ночном небе на высоте пяти сотен метров. — Ничуть. Просто пытаюсь точно определить явление. — Меня? — Верно. — Мне положительно начинает казаться, что вы напрашиваетесь на ссору. — Пока нет. — Пока? — Да, ибо сказано: «Прощайте до семижды семидесяти». Четыреста девяносто первый грех вам еще предстоит совершить, чтобы исчерпалось милостивое терпение. Но остерегайтесь, чаша переполнится гораздо скорее, чем вам может показаться. Я начал немного понимать. — Так вы посланы Пятым Миром? — Вы угадали. — Зачем? Ведь мы беседовали совсем недавно. — Предостеречь. Пока вы сражались против посланцев Шестого — все было нормально. Но сейчас вы слишком близко подошли к роковой грани. Бойтесь перестараться, гнев наш будет ужасен. — Не пугайте. Это не подействует, да и не к лицу вам такое. Не стоит унижаться. — Вы правы. Я больше привык разговаривать мечом. Но пославший меня не жаждет крови. Он хочет единственно мира. — Тогда считайте, что свою задачу вы выполнили. Предупреждение получено, ступайте прочь! не следует меня запугивать, потому что мой гнев будет ужасен! Я вообще не привык обсуждать свои дела со слугами… Всадник вновь улыбнулся. — Вы напрасно стараетесь оскорбить меня. Грех гордыни мне чужд. Наш поединок состоится, я провижу это. Но не сейчас. Сейчас тебе грозят иные опасности. — Какие? — не смог я сдержать своего любопытства. Всадник не ответил. Он начал удаляться, окутавшись легкой серебристой дымкой, пока не растворился в неверном мерцающем сиянии. Только копье сверкнуло на прощание яркой голубой молнией. Что за опасности? Я торопливо включил телепатическую локацию и взвыл от бешенства. На матовом зеленом фоне отчетливо выделялась сочная изумрудная буква G. Проклятый призрак остался жив! Я-то старался уверитьт себя, что прикончил его вместе с Андроповым. Ошибочка вышла. Значит я попусту хвалился, что любое дело довожу до конца, мне еще предстоит подраться… Впрочем, эта литера светилась далеко от меня. Гораздо ближе находилась голубая литера G. Почему мне так часто стала попадаться эта буква? Со всадником все понятно: Святой Геогий-Победоносец. Однако не от него же исходит опасность. Ага, вот оно! Совсем рядом, буквально вплотную, тревожным оранжевым светом полыхнула буква D. Наконец изволил явиться, голубчик. Я уже устал его ждать. Презрительно зашипев, я выплюнул струю огня, чтобы осветить небо. Если он рядом, непременно отзовется. И дракон поспешил откликнуться. По сравнению с ним два первых выглядели жалкими недомерками. Этот же величественно парил в ночном небе, подобный крепостной башне. Мое пламя на мгновение осветило мощное тело, красные блики заиграли на блестящих, словно полированных чешуях. Мне они показались серо-стальными, а может таким и были на самом деле. Ведь частично непробиваемость драконьей шкуры обеспечивают стальные чешуи. Его крылья были вдвое шире моих, спинной гребень эффектно отливал кармином. Поняв, что обнаружен, дракон повернул голову и выдохнул целую реку пламени. Небо залило желтое сияние с оранжевыми прожилками. Не знаю, что потом думали об этом горожане. Скорее всего решили, что город посетил очередной НЛО. Глупцы! Они забыли великолепный принцип Оккама: не изобретать сущностей сверх необходимого. Зачем приплетать сюда мистических пришельцев, если существуют вполне реальные драконы? Однако понимание всего этого пришло позднее. В тот момент меня заботила одна мысль: ох, и туго же мне придется. Я постарался, чтобы мое пламя выглядело как можно более внушительно. Увы. Лучше бы я этого не делал, потому что осрамился самым жалким образом. Получилась лишь жалкая пародия. Но противник, казалось, не заметил моего конфуза. Он только блеснул желто-зеленым фосфорическим глазом и утробно прогудел: — Приветствую. — Что тебе нужно? — неудача подтолкнула меня стать агрессивным. — Я хотел поговорить с тобой. — Что-то слишком многие желают побеседовать со мною после возвращения из НИЧТО. А в свое время, в Восьми Мирах, не пожелали и видеть. — Мой хозяин говорил с тобой. — Так ты не представитель Второго?! — Отнюдь. — Изменник! Мне почудилось, что дракон пожал плечами. — Я перешел на сторону сильнейшего. В том нет греха. Живой дракон лучше дохлого. — Я только что беседовал еще с одним послом. — Осторожнее! — полыхнул огнем дракон, его глаза налились желтизной. Похоже, он приходил в бешенство при одной мысли о Георгии-Победоносце. Отчасти мне были понятны такие чувства. — Не указывай! Дракон скрипнул клыками, но сдержался, только сильнее и чаще забил крыльями, набирая высоту. Что-то, а это понимали даже самые тупые твари — атаковать сверху гораздо удобнее. Впрочем, он продолжил разговор: — Мой хозяин решил, что тебе пора определиться. Во время путешествия по Восьми Мирам все только присматривались к тебе, вырабатывали политику по отношению к новой силе. А сейчас начали действовать. Именно потому, что с тобой связались заклятые враги, мы требуем немедленного ответа: с кем ты? С ними, или поддержишь нас? Интересно, что такого сумел я совершить, что теперь меня признают, как силу? Ведь не разговаривали со мной от презрения к моей ничтожности, что переменилось? — Дурак! Я не с ними и не с вами. Я сам по себе! — Так не бывает, — не слишком уверенно возразил дракон. — Бывает. Ведь существуют восемь миров, а не два. — Так значит… — Ты поразительно догадлив. Я служу самому себе и своему Восьмому миру. Все остальные семь тоже скоро будут принадлежать нам. — Тогда умри! — взревел дракон. Вместо ответа я дохнул на него огнем, однако проклятый успел подняться гораздо выше, и пламя не причинило ему вреда. Начался безумный воздушный бой двух драконов над ночным городом. Я просто обязан был его проиграть, уступая противнику почти по всем параметрам. Из знаменитой формулы: высота, скорость, огонь, маневр, — моим было лишь последнее слагаемое. Летучий гад превосходил меня и по скорости, и по огневой мощи, и по бронированию. Мое превосходство заключалось единственно в небольшом знании высшего пилотажа. Ах да, чуть не забыл. Еще в подчиненности Высокой Идее. Сначала он пытался взять меня грубой силой. Заходил сзади и сверху, атаковал с пикирования. Это было внушительное зрелище: отливающая металлом темная туша со свистом разрезала воздух, изрыгая потоки желтого пламени. Однако мне не составляло большого труда уклоняться от его хаотических атак. Следовало только проявлять немного осмотрительности, перекладывая с крыла на крыло. Правда, мне немного подпалило хвост, зато ему доставалось изрядно. Каждый раз, когда противник проскакивал мимо, я ударял его огненым бичом. Поскольку скорость полета дракона все-таки не слишком высока, я отчетливо слышал треск подгорающей чешуи и успевал почуять, как пахнет горелым. Эх, если бы мне такое пламя, как у него! Уверяю, тогда этот дурак не пережил бы первого же промаха. А пока, с каждой новой неудачей он свирепел все больше и больше. Я еще подумал, что следует поручить Задунайскому приспособить многоствольную авиапушку для ношения ее драконами. Ведь сумел же он оснастить Зибеллу! А с драконом все куда проще, ведь у него вполне подходящая грузоподъемность. Никогда не следует полагаться только на природное оружие. Увлеченный этими рассуждениями, я едва не прозевал перемену тактики противником. Теперь он ринулся в лобовую атаку. Вот здесь мне уже пришлось поступать не по канонам. Как я недавно упомянул, драконы довольно-таки медлительны, и столкновение морда в морду отнюдь не смертельно для них, если учесть крепкую конституцию этих зверей. Так что мне приходилось прилагать максимум стараний, чтобы уклоняться от противника. Он-то как раз жаждал сцепиться со мною влапопашную, чтобы пустить в ход свои мощные когти и жуткие челюсти. Поэтому я вертелся, как мог. Бочка, змейка, штопор… Пару раз после классических иммельманов мне посчастливилось хорошенько полоснуть его когтями по спине. Однако я все отчетливее ощущал, как наливаются свинцом крылья. Такая сумасшедшая гонка долго тянуться не могла. Еще минут пять — и он меня закогтит. А тогда Сатана в лице фельдмаршала, или фельдмаршал в лице Сатаны, не время разбираться, восторжествует. Как вывернуться — я не видел. Спуститься на землю? Дракон немедленно меня испепелит. Сражаться в воздухе? Через пару минут бой превратится в избиение. Наверное, я слишком расстроился, потому что прозевал именно то, чего так опасался. Мы столкнулись и диким клубком, с ревом и визгом, терзая друг друга когтями, рухнули на землю. Его клыки полосовали меня словно ножи, пламя обжигало, а слюна оказалась такой же едкой, как олеум. Конечно, я сопротивлялся изо всех сил. Мы упали в молодую рощицу и сейчас катались по земле, ломая хрупкие ели и невысокие березки. Мало-помалу мое сопротивление начало ослабевать. Дракон подмял меня под себя и уже раскрыл пасть, готовясь перекусить мне горло. Я невольно зажмурился… Чего он ждет? Издевается? Но смертельный удар запаздывал. Я приоткрыл правый глаз. Дракон стоял надо мной, приоткрыв пасть. Он настолько походил на человека, в изумлении разинувшего рот, что я не сдержался и нервно хихикнул. Истерический смешок прервал немую сцену. Дракон выпустил меня и отскочил, точно ужаленный. Потом припал к земле в знак покорности пригибая шею. В такой позе он не мог ни нападать, ни защищаться. Оглушенный, я кое-как поднялся. — Извините, я не знал, — униженно пролепетал дракон. — Виноват. — В чем дело? — тупо переспросил я. Вообще-то нехарактерно для меня терять самообладание, в другом случае я просто ударил бы покрепче — и дело с концом. Видимо он меня слишком сильно помял. — Если бы вам угодно было сразу сказать, господин Великий Дракон, кто вы, я, конечно, ни за что не посмел бы столь дерзко посягнуть на священную особу. — Ладно, забудем об этом. — Как прикажете. — А сейчас убирайся. — Вернуться к… Сатане? — Он все-таки немного помедлил, прежде чем назвать это имя. — Нет, в наш мир. — И что прикажете делать? — Ждать моего возвращения. Ждать и готовиться. Я не задержусь. Собирай войско. — Слушаюсь, господин Великий Дракон. — Ступай. Он прямо-таки вжался в землю и ползком, пятясь, скрылся в темноте. Потом я увидел тусклую малиновую вспышку, услыхал легкий хлопок. Третий дракон отбыл, оставив меня в совершенном смятении. * * * Я сидел перед камином, напрасно пытаясь собрать воедино разрозненные осколки мыслей. От частых и сильных ударов по голове мысли имеют скверную привычку терять плавность и стройность, уподобляясь беспорядочному вороху щебня. А этих самых ударов за последние полчаса я получил достаточное количество. Я победил, но каким образом? Как мне удалось безнадежную ситуацию превратить в победу? В битве при Маренго Наполеона от разгрома спас вовремя появившийся Дезе. Кто же стал моей палочкой выручалочкой? Такие победы пугают. Ведь подобным образом может перемениться и выгодное положение, если не разобраться… Крылатый придурок разглядывал меня так, словно перед ним появился сам… не знаю кто. Ведь драконы не боятся никого и ничего. Просто физически не могут бояться, так устроена их нервная система. Тем не менее он глядел на меня, как женщина на мышь. Точнее не на меня, а на то, что висело у меня на шее, которую он так нахально вознамерился перегрызть. Я торопливо ощупал разодраный воротник рубахи. Мне на ладонь лег золотой квадратик, который отобрали у ифрита. Но теперь на черном камне проступили две огненые буквы: MP . Интересно, русские или латинские? Ведь смена алфавита резко меняет смысл монограммы на трофейном амулете. От члена парламента до миллирентгена диапазон очень велик и вмещает несчетное множество понятий. Или счетное, зато очень большое. Впрочем, если отбросить шутки в сторону, амулет сначала укротил Призрак, Который Бродит По Европе, а спустя несколько дней просто спас меня от разъяренного дракона-убийцы, вмиг утихомирив его, превратив в агнца. Между прочим, как бы не забыть за хлопотами… Еще никому не удавалось опрокинуть меня и столь блестяще опозорить. К величайшему сожалению, здесь придется действовать самому, потому что язык убийцы подчас страшнее его оружия. Я положил амулет на журнальный столик и блаженно вытянул гудящие ноги поближе к огоньку. Странно. Проклятый дракон едва не сжег меня, а все хочется тепла. Жутко болело все тело, словно меня пропустили через мясорубку, зудели ожоги и, несмотря на все огорчения, я мирно заснул, сидя в кресле. Заснул сном младенца, настолько меня измотал безумный поединок. Проснулся я от того, что обнаглевший солнечный луч уперся мне прямо в лицо. Неприятное ощущение — словно тебя разглядывают в упор. Я с хрустом потянулся, разминаясь, и судорожно схватил лежащий тут же, на столике, «Скорпион». Ведь меня действительно разглядывали. Непростительная оплошность с моей стороны — не запереть двери и не вывесить обереги. Здорово же меня укатал негодяй, если я потерял обычную осторожность. Впрочем М., а посетителем оказался именно он, предупредительно поднял руки и поспешил заверить, что не собирается нападать. — Что вы здесь делаете? — Я был крайне раздосадован, позволив застигнуть себя врасплох. — Охранял посторонних от вас. Я помотал головой, плохо понимаю спросонья, что говорят. — То есть меня от посторонних? — Нет, именно так: посторонних от вас, господин Имперский Маг. Час от часу не легче! Теперь еще этот награждает меня новым титулом. Да, придется заставить Задунайского вплотную заняться амулетом. Пусть выяснит, в чем тут соль. — Чем же это я мог кому-нибудь повредить? М. приятно улыбнулся. — Амулет трансформаций работает. Прежде всего я порекомендовал бы не находиться слишком долго рядом с ним, если он установлен в первую позицию. — Так он вам знаком?! — подскочил я. — Разумеется. — Признавайтесь… То есть рассказывайте. М. пожевал тонкими губами. — Всего я сам не знаю, но мне приводилось сталкиваться с амулетом Эм-Пи. — Значит, все-таки английский язык? — Да. По слухам его изготовил Роджер Бэкон. А он, сами понимаете, англичанин. — И что значат эти буквы? В первой позиции. — уточнил я. — А равно в остальных. М. развел руками. — Повторяю, всего я рассказать не в силах, потому что не знаю сам. Мне не известно, например, сколько всего позиций. С его помощью реализуется суть вещей, названия которых начинаются с Эм-Пи, он немного сродни вашему «Себя зерцало». Я обрадовался собственной догадливости. — Я был прав, когда предположил, что возможен вариант Member of parliament ! М. кивнул. — Да, он здесь присутствует. Олицетворение самого старого в мире демократического института — одна из позиций амулета. — А что означают остальные? Почему испугался Призрак? — Ну, это совсем просто. Он испугался Metropolitan Police . — ??? — Столичной полиции. — Полагаю, лондонской. — Верно. — А отчего сбежал дракон? М. тяжко вздохнул. — Он увидал в вас суть первой аббревиатуры. Ради которой, собственно, и создавался амулет. Это позднее ему придали множество функций, век от века дополняя список. Я помаленьку начал закипать. — Не тяните кота за хвост. Что это за первая позиция?! — Malice purified . — Я не знаю английского. В совершенстве не знаю. — Очищенное зло, — тихо и серьезно ответил М. Вот оно что! Все сразу встало на свои места. Квинтэссенция зла, еще бы не испугаться. Вероятно сочетание моего второго «я» и очищенного зла дало такой редкий сплав, такое новое качество, что оно привело в смущение даже дракона. Не испугало, нет. Повторяю, дракон не сможет испугаться, даже если очень этого захочет. Но заставить оторопеть, задуматься… — Ладно, не будем об этом, — завершил я неприятный разговор. — Мы не так давно знакомы, но я вас М. уже достаточно хорошо изучил, чтобы понимать: если вы пришли, значит что-то задумали. Во всяком случае вы прибыли не для объяснения свойств амулета. М. сделал обиженное лицо. — Вы подозреваете меня в неискренности? — Разумеется нет. — Тогда в чем дело? — Вы меня неправильно поняли. Я не подозреваю вас в неискренности, я в ней убежден. Честный начальник разведки… Нонсенс. Но, повторяю, оставим пикировку. Что вы придумали? М. потеребил ухо. — Я хотел предложить новый подход к организации службы. — Вы полагаете, что проведенных мною изменений недостаточно? М. печально кивнул. — Увы, да. — Уж не хотите ли вы вернуться к комплектованию спецслужбы людьми? — Избави Бог, — замахал он руками. — Ни в коме случае. — Так какие перемены вы предлагаете? — Изменение принципов. Эффективность секретной службы определяется отнюдь не идейной подкованностью сотрудников. Сколько не читай «Богородице дево…» либо «Коммунистический манифест» — эффективность работы не повысится. Ее определяет только количество серых клеточек в черепной коробке. А до сих пор система не способствовала продвижению людей умных. — Вы хотите сказать, что в КГБ работали один идиоты?! — взвыл я. — Ну конечно нет. Не только они, — ласково проворковал он. — — Хотя, иногда создавалось и такое впечатление. Говорю вам как человек, много лет боровшийся с ним. Такие как Родос и Шварцман полностью отвечают подобной характеристике. И несть им числа. — Негативный отбор? — предположил я. — Нет. Ситуация много сложнее. Негативный отбор означал бы гиперболическое распределение. Бесконечность в нуле, у полных кретинов, и ноль — в бесконечности. На самом деле отбор происходит по гораздо более сложному принципу. На первый взгляд он соответствует гауссовской кривой нормального распределения, не даром же его так называют! Оно имеет максимум в средней точке и сходит до нуля в обе стороны. Ни дураков, ни гениев. Дорогу посредственностям. — Веселая перспектива, — криво осклабился я. — Однако вы намекаете… Но М. разошелся. С пылающими щеками он метался по кабинету, размахивая руками. Похоже у него, как и у всех незаурядных людей имелся конек. Маленький пунктик. Даже Наполеон предпочитал, чтобы его хвалили как изобретателя скверного, проигрышного варианта королевского гамбита, а не как гениального полководца. Вот и М. питал неутолимую страсть к математике. — Нет, дело хуже. Я понял это, ознакомившись с трудами основоположников квантовой механики. Тоже допустимо. Один собирает марки, другой на досуге конспектирует Эйнштейна, Планка, Гейзенберга. — Кривая отбора имеет максимум, смещенный к нулю. Это планковское распределение! Наибольшие шансы имеет человек глупее среднего. Не предельный дурак, разумеется, но тот, кого мы называем… ограниченным. Вот суть вашей системы, поэтому вы и проиграли. — Вы предлагаете набрать гениев? — процедил я сквозь зубы. — Хотелось бы. Но все гении наперечет и наперехват. — Тогда кого? — Людей с развитым нестандартным мышлением. — Людей?! — Не цепляйтесь к словам. Это случайная оговорка. Повсеместно признано, что наиболее эффективно работает Интеллиндженс Сервис. Наиболее эффективно по критерию МакНамары «стоимость-эффективность». Тратя массу денег и гробя толпы людей ЦРУ и КГБ добивались большего. Но какой ценой? А что позволяло СИС добиться выдающихся результатов? Люди. — Какие? — вздохнул я. — Писатели. Да, М. мог огорошить кого угодно. Если бы я не сидел в глубоком кресле, то определенно упал бы на пол. — Кто?! — Писатели. Как вы помните Сомерсет Моэм и Грэм Грин неплохо послужили Ее Величеству. — Не помню, — честно ответил я. — Даниэль Дефо так просто возглавлял разведку. — Ну, это было , как говорится, давно и неправда. — Вы напрасно сопротивляетесь, — укорил М. — Поймите, цепляясь за идейно подкованых придурков, вы правой рукой разрушаете то, что строите левой. Разведка, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять наиболее значительные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения, которые называют воображением, интуицией, остроумием. Вроде я это уже где-то слышал… — Этот вопрос не ко мне. Систему возглавляет фельдмаршал. — Если руководитель становится поперек дороги делу… — Вы смелый человек, М., — оборвал я его разглагольствования. — За такие слова другого… — А я не человек, — усмехнулся М. — Мы только успели подавить один мятеж, как вы предлагаете начать новый. — Солдат должен быть верен Родине и конституции, но не исполнительной власти и тем более не лицу, ее представляющему. — Знаю, генерал Дуглас МакАртур. — Так подумайте. — Ладно, идите. М. растаял точно призрак, каковым, собственно и являлся. А я последовал его совету и задумался. Было о чем. AND NOT TO YIELD… Ничего особенно неожиданного не произошло. Все эти соображения давно уже стали для меня очевидностью и без сторонних подсказок. А если двое думают одинаково, то велика вероятность, что они думают правильно. Кроме того сказано: капля воды камень точит. И еще сказано: соломинка ломает спину верблюду. А тут еще очень кстати меня вызвали в центр для дачи объяснений по поводу «Битвы на Исети». Грохот канонады долетел до Москвы, да и вообще мятеж — происшествие, скажем прямо, неординарное. Но лететь к нам комиссия не посмела… И мне предстояло выдержать второй, гораздо более трудный бой. Правительственная комиссия отнюдь не собиралась руководствоваться правилом «победителей не судят». Судить требовалось, судить хоть кого. Поскольку проигравшие свое отжили, то волей-неволей приходилось брать в оборот победителя. Если учесть крайне прохладный прием, намерения комиссии были серьезны до предела. Не буду вдаваться в детали, рассказывая, как мне удалось добиться желаемого результата. Темны и извилисты пути власти, далеко не каждому по силам пройти их. Разумеется, я одолел извилистый лабиринт. Представив все доказательства существования опаснейшего заговора красных реваншистов против демократически избранного правительства, я убедил их в правильности своих действий, а главное — в необходимости смещения фельдмаршала. Демократия в опасности! Православие под угрозой! Народность заколебалась! Побольше звонких фраз, не отягощенных каким-либо смыслом; вдосталь туманных угроз с неясными перспективами, но незамаскированными намеками на утерю вполне реального благополучия. Не народом, разумеется, а попечителями народного блага. Последнее особенно важно. Короче принесенная мною жертва (бедняга Ерофей) оказалась ненапрасна. Я получил добро на устранение фельдмаршала. А с учетом возможного сопротивления мне дали карт-бланш и в отношении средств. Вплоть до применения танков, как при аресте Берии. Я твердо заверил правительство в своей лойяльности. И в самом деле, пока у меня не было и в мыслях уничтожать их. Пока. Про мои команды «Гамма» и «Омега», про информационно-аналитический центр правительству знать незачем, у них и так слишком много забот. Пусть спят спокойно. А теперь следовало торопиться. Я не обольщался, принятые решения вряд ли удастся сохранить в тайне дольше суток, и противник начнет принимать контрмеры, если я не поспешу. Неважно, откуда к нему придет эта информация, кто меня продаст. Скорее всего само же правительство. А потому любое промедление смерти подобно. Едва вернувшись к себе в Управление я вызвал М. — Дивизия готова? — Не совсем… — Проклятье! Она нужна мне сегодня же! — Кое-что можно выставить. — Я немедленно вызываю фельдмаршала. М. пожевал губами, подумал и кивнул. — Действуйте. Если он клюнет, мы справимся, на это сил хватит. Но выковырять его из здания Лубянки нам не по силам. — А Призрак? М. задумался еще раз. — Задействуйте MP . Я перекрестился слегка дрогнувшей рукой. — И да поможет нам Бог. За окном громыхнуло. * * * Когда вытянутое худое лицо с козлиной бородкой повисло над моим столом, я неожиданно ощутил спокойствие и уверенность. Мосты сожжены, сейчас волнение слишком опасно. — Господин фельдмаршал, требуется ваше присутствие. Заговор. — Тот, который вы успешно разгромили? — неприязненно спросил он. — Гораздо более опасный. Корни уходят так высоко, что мне не по силам их вырвать. — Корни — высоко… Интересное выражение. — Не смейтесь. Если вы узнаете детали, то и вам станет так же грустно, как мне сейчас. Когда вы прилетите? — Вы предлагаете мне сунуть голову в осиное гнездо? — Я не думал даже, что вы собираетесь сами превратиться в оперативника… Он поднял на меня запавшие воспаленные глаза. Мне сразу стало нехорошо — настолько зловещи были перемены. Нет, на ей раз фельдмаршал не стал менять наружность. Просто в нем появилось нечто . Нечто бесовское. Я не могу определить это словами. — Хорошо, я прилечу, — медленно произнес он, и изображение тотчас растаяло. Не требуется описывать мое состояние. Фельдмаршал все понял и принял вызов. Однако я ведь приготовил кое-какие сюрпризы! * * * В тот же день я приказал ввести войска в город. Конечно, у многих это ассоциирутся с крайне неприятными понятиями: хунта, комендантский час, мятеж, расстрелы. Какая ерунда! Я бы даже рискнул добавить: обывательщина. Видеть в нас, истинных защитниках демократии, рыцарях свободы тупых жандармов… Больно и обидно. Мы защищаем людей от них самих. «Терпеливо сноси угрозы и оскорбленья и почестей не проси; Будь терпелив и честен…» Не забыть бы в развитие идеи М. пригласить работать Редьярда Киплинга. Пользу от его стихов переоценить невозможно, а с Задунайским как-нибудь сладим. Впрочем, я отвлекся. Приходилось блюсти внешние приличия, и потому я не расставил танки на каждом прекрестке. Не стоит смущать людей и вызывать панику. В этом заключается огромное преимущество моего Управления. Ведь мои солдаты при необходимости могут становиться невидимыми. Конечно, людишки при этом будут испытывать психологический дискомфорт. Даже не видя вампира, вы почуете его присутствие и вряд ли останетесь спокойны. Но это уже дело двадцать пятое. Надлежало предусмотреть возможные действия противника, особое внимание я уделил трассам из аэропорта. Именно там я расставил усиленные группы с задачей не допустить прорыва боевиков «Альфы» к городу. Ах, если бы мне удалось завершить формирование «Омеги»! Против массированной атаки драконов… Но приходилось довольствоваться имеющимся. И при этом я ни в коем случае не мог допустить бойни на улицах, при которой неизбежно пострадает мирное население. К тому же я не слишком доверял вампирам, хотя Андропов и был уничтожен. Пришлось приставить к каждой группе проверенного волкодлака или призрака, что тоже не улучшало состояние окружающих. Каждому из моих доверенных лиц вручили последнее изобретение Задунайского — карманный ультрафиолетовый лазер. Совершенно истребительное оружие против вампиров, троллей и тому подобных тварей, не переносящих солнечного света. Ведь если они и сумели адаптироваться к обычному солнышку, то удар излучения лазера развевал в пыль самого стойкого из них. Не доверяй и проверяй! В здании Управления расположились молодцы, навербованный М. в Восьмом Мире. До сих пор так и не знаю, с кем имею дело. Странные фигуры. Вроде бы человек, но не человек. Вампиры от него как от огня шарахаются. И все время его окутывает полупрозрачная колеблющаяся пелена, точно струится горячий воздух. Вроде бы ты его видишь, и в то же время нет. Но самое шокирующее — отсутствие лица. Фигуры таинственные, личностей не имеющие, целый батальон поручиков Киже. Бесполезным оказался даже такой мощный инструмент, как «Себя зерцало». Отказывал телепатический локатор… Зеркало невозмутимо отражало обстановку моего кабинета, в упор не видя таинственного незнакомца, вживленное кольцо показывало гладкий матовый зеленый фон без единого проблеска. Когда я сказал об этом Задунайскому, тот беспомощно развел руками. Редкий случай, оборотень признал свое поражение, даже не пообещал «дней через пять» выдать нечто потрясающее. Я растолковал глупому техническому гению, чем опасно для нас появление непонятной третьей силы, однако и тогда Задунайский промямлил нечто невразумительное. Кажется, он испугался! Впрочем, работали ребята исправно и к встрече диверсантов «Альфы» подготовились. * * * Первый сигнал поступил из аэропорта. Наши гремлины, засевшие в самолетах, сообщили о вылете группы захвата. Малюта, командовавший нашими основными силами, принял решение с корнем вырвать больной зуб и приказал расстрелять самолет в воздухе. Возникла небольшая проблемка — самолет был обычным Аэрофлотовским, хотя летели в нем только боевики. Как не ошибиться? С земли-то плохо видны бортовые номера. Но Малюта заявил, что в случае ошибки он принимает ответственность на себя. Молодец! Между прочим, ума не приложу, откуда у него взялись зенитные ракеты. Нам, вроде бы, ни для каких надобностей их не поставляли. Самолет, оставляя за собой лохматый хвост черного дыма, рухнул в ста метрах от посадочной полосы на глазах тысяч удивленных зрителей. Не знаю, как потом пресекали панику. Впрочем, сразу после этого два вертолета огневой поддержки нанесли удар по аэропорту. Я ведь предупреждал, что мы сражаемся с хладнокровными убийцами! Пострадало столько невинных людей. Фельдмаршал оказался предусмотрительной бестией, появления шариковых бомб с серебряной шрапнелью мы не предусмотрели. Какая умная голова подсказала ему это? Малюта понес большие потери. Узнав об этом, Гиммлер мрачно сказал: — Не прилетит. Я покачал головой. — Куда он денется. Фельдмаршал превосходно знает, что со мной не справиться никому, кроме него самого, — при этом я нервно ощупал MP , висящий на груди. — Сейчас любая неполная победа равносильна поражению. Он человек последовательный, прилетит. — А что, если он уже прилетел? — Гремлины следят за всеми московскими аэродромами. Дурацкая привычка у М. постоянно жевать губами. — Предусмотрительно. Если он решит воспользоваться самолетом. — А как иначе? — Мне, например, самолет не нужен. Вы рассуждаете, исходя из предположения, что фельдмаршал человек. — Безумие… — вспылил было я, но тут же погас. С одной стороны не может председатель КГБ оказаться призраком, но с другой — кто ему помешает? Точнее не призраком, а воплощенным символом. Такая гипотеза объяснят очень многое, если не все. — Ладно, — недовольно проворчал я. — Что предпримем? — Давайте исходить из предположения, что он уже здесь. — Как ?! — подпрыгнул я. — Неужели вы до сих пор не научились уважать противника? Тогда вообще непонятно, как вы сумели хоть чего-то достичь. самоуверенность — верный залог гибели. Ведь вы сами часто отвлекали внимание противника разнообразными уловками. Шумные уличные бои, по-моему, отличная дымовая завеса. — Тонко подмечено! — громыхнуло у меня над ухом. В тот же миг я отшвырнул прочь покойное кресло и разрядил весь магазин «Скорпиона» в тот угол, откуда прозвучал издевательский комментарий. Штукатурка так и брызнула, однако моя очередь никому вреда не принесла, потому что голос, по-прежнему бодро, заметил: — Скоро мы с вами разберемся. — Гораздо скоре, чем ты полагаешь, — криво ухмыльнулся М., лихорадочно щелкая кнопками уоки-токи. — Начинайте операцию, — прошипел он в микрофон. Окружающий мир начал стремительно меняться. Ровные аккуратные стены кабинета вдруг изъязвили сотни мелких кратеров, все плоские поверхности разом выгнулись полусферами, угрожая раздавить нас. По ним лихорадочно забегали радужные переливы, от которых болели глаза и кружилась голова. Чувство расстояния напрочь отказало. Улица за окном провалилась вниз, фасады домов легли горизонтально, превратишись в мостовую, зато сама мостовая ушла вниз подобно отвесной стене ущелья. Даже небо переменилось. Почему-то справа и слева оно изогнулось навстречу взору, словно два голубых крыла, стремясь обнять меня. Хотя, почему голубых? В далекой глубине оно стало черно-синим, переходя через все оттенки до блекло-голубого у близких концов крыльев. Солнце безумным образом сжалось посередине, образовав неописуемую словами фигуру, нечто вроде однополостного гиперболоида. — Что происходит? — взвизгнул я. М. открыл рот, однако не произнес ни слова. Уши заполнил ровный немолчный гул, глаза затянула бирюзовая дымка, прощально блеснуло пенсне Гиммлера… * * * Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу на невысоком пригорке. Из-под драного мохового ковра влажно поблескивает гранитная скала. Стара, местами выкрошившаяся до щебня. Я вернулся в родной и привычный мир. Только в очень холодное место. Свинцово-серые волны тихим плеском накатываются на унылый щебнистый берег. Но даже отсюда, с вершины холма, видно, какая неправдоподобно чиста и прозрачна вода. Я различал дно, стоя вдалеке от берега. Ни едной тучки, хотя небо того же самого свинцово-серого оттенка. И холод. Я поднялся. Бессмысленно пытаться разгадать природу сил, затянувших меня сюда. Машинально я заправил новый магазин в рукоять «Скорпиона» и побрел куда глаза глядят. Непонятно что меня сюда забросило, оно же, подойдет срок, меня отсюда извлечет. Но вот бесславно замерзать я не намерен. Постараюсь согреться ходьбой. Мрачная слегка всхолмленная равнина наполнила душу тоской. Хотелось сесть на корточки и завыть волком на луну, которая красовалась на одной стороне небосклона, тогда как солнце и не думало покидать противоположную. Однако оба светила выглядели почти одинаково — бесцветно-белесые, тусклые, холодные. Лишь характерный серп месяца выдавал луну, иначе отличить их стало бы невозможно. Заплакать… Нет! Я дракон и не должен поддаваться предательской слабости. Это всего лишь вражеская уловка, чтобы захватить меня врасплох. Но я не поддамся! И я пошел неведомо куда бодрым строевым шагом. Очень скоро море скрылось за очередным холмом. Вокруг расстилалось бескрайнее моховое поле. Тут и там отсвечивали черные лужицы-зеркальца убийственно холодной воды. Чахлые прутики торчали изо мха. Совсем некстати вспомнился ад Данте, в отличии от христианских басен поэт сделал ад ледяным. Может меня занесло во владения Сатаны? — Нет, — откликнулся знакомый голос. Я схватился за шею, превосходно понимая, что амулет — моя последняя надежда. Даже после всех трансформаций в лаборатории Задунайского мне не тягаться с хозяином здешних мест. Угадать бы только, в какую позицию его ставить. Ведь они окажут прямо противоположное действие, так что ошибка равносильна самоубийству. В семи-восьми шагах передо мною прямо в воздухе показался темный силуэт. Постепенно уплотняясь, облачко превратилось в человеческую голову. Фельдмаршал! Попался… Тонкие губы ехидно изогнулись. — Вот мы и встретились. — Заезженная фраза, — неприветливо ответил я. — Старо и банально. — Не всем быть писателями. — И умными тоже. — Но себя ты к ним относишь. — Конечно. Голова кивнула. — Если ситуация не отличается новизной, то даже умному человеку трудно придумать что-то новое. — Как знать. — Впрочем, не нов и заговор против начальника, — ехидно закончила голова. — Вы всегда стояли на пути интересов службы. Дело превыше всего. — Какое дело? — Дело государственной безопасности. — Я ожидал, что ты скажешь: государства. — Софистика, — ощерился я. — Ненавижу. — Меня или софистику? — Обоих! — Да, недооценил я тебя, — вздохнула голова. — Следовало бы уничтожить сразу, как только ты начал набирать силу. Впрочем, эту ошибку не поздно исправить и сейчас. — Попытайтесь, — предложил я, трогая амулет и внутренне напрягаясь. Но при этом я не мог не любоваться собой: какая вежливость, какая выдержка! Не то, что этот хам. — Однажды и тебе так же скажут: ты мешаешь делу. — Нелогично. Если я сейчас умру, кто и когда скажет? — Гипотеза. — Если гипотеза, я отвечу. Я уйду сам, не цепляясь за кресло и погоны. — Не уверен. Власть так сладка. — Кончайте пустые разговоры, призрак. Он ничуть не удивился и н стал протестовать. — Ладно, ты сам хотел этого, — и зло сверкнул глазами. И впервые я увидел фельдмаршала целиком. Высокий худой человек в длиннополой шинели. Мои первые впечатления оказались правильными — он работал под Дзержинского. Не знаю, чем ему так приглянулся этот хладнокровный палач. Я сразу же ощутил присутствие огромной силы. Эта неведомая мощь — я никак не мог определить ее природу — вызывала уважение и невольный трепет. Даже закралось сомнение — а не лучше ли отступить, но я отогнал прочь недостойные мысли. Я дракон, а это обязывает. К тому же я заметил, что фельдмаршал смущен не меньше моего. Нельзя было терять драгоценные мгновения, и я перешел в наступление. В глубине души мне всегда импонировала теория блицкрига, сокрушить врага первым же ударом, чтобы сохранить силы для дальнейшего наступления, для развития успеха. Все решает генеральное сражение! И я вложил в первый удар все, что имел. Использовал, наконец, свое секретное оружие, оружие возмездия. Спасибо покойнику Зибелле. Я сделал небольшое усилие, вызывая в памяти образ василиска. На Земле этот прием вряд ли сработает, но в НИЧТО, где властвуют иные законы, он должен помочь. На глазах пораженного соперника я начал трансформироваться в покрытую крупной зеленой чешуей ящерицу. Стоять на задних лапах было не слишком удобно, однако я поймал шаткое равновесие и вцепился когтями передних лап в амулет. перевести его в положение Очищенное зл о , чтобы усилить мощь удара. Одновременно, чтобы смутить противника, я со свистом выдохнул облако ядовитых газов. На такое даже дракон не способен. Когда фосфоресцирующая фиолетовая струя коснулась Дзержинского, он пронзительно заверещал и задергался. Там, где ядовитые капли осели на сукне шинели, оно сразу покрылось черными подпалинами, вокруг которых появились странные прозрачные пятна, будто он начал таять в воздухе. И вдруг Дзержинский начал молиться! Это было настолько неожиданно, что я в первый миг замер, однако едва моего слуха коснулись слова безумной молитвы, все сразу встало на свои места. — Князь Тьмы, приди на помощь слуге твоему! Укрепи силы его в борьбе с неверным! Помоги мне одолеть супостата, и Ты приблизишь тем миг своего воцарения! — Дурак! — каркнул я. — Он отрекся от вас! Вы оказались слишком глупы! Повернись и сражайся! Я хочу дать тебе последний шанс, потому что уничтожить труса значит потерять частицу своей мощи. Одним рывком Дзержинский сбросил прожженую шинель, и в то же мгновение сотни теней вырвались на свободу! Все пространство запомнили неясные силуэты, послышались голоса… Кто-то размахивал руками, кто-то молился, кто-то обнажал меч… Мои нервы не выдержали и я приоткрыл третий глаз, приоткрыл на одно крошечное мгновение. Но этого оказалось достаточно. Кошмаров ночь прошла, и солнце воссияло, Так входит пилигрим под серым покрывалом, Под дланью коего ветра утихли вяло, Чей перст рассеял тучи, гром смирил И сонмы призраков, которых ад родил. С оглушительным треском серое воинство обратилось в груду камней, которые тут же начали крошиться, распадаться, рассыпаться. Мой противник остался стоять один посреди засыпанного щебенкой поля. — Ты думаешь, что победил? — проскрежетал он. — Зря! Битва еще только началась! Дзержинский простер руки вверх, растопырив пальцы. Я ожидал удара молнии, свиста урагана, падения скал. Однако единственным изменением стала перемена цвета глаз врага. Сначала они стали пронзительно-синими, в то же мгновение синий луч ударил мне прямо в морду. Мировой холод сковал было мои члены, но это ощущение длилось недолго. Ведь василиск неуязвим для магических лучей! Я в ответ выдохнул струю кислоты, которая обдала Дзержинского с ног до головы. Он странно посерел, поблек. Позади него воздухе повисло серое пятно. Теперь его бельма стали мутно-багровыми, и меня окатило жаром, вокруг забушевал адский пожар. Я поспешно перевоплотился в дракона и купался, наслаждаясь восхитительным вкусом огня, чувствуя, как прибывают мои силы. Ответный огненый удар превратил его левую руку в скрюченную черную палку. С огромным трудом я успел вновь обратиться василиском, чтобы встретить черный луч. Дракона он уложил бы на месте, но и василиску пришлось худо — у меня отнялись задние лапы. Луч смерти — страшная вещь. Пора было кончать игру, и я во второй раз приоткрыл третий глаз. Почему я пользовался им с такой осторожностью? Я не знал, насколько глубоко мое перевоплощение в Царя-Змея, не израсходуется ли волшебная сила раньше, чем завершится бой. Дзержинский стал мраморно-белым. Было видно, что все движения теперь даются ему с огромным трудом. Он каменел! Но слишком медленно… Зеленый луч ударил в меня, когда я лихорадочно перевел амулет в состояние Столичная полици я . И оказался прав! Луч рассыпался безвредными зелеными искрами. Однако я понял, что сам не могу нанести ответный удар. Рисковать я не мог, если я сниму защиту, то откроюсь. Blitzkrieg трансформировался в Sitzkrieg. Мне оставалось только сидеть и ждать, пока он окончательно превратится в камень. Дзержинский тоже понял это, потому что попытался шагнуть ко мне, чтобы схватиться врукопашную. Однако его ноги уже превратились в мраморные глыбы, и он мог лишь в бессильной злобе посылать проклятия. А я спокойно перевел дух и вытер пот со лба. — Напрасно ты надеешься победить, — прошептал он твердеющими губами. — Ты уничтожишь меня, но я оставлю тебе подарок… — Возьми себе, — автоматически произнес я предохраняющее заклятье. — Нет, это не примитивное колдовство, которое ты сможешь вернуть. Я оставлю тебе богатое наследство… Больше он ничего добавить не успел, передо мной стояла безгласная статуя. Я настороженно осмотрелся, прислушался. Тихо. И рискнул снять защитное поле, переключив амулет на Очищенное зл о . В тот же миг серая тень, лежавшая позади грубого изваяния, метнулась ко мне. я не успел ни вскрикнуть, ни шевельнуться. Она накрыла меня, обняла и проникла в каждую клеточку тела. Лишь тогда я понял, что за жуткое наследство оставил мне окаменевший фельдмаршал. Я сам стал Призраком, Который Бродит По Европе. Он же Malice purifie d . Что теперь ждало меня? 1991 г.