Шрифт:
В видении пророка Даниила, в отличие от сна Навуходоносора, имеется еще один эпизод – появление десяти рогов и после них – «малого рога» четвертого зверя. Среди десяти рогов четвертого зверя неожиданно появляется малый рог, исторгший три прежних рога; у этого рога «глаза, как глаза человеческие, и уста, говорящие высокомерно» (Дан 7, 8). В речи Даниила, обращенной к толкующему видение ангелу, появляется новая информация о «малом роге» – он «вел брань со святыми и превозмогал их» (Дан 9, 21). Наконец, angelus interpres определяет «малый рог» как символическое изображение царя, который «будет вести речи против Всевышнего и притеснять святых Всевышнего, замыслит отменить праздники и Закон» (Дан 7, 25) 191 . Очевидно, что под «малым рогом» автор книги Даниила подразумевал Антиоха Епифана. Проблема для комментаторов состоит в том, что образ «малого рога» кажется несколько чужеродным как построению видения Дан 7, так и общей композиции книги Даниила. Арамейская часть книги Даниила выстроена как концентрическая структура, в которой вторая глава параллельна седьмой главе – оба повествования представляют собой пророческие сны, в символической форме описывающие будущие события. Тем не менее ничего подобного «малому рогу», его восстанию против Бога и угнетению им «святых Всевышнего» в сне Навуходоносора не обнаруживается. Этот факт давно заставляет исследователей предполагать возможную интерполяцию этого образа в арамейскую часть книги Даниила. Некоторые детали повествования о «малом роге» также имеют признаки интерполяции. Так, в стихе Дан 7, 8 дана только краткая информация о «малом роге», а в стихе Дан 7, 21 добавлено сообщение о его войне со святыми, которая выбивается из интерпретации и фактически возвращается к описанию видения. Подобная ситуация, скорее всего, могла возникнуть при редактировании уже существующего текста видения о четырех зверях и Сыне Человеческом. Таким образом, мы склонны солидаризироваться с позициями авторов, считавших, что видение четырех зверей и суда нам ними относится к домаккавейскому пласту текста книги Даниила, в то время как «малый рог» был добавлен маккавейским редактором. Среди сторонников этой концепции можно назвать таких ученых как Хёлшер 192 , М. Халлер 193 , Э. Селлин 194 , М. Нот 195 , Х. Гинзберг 196 , Л. Декекер 197 , А. Ди Лелла 198 . Среди современных представителей подобного подхода стоит отметить Р. Кратца 199 и Р. Альбертца 200 .
191
Цит. по переводу Е.Б. Смагиной.
192
H"olscher Gustav. Die Entstehung des Buches Daniel // Theologische Studien und Kritiken 92 (1919). S. 1 13–1 18.
193
Haller Max. Das Alter von Daniel 7. // Theologische Studien und Kritiken 93 (1920). S. 83– 87.
194
Sellin Ernst. Introduction to the Old Testament. London, 1923. P. 1 13–138.
195
Martin Noth. Zur Composition des Buches Daniel // Theologische Studien und Kritiken 99 (1926). S. 143–163.
196
Ginsberg H.L. The Composition of the Book ofDaniel // Vetus Testamentum. Vol. 4, Fasc. 3 (Jul., 1954). P. 246–275.
197
Dequeker Luc. The ‘Saints of the Most High’ in Qumran and Daniel // Oudtestamentische Studien. 18 (1973). P. 114.
198
Hartman Louis F., Di Lella Alexander A. Op. cit. P. 11–14.
199
Kratz Reinard G. The Visions of Daniel // The Book of Daniel. Composition and Reception. Vol 1. Boston-Leiden, 2002. P. 91–113.
200
Albertz Rainer. The Social Setting ofthe Aramaic and Hebrew Book ofDaniel // The Book of Daniel. Composition and Reception. Vol 1. Boston-Leiden, 2002. P. 171–204.
Источником образов десяти рогов и малого рога, вероятно, стала 8 глава книги Даниила. В ней рога принадлежат не загадочному четвертому зверю, а вполне реальным рогатым животным – барану и козлу. Примечательно, что появляющиеся рога этих животных обозначают сменяющих друг друга царей или царства – Дария Мидянина и Кира Персидского (Дан 8, 20), Александра Македонского (Дан 8, 21), диадохов и их царства (Дан 8, 22). Знакомый нам «малый рог» появляется в стихе 8, 9–12: «От одного из ниx вышел небольшой рог, который чрезвычайно разросся к югу и востоку и к прекрасной стране» 201 . Этот «небольшой рог» обозначает Антиоха Епифана – и по аналогии с ним в 7 главу автором еврейского апокалипсиса также был добавлен «малый рог». Если согласиться с этим выводом, то можно заключить, что наиболее вероятными вставками в 7 главу являются стихи 7e, 8, 11а 202 , 20–21 и 24–25 203 . При исключении этих фраз текст откровения действительно приобретает большую стройность и однородность. Композиция видения в результате выглядит как прохождение перед пророком четырех животных и описание суда и воцарения Сына Человеческого. Из видения исчезает чрезмерная сложность, вызванная явлением «малого рога», и текст приобретает логику – апофеозом сил зла оказывается самый страшный «четвертый зверь», а не «малый рог».
201
Ginsberg H.L. Op. cit. P. 269.
202
Возможно, что 11а не было не только в тексте арамейского апокалипсиса, но и в оригинале книги Даниила, т.к. он отсутствует в греческом и сирийском переводе этого сочинения.
203
Cр. близкую точу зрения Р. Альбертца (Albertz Rainer. Op. cit. P.188). В данном случае мы не рассматриваем историю интерполирования седьмой главы, которое, вероятно, проходило в несколько стадий: возможно, что образ десяти рогов был добавлен в 7 главу раньше, чем образ «малого рога».
Последняя часть видения Даниила изображает явление Ветхого днями и воцарение Сына Человеческого. Бог является в виде старца в белых одеждах, сопровождаемый ангельской свитой. Приведенное в стихах Дан 7, 9–10 изображение «Ветхого днями» и божественного престола имеет очевидные параллели с описаниями божественного престола в Книге Стражей (1 Ен 14, 18–23) и Книге Исполинов и с видениями божественного суда над грешниками в Апокалипсисе животных (1 Ен 90, 20) и Книге Исполинов. Примечательно, что последовательность, равно как и контекст повествования, в наибольшей степени сближает Дан 7 с Книгой Исполинов – в ней описывается сон двух исполинов, Хахии и Охии, предрекающий будущий божественный суд, который покарает исполинов за их преступления. Связь книги Даниила, Книги Исполинов и писаний енохианского цикла представляется достаточно сложной: скорее всего, она предполагает общее литературное заимствование из более раннего источника 204 . В любом случае, этот факт еще раз указывает на косвенную связь книги Даниила с традициями «енохианского иудаизма».
204
Stuckenbruck Loren T. Daniel and Early Enoch Traditions in the Dead Sea Scrolls // The Book ofDaniel. Composition and Reception. Vol II. Boston-Leiden. P. 384.
Далее автор описывает заседание божественного суда. Бог судит четвертого зверя не один, а во главе суда, очевидно составленного из ангелов, – участников божественного совета 205 . Их участие в суде может быть связано с особой ролью ангелов в книге Даниила, где им приписывается в том числе судебная функция (Дан 4, 14). Примечательно, что в параллельном пассаже Книги Исполинов также упоминаются престолы, поставленные для суда, так что этот эпизод вполне может быть частью более ранней традиции. Описанные в Дан 7, 9 «престолы» также, скорее всего, устанавливаются для участников суда. Подобное оригинальное толкование престолов сохранилось в сирийской традиции – так, Ефрем Сирин пишет, что «престолы поставляются как бы для суда, и именно для суда над греками» 206 . Тем не менее довольно рано появляется другая традиция толкования этого пассажа: согласно ей, устанавливается два престола – для Бога и для Сына Человеческого. Прямое указание на нее мы находим уже в Талмуде (Хагига 12а), а образ Сына Человеческого, сидящего на престоле, появляется еще раньше – в Книге образов (Ен 45, 3; 62, 3, 5) и в Евангелии от Матфея (Мф 19, 28; 25, 31).
205
Подробнее см. Miller Patrik D. Cosmology and World Order in the Old Testament. The Divine Council as Cosmic-Political Symbol // Horizons in Biblical Theology 9 (1987). P. 53–78.
206
Ефрем Сирин. Толкование на пророческие книги Ветхого Завета. М., 2017. С. 546.
Большой интерес представляет вопрос о том, мыслил автор книги Даниила явление божественного престола, суд над четвертым зверем и воцарение Сына Человеческого как события, происходящие на земле или на небе. Установление престолов для суда скорее указывает на земную локализацию происходящих событий, в то время как присутствие огненной реки и ангельской свиты – на небесную. Скорее всего, критическим для правильного понимания замысла автора является не использованная им традиционная образность, характерная как для земных, так и для небесных локусов, а то, что он добавил в видение самостоятельно – явление Сына Человеческого, который шел «с облаками небесными». Упоминание облаков однозначно свидетельствует о том, что действие происходит в небесной сфере 207 . Если предположить, что облако переносит Сына Человеческого из земной в небесную сферу, то он в данном случае уподобляется Моисею, который на горе Синай, «вступил в середину облака» (Исх 24, 18), где пребывала Слава Господня 208 .
207
Аналогичную точку зрения см. Hartman Louis F., Di Lella Alexander A. Op. cit. P. 217.
208
Параллель между Сыном Человеческим и Моисеем может быть развита дальше. В трагедии александрийского еврейского трагика Иезекииля «Исход» описывается сон Моисея, в котором он поднимается на гору Синай и там занимает Божественный престол. Подобная картина позволила некоторым авторам выдвинуть предположение о том, что Иезекииль отождествлял Моисея с Сыном Человеческим, а Синайское откровение с его воцарением. (Moses D.A. Matthew’s Transfiguration Story and Jewish-Christian Controversy. Sheffield, 1996. P. 83–84).
Вопрос о том, кем является Сын Человеческий, каково происхождение этого образа и какой смысл вкладывал в него автор книги Даниила является предметом научных дискуссий уже на протяжении двух столетий. Эта проблема имеет целый ряд различных измерений – это вопрос о происхождении картины явления загадочной человеческой фигуры и ее воцарения, литературных корнях и параллелях фразы «Сын Человеческий», значении, который этот образ имеет в системе аллегорического языка видения Даниила. По каждому из этих пунктов исследователями был выдвинут целый ряд различных предположений. Мы попытаемся вкратце обозначить общие направления в изучении видения Сына Человеческого в книге Даниила.
Выше мы уже говорили о мифологическом бэкграунде книги Даниила. В контексте мифологических сюжетов, предполагаемых в качестве основы Дан 7, в качестве прототипов пары Сын Человеческий – Ветхий днями фигурирует пара противопоставленных друг другу старого и молодого бога семитских мифов о борьбе богов с силами хаоса. Наибольшее внимание указанная параллель получила среди сторонников ханаанского происхождения образности видения Даниила. Так, по мнению наиболее видного сторонника этой концепции, Дж. Коллинза, Ветхий днями и Сын Человеческий являются отражением образов небесного бога Эля и молодого Баала ханаанского мифа. Для сторонников вавилонской гипотезы происхождения Дан 7 Ветхий днями имеет своими прототипами Аншара и Ану, а Сын Человеческий – Мардука 209 .
209
Gardner Anne E. Op. cit. P. 250.
Другие мифологические параллели, предложенные исследователями, не снискали столь большой популярности. Наиболее распространенной альтернативной гипотезой долгое время было сопоставление образа Сына Человеческого с представлением о Первочеловеке в различных мифологических и религиозных традициях древности. Эта концепция возникает уже в работах В. Бус-се 210 и К. Крелинга 211 , а в середине XX века она была поддержана норвежским исследователем С. Мовинкелем 212 ; среди современных сторонников этой гипотезы следует назвать А. Лакока 213 . Ее сторонники связывают происхождение образа Сына Человеческого c представлением о Первочеловеке в мифологической и мистической традиции, начиная от индоиранских мифов вплоть до поздней гностической традиции. По мнению Мовинкеля, фигура Сына Человеческого является примером иудейской адаптации иранского мифа о Первочеловеке, идеальной модели будущего творения. Характерной особенностью этой школы было рассмотрение «Сына Человеческого» в качестве мифологического образа, существовавшего в иудейской традиции межзаветного периода и отразившегося в целом ряде литературных произведений (книга Даниила, книга Образов, Евангелия, Третья книга Эзры). В настоящее время подобный подход не разделяется большинством исследователей, рассматривающих все упоминания Сына Человеческого в качестве аллюзий на книгу Даниила. Основным недостатком концепции, возводящей Дан 7 к мифам о Первочеловеке, является практически полное отсутствие связующих их общих мотивов кроме вселенской царской власти, дарованной Сыну Человеческому. Анализ видения Даниила позволяет обнаружить в нем гораздо больше мотивов, связывающих его с ближневосточными мифами о битве богов с силами хаоса, чем с мифом о Первочеловеке. В определенных кругах образ Сына Человеческого позднее действительно связывался с отдельными представлениями, восходящими к мифу о Первочеловеке, однако этот факт относится уже к области истории религиозных идей, восходящих, в том числе, к книге Даниила.
210
Bousset Wilhelm. Die Religion des Judentums im neutestamentlichen Zeitalter. Berlin, 1903. S. 347–348.
211
Kraeling Carl H. Anthropos and Son ofMan: A Study in the Religious Syncretism of the Hellenistic Orient. New York, 1927.
212
Mowinckel Sigmund. He that cometh: The Messiah Concept in the Old Testament and Later Judaism. Michigan, 2005. P. 420–437.
213
Lacocque Andr'e. The Book ofDaniel. London, 1979. P. 132–133; 146–147. А. Лакок усматривает происхождение образа Сына Человеческого в мифе о Первочеловеке, допуская, однако, что в книге Даниила он был идентифицирован с архангелом Михаилом.