Сегодня он снова сунул голову в осиное гнездо, благодаря чему завтра на руках будет полноценный план хотя бы пограничной области… Придется удовлетвориться этим, а дальше полагаться на схемы, переданные Эрнстом Железным, хотя картограф из господина герцога, надо сказать, так себе.

Эрнст, сын Виридис Висконти, внук Бернабо, двоюродный племянник Джан Галеаццо и троюродный брат Антонио Висконти… Сколько бы ни сомневался кардинал в значимости родственных уз, а тем паче — столь дальних, а они все же сыграли свою роль, в этом Фридрих был уверен. Письма старого Джан Галеаццо, агенты Антонио — неведомо, кто именно сумел зацепить что-то в душе Железного Герцога, но на сотрудничество он пошел сразу и легко.

Впрочем, свой вклад наверняка внесли и набожность Эрнста, каковая восставала против превращения части Австрии в приют малефиков и еретиков, и тот факт, что он понимал: существующим status quo двоюродный братец не удовлетворится. А между тем жена Эрнста в положении, и на свет вот-вот появится вероятный наследник, который совсем не нужен Альбрехту, и на что он может пойти, дабы уменьшить число конкурентов, можно только гадать.

Кому другому, быть может, и хватило бы для удовлетворения собственного тщеславия и пополнения кошелька и имеющейся власти, и подчиненных и почти бесправных родичей, сидящих в своих владениях тише мыши, но не Альбрехту. Этот за одну только призрачную возможность подмять под себя всю Австрию окончательно, избавившись от обоих соправителей, душу продаст. Не исключено, к слову, что это вовсе не фигура речи, да и возможность эта уже давно вполне реальна.

Что удручало, так это полное нежелание сотрудничать со стороны правителя Тироля. Единственное, что удалось вытянуть из него уговорами и, что греха таить, угрозами — это сквозь зубы данное обещание пропустить имперские войска по своей земле к землям Альбрехта.

Само собой, всем очевидно, что проще войти прямо с земель Империи, со стороны Пассау, но скопление войск под Констанцем еще можно было как-то оправдывать безопасностью Собора. Фридрих ни на минуту не сомневался, что свое обещание Тиролец забудет, когда дойдет до дела, и не избежит искушения шепнуть об уговоре Альбрехту. Эрнст, конечно, обещал брату снять с него голову голыми руками и выбросить ее псам в канаву, если тот будет слишком несдержан на язык, но Эрнст далеко, а почти уже единоправный властитель Австрии — везде.

Это было почти буквально, и это понимали все.

Это понимал Тиролец, до дрожи в коленках боящийся нос высунуть из замка, понимал Эрнст, осознанно поставивший на кон всё, понимали Висконти и сам Фридрих. Кого успел пригреть у себя Альбрехт, какой сброд собрался вокруг него, кого он приблизил к себе и чьи умения поставил себе на службу, узнать было невозможно. Да, какие-то сведения поступали, да, какие-то слухи доходили, да, какие-то незначительные и общие крохи информации добыть удавалось, но подробности, самое важное и главное, подробности…

Агентура здесь была практически бессильна — любая, от банальных шпионов до expertus’ов Конгрегации, и судить о происходящем оставалось лишь по всплывающей на поверхность пене. В междоусобицах с братьями Альбрехт явно пользовался услугами малефиков, в этом можно было не сомневаться, и без их помощи добиться существующего положения вещей он бы просто не сумел. Его осведомители явно обладали не только навыками шпионов и провокаторов, в этом тоже сомнений не было, и Фридрих вполне допускал, что Австрийцу уже известен весь план заговорщиков, ведом каждый шаг братьев, Империи и Конгрегации, что он не подозревает, а знает наверняка, когда, что и как случится, и когда придет время, перед войсками союзников разверзнется самый настоящий ад.

Впрочем, и без привлечения сверхнатуральных методов было ясно, что ад рано или поздно настанет, иллюзий не было ни у кого.

На этот собор не явился никто из троих соправителей. Альбрехт (надо признать, справедливо) опасался покушения или того, что Конгрегация воспользуется моментом, чтобы предъявить ему обвинение и довести до суда. Здесь, на своей территории, при поддержке Императора, это было бы пусть и не легко, но хотя бы исполнимо. Тиролец тоже опасался обвинений, но уже со стороны Альбрехта — дать тому хотя бы повод заподозрить себя в сговоре с противником он боялся, кажется, больше адского пекла. Эрнст же (и тоже, стоит заметить, небезосновательно) попросту опасался оставить без присмотра свои земли и беременную жену.

Все трое обошлись доверенными лицами, причем посланец Альбрехта, кажется, вообще слабо понимал, что происходит, куда он попал и что должен делать, что лишь подтверждало: сам процесс Собора Австрийца интересует мало, он ждет только его завершения и окончательных решений.

И все понимали, что ад неизбежен.

Когда три года назад граф баварского Ландсхута внезапно вздумал сочетаться браком с семнадцатилетней дочерью Альбрехта, в Конгрегации случился небольшой переполох. В версию, представленную Австрийцем — попытка наладить отношения с Империей через брак с вассалом наследника трона — не верил, само собою, никто, включая потенциального жениха.

Закинуть родовую удочку в австрийские пределы было, конечно, делом заманчивым, но пригреть змею на груди не хотелось никому, и ландсхутский граф, разрываемый противоречивыми чувствами, попросту оставил решение своей матримониальной судьбы на усмотрение сюзерена. Прикинув все «pro» и «contra», Висконти и Фридрих решили, что можно рискнуть, а после свадьбы тихонько, не привлекая внимания, устроить новобрачной проверку с привлечением конгрегатских expertus’ов.

Однако до этого дело не дошло: едва оставшись без надзора со стороны сопровождающих ее людей отца, Маргарита просто и открыто созналась в том, что является троянским конем, чья роль — слушать, смотреть и по возможности провоцировать супруга на заговор и бунт под девизом освобождения Баварии от власти узурпатора-Люксембурга в пользу младших Виттельсбахов. Перед Висконти, спешно призванным в замок ошарашенного графа, она спокойно и четко повторила все сказанное, тут же согласившись повторить и в третий раз, уж в присутствии expertus’а, каковой и подтвердил ее искренность.