– Гришка, наш сосед, встретил ее еще засветло, – проговорил Павел Тихонович, раздеваясь. – Рома шла в магазин за хлебом, он ей сказал, что там закрыто, и она, по его словам, повернула домой.

– Я пойду ее искать, сама пойду, я найду мою девочку, – взволнованно повторяла женщина, ища свой платок.

Павел Тихонович взял ее за плечи, слегка встряхнул и посмотрел прямо в глаза.

– Люба, поверь мне, мы все обошли, все холмики осмотрели – нигде Ромашки нет.

– Тогда где она?! – воскликнула в истерике его жена. – Скажи мне, где наша дочь?! Что с ней случилось?!

Он обнял ее, прижал к себе, погладил по спине, вздрагивающей в рыданиях.

– Нам остается только ждать утра, когда рассветет и будут чистить дороги, появится связь… Все будет хорошо. Поверь мне.

Любовь Валентиновна сидела у кровати Романии, накинув на плечи белый халат. После того как девочку нашли на дороге, почти замерзшую, окровавленную, ее прооперировали, и три дня она находилась в реанимации районной больницы. На четвертый день, когда Романия стала ненадолго приходить в себя и ее состояние более-менее стабилизировалось, больную перевели в общую палату и разрешили матери с ней увидеться.

– Боня, Бонечка, ноги… Мерзнут ноги… Ложись к моей спине… Больно… Голова болит… Боня, мы же не замерзнем? Нас не занесет снегом? – металась девочка в бреду.

Мать смочила марлю в воде и приложила ее к растрескавшимся губам дочери. Та немного успокоилась и только тихо повторяла: «Боня, Бонечка, не уходи от меня, не бросай одну».

Кто такая Боня, Любовь Валентиновна могла только догадываться. Утром из района выслали бульдозер для расчистки дорог и грузовик с песком, чтобы посыпать скользкую трассу. Водитель бульдозера увидел посреди дороги холмик, но решил, что это сугроб, и, возможно, наехал бы транспортом на девочку, если бы из этого сугроба не выскочила дворняга, которая начала лаять, время от времени поглядывая на снежный холм.

Водитель вышел из бульдозера и, подойдя ближе, заметил лежащую на дороге Романию. Ее сразу же отправили в районную больницу. Когда восстановили телефонную связь, в милиции узнали, что накануне вечером пропала девочка одиннадцати лет из Липового. Сразу же сообщили родителям, и они приехали в больницу, где в едва не замерзшем ребенке узнали свою дочь Фоменко Романию. Медсестра, которая принимала больную в приемном покое, рассказала, как ее нашел бульдозерист благодаря собаке. Поэтому Любовь Валентиновна предположила, что дворняжку зовут Боней, но как Ромашка оказалась на дороге с собакой, она не знала.

– Боня, согрей меня, – просила девочка, кого-то ища руками.

Мать взяла ее руки в свои – они пылали жаром. Она ничем не могла помочь дочери – врачи кололи ей антибиотики, ставили капельницы два раза в день. Иногда Романия открывала глаза и смотрела на мать, но взгляд ее был лишен сознания. Только к вечеру девочка тихонько произнесла:

– Мама? Это ты?

– Да, Ромашка, это я, твоя мама.

– А где Боня? – взволнованно спросила Рома.

– Боня? Кто это?

– Это… Это моя Боня… Мы с ней провели ночь на дороге. Где она? Она замерзла?

– Я не знаю, где она, – призналась женщина.

– Эта Боня спасла ей жизнь, – сказала медсестра, которая пришла ставить капельницу и услышала разговор. – Собака зализала ей рану на голове, остановив кровотечение, а потом теплом своего тела согревала до утра.

– Это не опасно? – спросила ее Любовь Валентиновна.

– Что именно?

– То, что собака лизала рану.

– А лучше бы девочка к утру истекла кровью? – проворчала медсестра, ища на руке Романии вену.

Когда она ушла, мать спросила Рому, как та оказалась на дороге.

– Наш магазин был закрыт, и тогда я решила сходить в Яблоньское за хлебом.

– Зачем?! В такую непогоду!

– Я хотела порадовать тебя, а особенно папу, – объяснила Романия. – Он ведь все любит есть с хлебом. Если бы я не поскользнулась и не упала, машина меня не сбила бы и я бы до темноты вернулась домой.

– Ладно, отдыхай, набирайся сил.

– Мама, я сломала в ноге пластину?

– Сломана нога выше пластины, теперь их будет у тебя две.

– И я буду еще больше хромать?

– Наоборот. Врач сказал, что нога немного удлинится. Так что все будет хорошо.

– А как же Боня?

– Ты сегодня отдохни, а завтра поговорим о ней. Договорились?

– Боня жива?

Женщине пришлось сказать, что Боня жива, чтобы дочь успокоилась и уснула.

Павел Тихонович зашел на кухню, открыл холодильник и сразу же его закрыл. Он давно не ел: сначала не было аппетита из-за болезни, потом – от переживаний за Романию. Коварный грипп все еще не хотел отступать, хотя температура уже понизилась. Под ложечкой сосало, но запах пищи вызывал отвращение, и он решил обойтись кружкой молока на ночь.