— Молоточком? Он перед носом у тебя водил, а ты на молоточек этот пялился? После укола?

— Да. Ах ты, мать твою-у…

— Ну? А доктора как звали?

— Виктор Палыч.

— О! — Волков ткнул в Гурского пальцем. — Именно. Я же у тебя ключи-то, от греха подальше, вытащил и ребят тут своих поставил. Они в субботу на выходе из твоей квартиры этих ухарей двоих и взяли. А уж те, в свою очередь, мне Виктора этого Палыча и сдали. Так что уж извиняй. Я же говорю, для пользы дела ты пострадал.

— До тебя и не дозвониться поэтому было? Или у тебя на самом деле телефон барахлит?

— Саша… телефон у меня барахлить не может. Не такая моя профессия. Я же там, у Славиного дома… ну пошли вы с Алисой в подворотню, а мне-то что делать, уезжать? А тебя травануть? Ты же, гад, за все время ничего не жрал и не пил при мне. Пост у тебя… Вот я и врал, ходил за тобой как привязанный и ждал момента. Только у Герки и получилось, уже потом, когда ты решил водки выпить. А когда ты из больницы раньше времени сбежал и мне позвонил, я от тебя отбазарился, а потом телефон другой на базе взял. А этот выключил. У меня же твоя хата обложена, ребята в засаде сидят, а ты ключи просишь, домой рвешься… Ну? Теперь тебе понятно?

— И все равно ты гад. Нет тебе, Петр Волков, моего дружеского понимания и прощения. Сволочь ты. Ты же, сука, меня втемную использовал как последнего… не знаю кого. Одно слово — Волчара. Но, вынужден признаться, деньги твои несколько смягчили мое сердце, ибо в дружбе я корыстен. Дай мне еще что-нибудь и я, возможно, даже соглашусь выпить с тобою вместе твоей водки.

— Погоди. — Петр встал из-за стола и вышел в переднюю.

Адашев-Гурский достал из шкафчика второй стакан, поставил на стол рядом с тем, из которого пил Волков, и наполнил оба водкой.

— Вот, — вернулся на кухню Петр, неся в руке два пасхальных яичка. — Держи.

— Откуда у тебя?

— Кокнемся?

— Я тебя победю. Однозначно.

— Ну что? — Волков поднял стакан. — Христос Воскресе?

— Воистину, — поднял свой Адашев-Гурский.