Немалую и во многом определяющую роль в формировании духовного облика и всей жизни любой христианской общины играют ее пастыри. Не зря говорит Господь через пророка Захарию: Порази пастыря, и рассеются овцы (Зах. 13,7), повторяя эту же мысль в Новом Завете (Мф. 2,31). Этим Господним словам вторит святитель Феофан Затворник, прямо утверждая, что «святые делаются святыми через пастырей». И действительно, в истории Церкви найдется немало примеров, когда достойные и праведные пастыри посылались нечестивому народу (для его исправления), но очень нелегко (да и возможно ли?) отыскать примеры противоположные: когда благочестие народа расцветало бы под руководством пастыря недостойного.

Потому-то так важно для бытия Церкви поставлять в священнослужители людей, способных по своим духовным и иным качествам стать добрыми пастырями. Потому-то Православная Церковь выставляет к будущим пастырям столь многочисленные и достаточно жесткие требования – требования, которые иные современные православные (мнящие себя, вероятно, очень «прогрессивными») желают смягчить или даже полностью отменить, забывая о том, что каноны о священстве есть не что иное, как обыкновенные правила безопасности, и, как любые подобные правила (производственные ли, дорожные ли), написаны не чернилами, а человеческой кровью и горьким опытом. Разве можно доверить скальпель хирургу-неучу? А ведь пастыри также суть врачи, оперирующие не земные тленные тела, но нечто неизмеримо более важное: саму человеческую жизнь, человеческую бессмертную душу… Одно неосторожное, небрежное, неумелое действие – и чья-то душа будет жестоко искалечена, а то и вовсе погибнет… А потому не само ли собой разумеется, что дело врача душ человеческих следует доверять человеку не раньше, чем он пройдет строжайшие испытания на пригодность к этому поприщу? Причем этот строгий испытующий голос должен раздаваться не только извне, со стороны церковного общества, но и прежде всего изнутри, звучать гласом совести в душе самого человека, желающего стать пастырем.

Замечательные примеры христианского, мудрого отношения к собственному жизненному призванию находим мы в творениях святых отцов Церкви, с достоинством несших нелегкий подвиг священнического и епископского служения.

Так, святитель Иоанн Златоуст пишет, что пастырем может стать далеко не каждый, но лишь тот, кто «много превосходит всех и столько превышает прочих душевной добродетелью, сколько Саул превосходил весь народ еврейский высотою тела (см. 1 Цар. 10, 23), или еще гораздо более… Пастырю надобно иметь много благоразумия и много очей, чтобы со всех сторон наблюдать состояние души». Этот же великий учитель Церкви говорит, что принимать священнический сан, не будучи достойным столь высокого служения, недопустимо.

Следует привести и другие мудрые и убедительные в своей прямоте слова Златоуста: «Учитель имеет нужду в благодати Божией и мире. Если он без них будет управлять народом, то все распадется и погибнет за отсутствием у него кормила. Хотя бы он и был опытным в управлении, но если не будет иметь этого кормила – благодати и мира от Бога, то потопит корабль и плывущих».

«Наше врачебное искусство, – пишет о пастырском деле святитель Григорий Богослов, – гораздо труднее, а следовательно, и предпочтительнее искусства лечения тела, но оно еще труднее и потому, что последнее мало заглядывает вглубь, более же занимается внешним. Напротив, наше врачевание и попечение полностью относится к сокровенному сердца человека (см. 1 Пет. 3, 4), и наша брань – с врагом, воюющим и противоборствующим внутри нас, который оружием против нас употребляет нас же самих (что всего ужаснее) и предает нас греховной смерти. А для борьбы нам нужны: великая совершенная вера, в большей мере Божие содействие, но не в малой мере, как я убежден, и наша собственная ревность, выражаемая словом и проявляемая делом».

Преподобный Исидор Пелусиот выражается о недостойных кандидатах на священство крайне сурово: «Весьма смешно брать на себя власть над другими тому, кто не в состоянии властвовать над собой. Кто не только не подчинил себе своих неистовствующих страстей, но и дал им свободу делать все, что хотят и могут, тот воистину будет смешон, покушаясь исправить других… Как ты, непотребный, освящаешь других? Как ты, нечистый, очищаешь? Как ты, раболепный, приуготовляешь сынов Божиих? Тебе самому нужно очиститься и потом очищать; не святотатствовать и тогда уже стать священником. Перестань губить не только свою душу, но и многие другие, за которые умер Христос!»

Древним отцам вторит подвижник Нового времени – святитель Димитрий Ростовский: «Признак доброго пастыря тот, что он ходит перед овцами, а не позади овец, как говорит Христос в Евангелии: И когда выведет своих овец, идет перед ними (Ин. 10,4). Что же означает, что пастырь должен ходить впереди овец? Что он обязан быть первым во всех добродетелях, а не отставать от всех, что он должен служить примером для овец, а не овцы для него. Каждому из пастырей апостол завещает: будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим. 4,12)».

Как это непохоже на нынешнее состояние умов, когда в пастырстве зачастую видят не служение, а своего рода статус, «продвинутый уровень посвящения» и не только не испытывают самих себя, дерзая претендовать на священный сан, но даже, напротив, скрывают свои грехи, очевидно препятствующие рукоположению… Я уж не говорю о том, что сан весьма часто принимают не ради того, чтобы служить Богу и ближним, а ради карьеры, заработка, личного тщеславия…

И потому так ценны для нас примеры истинных пастырей – таких как, например, святитель Суздальский Дионисий (1300–1385), чей подвиг начался на берегах великой русской реки Волги, в окрестностях Нижнего Новгорода.

Современники описывают святителя как «мужа кроткого, рассудительного, знающего Священное Писание, учительного, славного постничеством и исполненного любви ко всем». Иными словами, это был действительно достойный кандидат в православные пастыри. Вот только стремился ли сам Дионисий поскорее возложить на себя священный сан? Отнюдь! Он начал свой путь простым монахом, выкопав над Волгой небольшую пещерную келью, и долгие годы подвизался там в полной безвестности, пока вокруг него не собрались ученики, жаждавшие научиться у опытного уже подвижника монашеской жизни. Только тогда Дионисий принял священство – и не потому, что считал себя достойным сего, но исключительно потому, что сан ему был необходим для окормления братии основанной им пустыни, ныне известной как Нижегородский Вознесенский Печерский монастырь. Да и епископского сана он, даже будучи всеми уважаемым настоятелем монастыря, отнюдь не искал: епископскую хиротонию он принял лишь в 1374 году, в достаточно почтенном возрасте, смиренно подчиняясь воле священноначалия и народа.