На алюминиевых креслах трибун по периметру поля сидят несколько человек. Сегодня он не единственный зритель. Они не знают поражений, эти «Кардиналы», – главная гордость города, у которого прежде для гордости было гораздо больше причин.

Он подходит к полю, останавливается у трибун и, сунув руки в карманы, ждет, когда появится тренер. Разумеется, это не просто тренер. Он выиграл 153 матча для своей школы, для своего города. А проиграл всего двадцать два. На этом поле, по которому под серым небом навстречу ветру бегут игроки, он одержал восемьдесят одну победу, потерпев четыре поражения. Он не просто тренер, а народный герой. Мифическая фигура. И не только из-за побед на поле. О нет. Кент Остин – это не только футбол.

Он доказывает это теперь, когда все умолкают, и Кент идет по полю, все еще молодой и крепкий, едва заметно хромая, – левое колено не успевает за правым, каждый раз сгибаясь слишком сильно. Но это лишь добавляет облику тренера убедительности. Все остальные видят его травмы, а тренер делает вид, что не замечает их.

Когда Кент Остин идет по полю, умолкают не только юные игроки, но и люди на трибунах, зрители. Они испытывают благоговение, потому что происходящее на этом поле имеет огромное значение даже для тех, чья нога ни разу не ступала на него. Вы гордитесь тем, что имеете, и в данный момент источник гордости находится именно здесь. Потому что в Чамберс пришли трудные времена. Он это чувствует – подобно тому, как синоптик предсказывает погоду по облакам, стремительно бегущим по небу от озера Эри. В каком-то смысле он тоже предсказатель.

Пророк трудных времен.

Тренер слишком сосредоточен и не поднимает голову, не видит его – тренер работает, поглощен игрой, которая, по его словам, не имеет значения, хотя на самом деле она для него очень важна, потому что в конечном счете ничего другого у него нет. Тщетные игры и тщетные надежды. Пустые слова и ложные обещания. Детские увлечения и забавы, тщательно выстроенные стены, отделяющие его от реальности мира, от которого он полностью зависит и который несет его на раскрытой ладони, способной быстро превратиться в сжатый кулак. Ему нужно почувствовать, когда начинают сжиматься пальцы этого кулака.

Пророк провел три года с убийцей по имени Зейн, который лишил жизни свою жену и ее родителей с помощью десятизарядного дробовика. Довольно неаккуратное оружие, этот десятизарядный дробовик. Перед тем как спустить курок, Зейн дал всем троим шанс отвергнуть Бога. Сказать, что Зейн – их Бог. Многообещающая идея, хотя и неверно понятая. Ум Зейна был недостаточно глубок для такой задачи, но попытка тем не менее достойна восхищения. По словам Зейна, две жертвы признали его Богом, а одна – нет. Естественно, их судьба от этого не изменилась, но Зейна интересовали их ответы – как и пророка. В какой-то момент он был даже впечатлен. Мысль о том, чтобы поставить этот вопрос перед человеком за несколько секунд до перехода в вечность выглядела привлекательно.

Хотя теперь он уже в это не верит. Размышления помогли ему увидеть слабость и абсолютную бесполезность этой идеи. И сам вопрос, и ответ на него не имели значения. Важно было то, чего не мог видеть Зейн, – он был импульсивным человеком, этот Зейн. Следовало решительно выбросить этот вопрос из головы и заменить его уверенностью.

Бога нет.

Ты проходишь свой путь один, во тьме.

Цель – отпечатать это в мозгу настолько прочно, чтобы погасить даже искру альтернативы. Тогда приходит сила, чистая и беспримесная.

Приведите ему исполненных надежды, и он доведет их до отчаяния. Приведите к нему сильных, и он их сломает. Приведите к нему наполненных, и он опустошит их.

Цель пророка проста. Когда в ночи прозвучит последний крик, издавший его будет твердо уверен в одном.

Никто не услышит.

Городу Чамберс, штат Огайо, он обещал силу и гибкость. Он взглянул в глаза уверенного человека и услышал его слова, что нет такого страха, который не склонился бы перед его верой.

Пророк трудных времен, повидавший на своем веку много уверенных взглядов, сомневался в этом.

Когда девушка открыла дверь, Адам, задрав рубашку, рассматривал здоровенный лиловый синяк на ребрах. Она испуганно отвернулась, как будто он голым сидел на корточках на своем письменном столе. Адам еще раз окинул взглядом синяк, нахмурился и опустил рубашку.

– Хотите мудрость дня?

Девушка – брюнетка с очень смуглой кожей, слишком смуглой для этого времени года в этой части мира – нерешительно повернула голову к нему, но промолчала.

– Если вы собираетесь сказать пьяному, что пора возвращаться в тюрьму, сначала заберите у него бильярдный кий, – сообщил Адам.

Девушка приоткрыла губы, словно собиралась ответить, затем снова сомкнула их.

– Это не имеет к вам отношения, – сказал он. – Прошу прощения. Входите.

Она перешагнула порог и отпустила дверь, которая захлопнулась за ее спиной. Когда щелкнул замок, оглянулась, словно боялась оказаться запертой в комнате вместе с Адамом.

«Муж на добрых десять лет старше, – подумал Адам. – Не бил ее – во всяком случае недавно, – но вполне способен. Вероятно, обвинения не связаны с домашним насилием. Скажем… пьянство и нарушение общественного порядка. Освобождение обойдется недорого. По крайней мере, в долларах».