Жители падают, кашляют, трезвеют и осуждающе на меня смотрят.

– ДА!?

Илья восторженно напоминает мне, что завтра я должен быть на ток-шоу. Он спрашивает, как мои дела? Я отвечаю ему, что всё прекрасно. Он также напоминает мне о встрече с киноделами, и я чувствую, как Илья счастлив. Это заразительно. Я вдохновенно расспрашиваю детали встречи, что надеть, чем смазать, где побрить, на чём акцентировать внимание.

И спустя минуты разговора – тишина.

Ласкающая.

– Микрофон повыше, – делает замечание редактор.

Рядом со мной возникает один из его ассистентов. Он дёргает петличку микрофона на моей рубашке, бесцеремонно пытаясь натянуть её повыше. Я бью его по рукам и поправляю всё сам.

Позади, на трибунах, рассаживают массовку. Ассистенты просят расчёски, перетасовывают людей по своему внутреннему порядку, дают рабочие указания в рации и всё никак не могут настроить свет. Оператор, стоящий рядом со мной, деловито покручивает наушник и возится с камерой. Я пью предложенный мне невпопад кем-то из проходящих мимо чай, в какой раз поражаясь этой закадровой суматохе, закулисной захламленности и всеобщему хаосу.

На площадке появляется Майер. Она тянет губы трубочкой, перечитывает с планшета текст, держа его в вытянутой тонкой руке. Время от времени она на автомате покручивает в воздухе затёкшую кисть. Визажистка, будто совсем не к месту – вальяжно водит по её щекам толстой кисточкой. Майер, ощущая мой взгляд, поднимает на меня глаза. Я салютую стаканом с чаем и гипертрофированно ухмыляюсь.

На сцене школьного зала, в плохо скроенном костюме Гамлета сидит Янос. Он держит череп из папье-маше и отстранённо смотрит в зал. Луч прожектора освещает его скорбную фигуру. Янос произносит монолог. За ним девушка, исполняющая фоновую вторую роль. Она вся из кожи вон лезет и пытается что-то из себя изобразить. Монолог Гамлета-Яноса завершён. Зал взрывается овацией.

ЗТМ.

Пропустив несколько репетиций подряд, опоздав на третий показ, шатающийся Янос проходит в зал и видит: девушка фоновой второй роли, в элегантном платье, стоит с мраморным черепом в руках и ей, согласно загоревшейся надписи «Applause», – аплодирует весь зал.

«APPLAUSE»!

«Религия! Политика! Искусство! Жизнь!» – вдруг раздаётся над головой. Загораются лампы и Майер выходит на середину площадки, чеканя свой текст, объясняя тему, показывая узкой ладонью вверх, на экраны. На экранах проигрываются нарезанные важным видеоряды. Майер начинает задавать вопросы, требует россказней и отношений к и об от приглашённых гостей.

Камера номер один смотрит на жирного попа. Он рассказывает о «единой энергии воздействия» между политикой и религией. О синтезе искусства и необходимости «ока» за всем этим делом. Тощий мулла с брезгливым лицом говорит о необходимости строгого соблюдения каких-то требований, а иначе это грозит насилием. В их монологи вклинивается политик с крючкообразным носом. Он выкрикивает провокационные вещи и суматошно откашливается после каждого предложения. Лысый буддист улыбается и старается нежно что-то объяснить. Католический священник краснеет после сотого вопроса о педофилах. Поп отрицает, что роскошь – это не необходимость. Яростно кричит, отвечая на вопрос о недавнем освящении ядерной ракеты в прямом эфире, объясняя про принцип непротивления злу. Мулла устанавливает таксу минимального пожертвования на этот год. Политик хвалится многообразием религий.

Я понимаю, что талант Майер – находить таких крайних в своём ремесле представителей. Проникаясь духом бессмысленной ругани на пустом месте, стадно и животно я пытаюсь всем втолковать, что вся эта мифология – дешёвая психотерапия, и она потеряла свою актуальность. Я теряю лицо, но что мне.

Мне говорят заткнуться, приводя в довод, что моя книга – это сиречь беллетристика на религиозных догматах. Я предлагаю всем купить мою ещё не вышедшую новейшую книгу о культе атеизма и безбожия в умах ватиканских врачей. Мне говорят, что я несу чушь. Я предлагаю освятить мою книгу, кто-то из зала просит не устраивать из-за неё теракт. Мы смеёмся, а до меня доходит, какой инфо-кошмар начнётся в сети, и я думаю, что до выпуска эпизода в эфир надо к этому как-то подготовиться.

Нам транслируют видеоролик о конфуцианстве и летающем макаронном монстре.

Никто не понимает суть.

Не дождавшись окончания ролика, я пытаюсь всем объяснить, что ролик – дерьмо и неверно передаёт отношение человеческой природы к сверхъестественному. Они раздражаются на мои популистские выпады. Мне хочется довести их до состояния, когда кто-то полезет со мной в драку. Я чувствую, как саданит в кулаках, я представляю, как кровь морально устроенных в этой жизни священнослужителей заливает их козлиные бороды, как округлятся глаза буддиста, когда он получит под дых. Как радостно будет хлопать в ладоши политик, подпрыгивая на месте от возбуждения.

Майер, по ходу шоу, держит общий настрой – она мгновенно сбивает отвлечёнными репликами мои выпады, выпады святош, выпады политикана. Я вижу и ощущаю – ей всё по нраву, шоу идёт так, как надо. Она слегка упивается этим. До меня доходит, что я единично на одной стороне, а они все на другой. Это пахнет некой подставой, поэтому я затыкаю рот и сверлю Майер недовольным взглядом. Она подмигивает мне, слегка пародируя мою брошенную ей в начале шоу ухмылку. Так, что никто и не понял.

Талант!