Шрифт:
Он, держа её руку, вложил в неё увесистое оружие, крепко удерживая у виска мужчины, угрожавшего ей и её детям.
– Хочешь – стреляй, Агата, никто не узнает.
– Я не могу, - она не могла, пальцы покрылись потом, она интуитивно пыталась отстраниться от оружия.
– Он пытался убить твою дочь.
– Убить?
– Да… жертва. Им нужна была жертва.
Агата всхлипнула.
– Боже, неееет.
– Хочешь – убей.
Она хотела убить, хотела. Хотела растерзать этого человека, разрядить в него всю обойму, как это бывает в кино, а потом сжечь его труп, она чувствовала ненависть к этому человеку, острую, до тошноты и сведённого солнечного сплетения. Но на самом деле она не могла даже удержать пистолет, который был холодным и тяжёлым, тяжелей, чем когда-либо думала девушка, если и задумывалась над этим.
– Стреляй!
– Нееет, - слезы покатились по щекам, девушку трясло, она плакала, чувствовала, что не может не только удержать оружие, но и стоять тоже.
В какой-то момент большая рука взяла её ладонь и освободила от тяготеющего куска металла, подарив взамен тепло. Всё, что она видела перед собой – это пара серебристых кнопок на куртке Ярослава, и чувствовала запах парфюма, всё это приносило если не успокоение, то возможность дышать.
– Явился, не запылился, - Антон быстро обвязывал тёмным скотчем рот мужчины и его руки, пока тот стоял на коленях.
– Давай подробнее, - Ярослав прижимал к себе Агату, которая всхлипывала и мелко тряслась.
– Все живы, может, будут здоровы…
– Рассказывай, - он терял терпение.
– Чего рассказывать? Ребята из службы собственной безопасности присматривают за твоими.
– Что? – девушка, вопрос, оставшийся без ответа.
– Звонят мне, мол, вышла одна с ребёнком, и этот хмырь за ней… что делать? А что делать? Я в квартале, приехал, поймал урода.
– Поймал, значит? – глядя зло.
– Да, поймал.
– На живца?
– Можно и так сказать.
– Да… - у Ярослава потемнело в глазах.
– Ты не на меня ори, ты лучше красаву свою спроси, чего одна ходит? Ты почему одна пошла?
– Машеньке нужна была каша.
– Каша? А подождать эта каша не могла? – Антон.
– Нет, не могла, она капризничает, заболевает и ест только эту кашу.
– Отлично, а муж у тебя на что???
– Какой муж?
– Агата растерянно смотрела на Антона, прижимаясь крепче к Ярославу.
– Слав, у тебя же нормальные бабы были, где ты отыскал такую?.. Это же пиздец какой-то… Мужик, с которым ты живёшь, не муж тебе, Агата?
– У него было занято, - кажется, поняв о чём речь.
– Отлично. А позвонить Антону, так мол и так, гони кашу малой, не судьба?
– Ваааам?
– Тебе! Да, мне, жене моей, секретарше его, - в сторону Ярослава, - кому угодно, любой притащит тебе эту несчастную кашу, раз уж ты живёшь с НИМ. Слав, ты бы объяснил на досуге своей молодухе, что мы хоть и пиздим на неё, но она вроде как жена твоя, а значит, в любой момент поможем… включая кашу. Ты вообще из дома не должна была выходить, тебе говорили?
– Говорили.
– И что?
– Каша…
– Каша ей… Ну, ты посмотри на неё, в мозгах у тебя каша, тащи лопату.
– Какую лопату?
– Какую найдёшь.
– А зачем?
– Могилу себе копать будет, - он пнул крепко связанного мужчину, который лежал на боку в снегу и страшно водил глазами.
– Но…
– Тащи.
Агата принесла трясущимися руками и смотрела, как мужчину загружают в большую машину Ярослава, и как она медленно выдвигается за ворота.
Сколько она просидела в дверях, не раздевшись, она бы не могла сказать, кто-то снимал с неё куртку, кто-то поднял на руки, и она уже была в стенах ставшей родной спальни, кто-то мерил ей температуру и растирал холодные ноги, кто-то заставлял есть суп и укачивал, как ребёнка, чтобы она уснула.
Через время она открыла глаза, поняв, что ночь, а она в объятиях большого дяди, и что сделал этот человек. Она тихо заскулила, пытаясь отодвинуться подальше.
– Мурочка, что с тобой, тебе плохо?
– Оставь меня… оставь.
– Ну что ты, что ты… это лекарства, у тебя был сильный жар, девочка, иди ко мне.
Ей хотелось, но… «Могилу себе копать будет», и медленно отъезжающий автомобиль.
– Вы убили его? ТЫ убил его?
– Нет, с чего ты взяла, но очень хотел, он обгадил мне салон.
– Лопата.
– Это у Антона такие дебильные шутки.
– Не ври мне, большой дядя.
– С чего мне тебе врать, Мурочка, смотри, - он протянул телефон, где был сфотографирован мужчина на перроне вокзала и в поезде, он натянуто улыбался и смотрел с ужасом.
– Мурочка, клянусь, я готов убить за тебя, за любого из вас, но в этот раз, слава богу, не понадобилось.
– Он не вернётся? – Агате стало страшно, и даже на долю секунды она пожалела, что Он всё же остался жив.
– Если совсем не идиот, то не вернётся. Он трус, самый обыкновенный, что ж не поугрожать молоденькой девушке с тремя детьми на руках… Но поверь, он не сунется сюда, зная, что тут ему приставят дуло пистолета ко лбу, и в этот раз уже церемониться не будут.