— Не думаю.

В голосе Мариуса угрожающе зазвенела сталь.

— Но…

— Алайна, — он серьезно взглянул на нее, — этот вопрос не обсуждается. Авельрон будет находиться под куполом ровно до тех пор, пока я не выясню, что с ним происходит. Почему моя магия на него так плохо действует, почему этот странный запах в комнате. Как ты понимаешь, плевать я хотел на Фаэра, и на обещание держать Авельрона в заложниках. Но — повторюсь — он будет находиться здесь так долго, как я сочту нужным.

Алька невольно опустила взгляд в чашку с кофе.

Ее раздирало странное чувство — одновременно хотелось расплакаться и запустить этой чашечкой в Мариуса. Да что за чурбан бесчувственный? Ведь он… не может быть таким. Он другой, она точно знает. Так отчего же?

— А если Авельрон умрет раньше, чем ты разберешься со всем… этим? — сипло мяукнула она, сверля взглядом кофейную пенку.

— Значит, он умрет, — спокойно сказал Мариус, — но умрет, не причинив никому вреда. Ни тебе, ни мне, ни кому бы то ни было еще.

— Пастырь, — не выдержав, Алька вскочила, — я тебя не узнаю. Да кого он может обидеть, Авельрон? Посмотри, от него кости да кожа остались. Он… почти прозрачный. И…

— И пока что вполне живой, — резюмировал Мариус сухо. — это я тебя не узнаю, Аля. Мы имеем дело с опасными — повторяюсь — весьма опасными магическими явлениями. И тут ты как маленькая выклянчиваешь у меня, чтоб я отпустил Авельрона, который… Я понятия не имею, какие сюрпризы он в себе несет. Уже одно только то, что сиделки засыпают, пробыв с ним несколько минут… И то, что я его держу здесь — это не моя прихоть. Это необходимость, понимаешь ты? Не-об-хо-ди-мость.

Алька горестно покачала головой, потерла виски.

В груди все как будто горело, словно кислотой плеснули. Да что ж за разговор у них выходит… Такое впечатление, что она пытается докричаться до глухого.

— Позволь ему хотя бы бывать на воздухе, — пробормотала она через силу.

— Он никуда не выйдет из-под купола, — прошелестел Мариус, — пока я не решу, что можно.

Она посмотрела на Мариуса. Он сидел за столом, выпрямившись, вцепившись в край столешницы так, что побелели костяшки пальцев. Губы сжаты в линию. А глаза все равно что два темных зеркала, и она отражается в них — маленькая, жалкая и совершенно беспомощная.

— Мариус, — выдохнула она, — я не понимаю.

— Тебе не нужно пытаться понять. Тебе достаточно просто… — он привстал, оперся на руки, придвинулся к ней, — просто послушать меня.

— Но тогда скажи хотя бы, почему ты не можешь его отпустить, — боль непонимания стремительно перерастала в раздражение и даже злость. Ну что за бревно. Почему она его полюбила?

Мариус досадливо поморщился, передернул плечами.

— Я не могу тебе пока сказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Не могу, — он внезапно улыбнулся, — послушай, Алайна… Прошу, не усложняй все. И без того сложно. И тошно. Единственное, о чем я тебя прошу — верь мне. Я… работаю над проблемой Авельрона. И как только решу тот вопрос, который меня смущает, устрою ему побег, и он отправится к Сантору. Я же обещал, помнишь?

— Как бы не получилось слишком поздно для Авельрона, — горько обронила Алька.

Она поднялась. Почему-то именно сейчас ей очень хотелось побыть одной, попытаться все обдумать… И — да. Хотя бы некоторое время не видеть Мариуса Эльдора.

Просто побыть одной.

— Я хочу вернуться домой, — прошептала она и незаметно смахнула слезинку.

— Я могу отвести тебя в магазин, а домой отправимся вместе, чуть позже, — совершенно спокойно сказал Мариус.

Как будто и не спорили они несколькими минутами раньше.

Алька покачала головой. К щекам прилил жар.

— Мне… надо домой. Пожалуй, я не буду тебя дожидаться.

И обернулась. Она ожидала, что он все же догадается, в чем дело. Но Мариус совершенно спокойно вновь уселся за стол, взял маленький серебряный колокольчик и позвонил.

— Как скажешь, — очень спокойно, почти с ледяной вежливостью, — я распоряжусь, чтоб тебя доставили домой в служебном экипаже.

Алька сделала несколько мелких шажков к двери, потом остановилась.

"Скажи что-нибудь, пожалуйста, не молчи"

Но Мариус Эльдор молчал. Кабинет магистра налился тяжелой, душной тишиной. Во взгляде Мариуса Алька прочла укор… Как будто это она виновата, что у них случилась вот такая размолвка.

Но разве она хочет чего-то невыполнимого? Авельрон, похоже, ходит по самому краю жизни. А Мариус, которого, между прочим, этот Авельрон спас, ведет себя как бревно — толстое, совершенно бесчувственное бревно. И о чем думает, вообще непонятно.