Мелани была уже не рада, что согласилась поехать с Томасом в карнавал на дачу, и беспрестанно упрекала себя за это. По типу своего характера она и так часто бывала всем недовольна. А сейчас ее особенно раздражало все происходящее. Она не чувствовала особенных угрызений совести за любовь втроем, считая это своим личным делом. Ей нравилось, когда ее прихоти удовлетворялись не одним партнером, а минимум двумя. Это отвечало ее темпераменту и привычкам, появившимся еще в ранней юности. Главным образом, ее злило то, что на работе появились осложнения. Она была отстранена от рейсов на неопределенное время. И хотя никто не сказал ей дурного слова, она по реакции коллег видела, что руководство отрицательно отнеслось к тому, что ею заинтересовалась полиция, и она боялась увольнения. Пока же Мелани была переведена на другую работу: встречала и провожала пассажиров.

Соня и Франк, обсудив создавшуюся ситуацию, пришли к единодушному мнению, что полиция, вероятно, проверяет все мыслимые и немыслимые варианты какого-то преступления, которое к нм не имеет никакого отношения. С их пирушкой не может быть связано ничего противоправного. Правда, Соня высказала предположение: вдруг Мелани заявила о групповом изнасиловании… Франк, поразмыслив, сказал, что дело, видно, в чем-то другом, иначе допросы велись бы по-иному.

Вилли и Томас, поняв, что их никто не обвиняет ни в каких сексуальных преступлениях, успокоились и решили, что они оказались даже в лучшем положении: занимаясь сексом и проведя в спальне наибольшее количество времени, они как бы запаслись алиби, позволяющим сказать, что они не причастны к чему бы то ни было.

Инга больше других была расстроена всем происшедшим. Она не понимала, почему в ее отношениях с Марком пробежала какая-то неуловимая тень. Все было как будто как всегда: Марк был доброжелателен и внимателен, но у нее было такое ощущение, что он постоянно о чем-то думает, даже целуясь с нею, даже лаская ее в постели. Она пыталась у него узнать, в чем дело, что с ним… Но он сделал удивленные глаза и ответил, что не понимает, о чем она. Потом постарался ее нежно успокоить. Они решили, что оба утомлены зимней сессией, и лучше всего съездить куда-нибудь. Наметили маршрут в Италию. К ним присоединились Соня, Франк и Люка. Поездкой были довольны, все в Италии были впервые. Им понравился Неаполь, очаровал строго-царственный Рим. Правда, в Венеции, – почему-то именно там, – Инга видела, что Марк как бы уходит в себя, иногда не слыша и не видя ничего вокруг. Так было несколько раз. На ее вопросы он отвечал, что просто задумался. Но о чем? Так и не рассказал. Она знала его не первый год и прежде такого за ним не припоминала.

После опроса в полиции пятерка друзей решила, что тут какое-то недоразумение, что полиция, как это бывает не так уж редко, идет по ложному пути.

В малом зале, куда были приглашены все участники пирушки, было небольшое возвышение, на нем стояли два стола и два стула. Шток и его помощник Вибке, готовясь к встрече с ребятами, подключили незаметные записывающие устройства, установили проектор для показа снимков крупным планом.

Спокойно и уверенно первым вошел Франк, за ним Соня, потом Марк и Инга, Люка, Мелани, Томас и Вилли.

– Вы все приглашены неслучайно сюда, хотя никто из вас не сообщил ничего особенного относительно событий, происшедших на даче тринадцатого-четырнадцатого февраля, – Шток произнес эти слова спокойно, но в его тоне не было той доброжелательности, с которой он относился к каждому участнику встречи на первоначальных опросах, наоборот, его голос отдавал звоном металла. – А тем не менее, четырнадцатого февраля на даче совершено преступление, убит молодой светловолосый парень, вот его фотопортрет.

На стене крупным планом высветился портрет молодого человека двадцати-двадцати трех лет. Это объявление по-разному подействовало на группу молодежи, из которой никто каким-то роковым образом не слышал и не видел объявлений по радио и телевидению о розысках кого бы то ни было, кто знал убитого.

Мелани и Инга невольно вскрикнули, Соня, широко открыв глаза и побледнев, в немом удивлении уставилась на портрет. Люка, придерживая очки руками, настойчиво вглядывался в фотографию, одновременно в растерянности покусывая губы. Франк удивленно смотрел на убитого, невольно взглядывая на Марка и сравнивая их очевидное сходство. Вилли недоуменно гримасничал, разглядывая незнакомца. Томас удивленно переводил взгляд с фото на Марка и с Марка на фото. Марк сидел так, будто его обухом по голове ударили. Кроме удивления, застывшего в глазах, было сложно прочесть у него на лице какие-то другие эмоции.

Первым решил заговорить Томас.

– Это невероятно! Это какая-то подтасовка! Марк ведь жив. Он с нами.

Шток никак не прокомментировал слова Томаса. Он решил не вмешиваться, а только наблюдать за реакцией группы. Восстановилась тишина. Никто не произносил ни звука минут пять. Шток также молчал, не проявляя никаких признаков нетерпения.

– Марк жив, но парень-то мертв, – прервал тишину голос Вилли.

И опять стало тихо.

– Марк, ты никогда не говорил, что у тебя есть брат, – волнуясь, проговорила Инга.

– У меня брата нет и никогда не было, Инга, – спокойным и внушительным тоном ответил ей Марк. – Во всяком случае, я никогда не видел этого парня, не подозревал даже о его существовании.

– А почему вы решили, что этот парень имеет к нам отношение? Вернее, его убийство? Никто из нас не видел его никогда. Во всяком случае… – добавила Инга, – я никогда его не видела…

– И я…

– И я…

– И я… – подхватили остальные.

– Никто из нас никогда его не видел. Мы были вместе. Но его среди нас не было, – сказав это, Люка вопросительно посмотрел на Штока, ожидая, что тот ответит.