– Держись, – выдавил я, и был благодарен медсестре, выпроводившей меня из палаты.

Узнав телефон дочери в моей руке, Катя медленно опустилась на стул. Ее сузившийся взгляд прощупывал меня так, словно под привычной одеждой прятался незнакомый человек.

– В чем дело? – спросила она.

Я мучительно подбирал слова:

– Все в порядке. Почти. Самое худшее уже позади. Наша Юля в больнице, но ты не волнуйся.

– Что случилось? – настаивала жена.

Мне стоило больших трудов рассказать о произошедшем так, чтобы Катя не упала в обморок. А потом потребовалось еще больше усилий, чтобы удержать ее дома и хоть как-то успокоить.

– Сейчас не время, к Юле не пустят, она спит. Подождем до завтра, – твердил я, а Катя рыдала на моем плече.

На следующее утро мы вместе приехали в больницу. Катя сразу направилась к дочери, а меня перехватил в коридоре озабоченный Давид Гелашвили.

Хирург заговорил вполголоса, но тоном, не терпящим возражений:

– Оставьте жену. Нам надо переговорить с глазу на глаз.

– Я ее успокаивал, как мог. Она на седьмом месяце беременности, проплакала всю ночь. Можно, чтобы рядом с ней кто-то был? – Я порывался сопровождать Катю.

– Об этом не беспокойтесь, у нас опытный персонал. – Врач дал распоряжение медсестре и увел меня в свой кабинет. Поставив передо мной стакан с водой, он сел напротив и сложил руки: – У меня две новости.

– Плохая и хорошая? Сначала хорошую, – бодрился я, предчувствуя недоброе. – Плохого, знаете ли, за вчерашний день…

– Состоянии вашей дочери стабилизировалось, угрозы жизни нет. Но для полноценного восстановления организма потребуются донорские ткани и дорогостоящие операции. Если хотите совет, то лучше это делать в Германии. Вы не подумайте, у нас тоже есть хорошие хирурги, но юридические аспекты с донорскими органами настолько запутаны, что можно и не дождаться.

– Я понимаю, понимаю… О какой сумме идет речь?

– Я подготовлю необходимые медицинские документы, пошлю в немецкую клинику. Посмотрим, что они ответят.

– И все-таки? У вас же был подобный опыт.

– К сожалению, поврежден весь желудочно-кишечный тракт, потребуется не одна операция. Думаю, надо ориентироваться на сумму от ста пятидесяти до двухсот тысяч евро. – Хирург замялся. – При нашей клинике существует благотворительный фонд. Средства ограничены, нуждающихся много, существует очередь, но… я бы на вашем месте поспешил.

Я понимающе кивнул:

– Да, конечно. Я работаю в банке, попрошу еще один кредит. Не двадцать, так тридцать лет буду работать на босса.

Гелашвили сжал губы и посмотрел на меня поверх очков так, словно я сморозил глупость.

– Есть еще одно обстоятельство, – промолвил он.

– Плохая новость? – Я вспомнил начало разговора и попытался пошутить: – Если даже комета врежется в Землю…

Я осекся под невеселым взглядом Гелашвили.

– Вчера вы сдали кровь. Мы ее проверили и… – Хирург раскрыл папку, чтобы свериться с результатом анализа, будто диагноз мог волшебным образом измениться. – У вас обнаружили ВИЧ инфекцию.

Повисла долгая пауза. Я не сразу понял, что речь идет обо мне. В беде моя дочь, о ней все мысли и разговоры. Это несчастье также может отразиться на беременной жене, но я… Я мужик, я выдержу. Седые волосы и душевные муки не в счет, лишь бы Юля поправилась, и Катя благополучно родила. О чем вообще речь? Может, я ослышался?

– Вы сказали: ВИЧ?

– Вирус иммунодефицита человека, – отчетливо, с расстановкой произнес врач.

– Тот самый ВИЧ у меня?!

– Вирус обнаружен в вашей крови. Мы, разумеется, проведем повторный анализ, и возможно… Но предупредить я обязан уже сейчас.

– Нет, не может быть. Я не наркоман какой-то… Я семейный человек. – Мои мысли путались. Я пришел сюда с одной проблемой, а меня огорошили совершенно другой. – Не понимаю, ничего не понимаю.

– Выпейте воды.

Я послушно опустошил стакан и посмотрел на доктора. Я не ослышался, это не сон и не шутка. Передо мной все тот же врач, на столе результат анализа с моей фамилией, там сказано, что я смертельно болен. Какие двадцать-тридцать лет? Все планы к черту. Я не протяну и до следующего года. И как я буду жить? Я съежился, представляя себя уродцем, которого все избегают.

Врач наклонился ко мне через стол, заглянул в глаза и мягко заговорил:

– Не паникуйте, сосредоточьтесь на своем дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох. И считайте: раз-два, раз-два. Это звучит глупо, но вы попробуйте.

Я задышал. Разумеется, дышал я и до этого, но всегда этот естественный процесс был вспомогательной функцией организма. Я шел, думал, работал, занимался чем угодно и дышал, как бы между делом, а сейчас я только дышал, шумно и сосредоточенно. И считал: вдох-выдох, раз-два…