Шрифт:
Я тоже готов был пустить слезу, но заставил себя держаться. Вдох-выдох, раз-два…
Доставив жену к дому, я поехал на работу. Войдя в банк, я невольно съежился. Мне казалось, что все теперь смотрят на меня иначе, с подозрением, намеренно сторонятся, как от прокаженного. Неужели у меня на лице написано, что я смертельно болен?
– Серов, ты выглядишь неважно, – подтвердил подозрение Олег Голиков. – Вчера явился раньше всех, сегодня опоздал. Ты на часы смотришь?
Не дождавшись ответа, он сыронизировал:
– Счастливые часов не наблюдают. Лови!
Олег кинул мне традиционное яблоко, однако я, придавленный тяжелыми мыслями, вообще не среагировал. Зеленое яблоко ударило по клавиатуре, отчего ожил мой монитор, и поскакало по полу. И каждый удар обозначал на красивом плоде будущее место гниения. Сейчас оно не заметно, но через день-два проявится ужасными пятнами. Кошмарные ассоциации лезли мне в голову, разрушение организма я проецировал на себя.
– Да, тяжелый случай, – мрачно прокомментировал Голиков и уткнулся в монитор. Видя, что я продолжаю пребывать в прострации, он недовольно пробурчал: – Вообще-то у нас запарка.
Я сидел без движения, и Голиков повысил голос:
– Ты слышишь меня, Юрий Андреевич?
– В чем дело? – очнулся я.
– Интерфейс банкоматов надо протестировать, утром был непонятный сбой, – ответил Олег и демонстративно отвернулся.
Я вошел во внутреннюю сеть банка, стал читать сообщения, просматривать коды ошибок, пытался сконцентрироваться на работе. Однако мое сознание было целиком занято неприятными вопросами. Когда я заразился? От кого? Сколько мне осталось жить? И тут же отчаяние сменялось надеждой: а вдруг повторный анализ даст иной результат? О боже, сделай так, чтобы я был здоров. Я готов был молиться, хотя никогда этого не делал.
Если становилось совсем тяжело, я сосредотачивался на дыхании. Этот метод помогал снять волнение, отодвинуть собственные страхи, немного погрузиться в работу. Пальцы начинали бродили по клавиатуре, мне удавалось набирать команды. Но хрупкое спокойствие тут же разрушала тревога за дочь. Ей предстоит долгое лечение, потребуются немалые деньги, и достать их могу только я. А вдруг моя болезнь будет развиваться стремительно, и меня свалит СПИД? Что станет с Юлей, с Катей, с нашим еще не родившимся ребенком?
Неожиданно меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся и увидел ошарашенное лицо Олега. Он тыкал пальцем в мой монитор на мигающие красные конвертики экстренной связи:
– Серов, ты что, сообщения не читаешь? Поток жалоб завалил службу поддержки. Зависли все наши банкоматы. Все!
– Я как раз разбираюсь. – Я посмотрел на раскрытую программу и удивился. Я менял какие-то коды, что-то правил, но что именно совершенно не помнил.
– Ты прочти! Наши инкассаторы не могут собрать выручку, не срабатывают сервисные карты.
– Сервисные карты, – эхом повторил я и потянулся в ящик стола за специальной пластиковой картой, с помощью которой производят инкассацию и тестирование всех систем банкомата.
– А ну-ка дай посмотреть. – Голиков отодвинул меня от монитора, стал тыкать пальцами по клавиатуре. – Вот в чем засада. Ты перезагрузил программу, после этого начались сбои. Какие изменения ты внес?
– Я? Кажется, никакие.
Я беспомощно вертел в руках сервисную карту.
– Кажется? Да вот же, с твоего компьютера ушло обновление. Смотри!
– Не помню, – честно признался я.
– Ну, знаешь, – Олег округлил глаза и покачал головой.
На моем столе затренькал служебный телефон, по мигающему индикатору с номером «1» стало ясно, что вызывает владелец банка. На меня накатила тошнота. Я несколько часов прислушивался с собственному организму в мучительных поисках подвоха, и организм ответил на провоцирующее ожидание. Из желудка поднималась рвота, я стремглав выбежал в туалет.
Голиков проводил меня удивленным взглядом и осторожно поднял трубку.
– В чем дело, Серов? Какого хрена так долго возитесь? – сыпал ругательствами наш босс Радкевич.
– Говорит не Серов, это Голиков.
– А где твой начальник? Почему он не отвечает на мои звонки? Что у вас творится? Все банкоматы не работают.
– Борис Михайлович, сбой произошел по вине Серова.
– Это не сбой, а диверсия! Я терплю убытки, а вы ни черта не делаете.
– Моей вины нет, за свои действия готов ответить. А вот Юрий Андреевич…
– Что ты мямлишь, говори четко.