– Отстань, анафема. Не богохульствуй. Духовному сану дозволено господом богом читать священные писания.

– Читай!
– ударил кулаком по столу начальник полиции.

Священник взял листовку:

– Что ж... Можем и прочесть. В моих руках послание брянских и смоленских партизан. Они поздравляют вас с рождеством и пишут, что хотят поскорее с вами встретиться и поскорее видеть вас на осинках.

Начальник полиции выскочил из-за стола:

– Ах вот что ты принес нам, святой гад! А ну, хлопцы, задрать ему рясу да прутьев, лозовых прутьев побольше сюда.

Несколько дюжих полицаев схватили священника, положили на лавку и накрепко привязали его ремнями, веревками к ней. Два молодых полицая принесли по охапке заиндевелых лозовых прутьев.

Терпеть муки никому не приятно - ни святому, ни простому смертному, и потому священник, не ожидая, пока взвизгнут прутья, заговорил:

– Видит бог, противиться вам, олухам, бесполезно, ибо если нечистый попутал кого, то он будет путать его до конца. Но всяк, вознамерившийся поднять руку на раба своего, должен спросить: а справедлив ли суд его, а не обрушится ли после кара господня на самого себя?

– Говори, говори, мы слушаем тебя, - засучивая рукава рубашки, кивал начальник полиции.

– Так я и говорю, что, чиня сие кощунство, вы берете на души свои тяжкий грех, ибо всевышний видит, что лежащий в посрамлении перед вами свят и непорочен. Разуйте очи свои и гляньте на листовку. На ней следы клея. Я ее в вашем селе со стенки снял.

Начальник полиции выхватил из рук конвоира листовку. Да. На углах ее были рыжие пятна клея. Левый нижний угол вовсе оторван.

– Черт возьми! Да она же в самом деле содрана со стенки. Где она висела? Говорите, где?

– На стенке храма.

– Не может быть!

– "Не может". Плохо службу несете, олухи царя. Пройдитесь по улицам. На каждой избе сия листовка висит. Это говорит вам священник БЕИПСА: может, слыхали о нем?

Начальник полиции потряс над головой кулаками:

– Пьяницы! Бабники, так вашу ять! Вон из хаты! Вон!!!

Он кинулся к священнику, ножом разрезал ремни, веревки.

– Ваше священство! Извините. Ошиблись, сукины сыны. Разгильдяи! Я им, стервецам, покажу! Шкуру спущу! Забудем, батя, земные грехи. Прошу вас к столу. Отведайте в честь рождества. Сальца вот, грибков, гусачка... Да и черепочку с морозцу пропустить не грех.

– Я с превеликим удовольствием приму и то и другое, - ответил поп.
– Но перед тем как заняться трапезой, я просил бы вас отдать распоряжение вырубить на льду озера крест, то есть приготовить для крещения воды иордань. Киевско-Ахтырская епархия специально прислала меня к вам.

– Слушаюсь, ваше священство!
– вытянулся начальник полиции.
– Сейчас распоряжусь.
– Он выглянул в сени и крикнул: - Эй, часовой! Аллюр три креста к Хлору Мурашке и скажи ему, сучьему сыну, чтоб сейчас же весь свой взвод бросил с пилами, лопатами, топорами на озеро и готовил святую иордань. Скажи батюшка приехал. Сам епископ! Все! Нет, погоди. От Мурашки заскочишь к гундосому Хведьке. "Какому, какому?" Ну, к тому полицаю, которому нос перешиб партизан. Так вот скажи ему,

чтоб немедля лез на колокольню и бил в колокола, скликал весь гарнизон на иордань. Валяй! Пулей мне. Кыш! Вернувшись за стол, кривой наполнил стаканы.

– За встречу, ваше священство!

– За рождественскую ночь, - поднял стакан поп.
– Поехали!

Кривой придвинул батюшке недоеденного гусака.

– Ну как самогоночка, святой отец?

– Дурно пахнет, но ничего. Может, примем сразу и за деву Марию, родившую Христа?

– С удовольствием, ваше священство. Прошу!

– Поехали!
– кивнул поп.

Кривоглазый поперхнулся, выпил не все. Священник БЕИПСА поспешил пристыдить его:

– Э-э-э! Нехорошо. Не выпить за деву Марию преогромный грех!

Кривоглазый шеф полиции махнул рукой:

– Не пошла, бродяга. Не пошла-а. Я вообще, батя, беспричинную пьянку не терплю.

– Почему ж беспричинную?
– развел руками поп.
– Причин у нас с вами премногое множество есть. Коль начали пить за деву Марию, то выпить за мать святую богородицу и сам бог повелел. Да и двенадцать апостолов обходить грешно. Так что ваше здоровье. Аминь!

Тост за сорок сороков - сорок мучеников отец Ахтыро-Волынский предлагать не стал. Начальник полиции был доведен как раз до такой кондиции, которая была и нужна. Выпив посошок, они уселись в поданный к крыльцу избы возок и отправились на озеро.

– Мой гарнизон, батя, самый крепкий, самый грозный в Брянских лесах, обнимая священника, хвастался кривой бандит.
– Я всех бью в хвост и в гриву, в гриву и в хвост. Я скоро всех расшибу. Весь Брянский лес очищу! Я тут буду хозяин! Я - Филька Черепков! Вы, батя, не думайте, что я лапоть, мужик. Я в Германии специальную школу прошел, и подчиненные мои не лопухи. Моя гвардия! Моя школа! Это только ноне тово... Выпили малость в честь рождества. Но опять-таки ради зоркости я лично только по одной бутылке на брата разрешил.