Но он знал и другое: логику спецслужб далеким от всего этого людям понять трудно.

Как бы там ни было, Хайнц себя уговорил: никакой тайны, ставящей под угрозу безопасность Шведского королевства, он своим кукловодам не откроет.

Разумеется, понимал, что именно так рассуждают все информаторы. Зарывают голову в песок и делают вид, что не понимают, как из фрагментов пазла, которыми они снабжают своих работодателей, где-то там, в тайных кабинетах, складывается цельная картина. А может, даже и не делают вид, а и в самом деле не понимают. И, самое главное, не хотят понимать.

Первое время он ни в чем не сомневался – сказывалась выучка. Он даже был готов выполнять и другие, куда более рискованные задания. Но шли годы, и его романтический идеализм постепенно поблек и выветрился. Он все больше и больше сживался со страной, в которой поселился. Стал шведом. И перестал сознавать себя коммунистом, посвятившим жизнь борьбе за счастье всего человечества.

А очень скоро замолчал и Центр, как старый радиоприемник, в котором сгорела какая-то лампа.

Свернул на узкую грунтовую дорогу к Шельшё. Обломившийся сук, который он убрал с дороги в последний раз, так и лежал на обочине. Только теперь был покрыт толстым слоем снега.

Быстро стемнело. Он оставил машину около огромной ели и вышел в зимний мрак.

Очень холодно. Собачий холод, как говорит его сын Ханс. Ниже двадцати. Расход электроэнергии колоссальный. Сотрудники «Форсмарка» стараются изо всех сил, наращивают мощности. Если такие холода удержатся, придется покупать электроэнергию в соседних странах или, что еще хуже, запускать законсервированную мазутную ТЭС в Карлсхамне.

Он вышел на знакомую поляну с большим, оставшимся после ледникового периода валуном в центре. На снегу – цепочка следов, едва присыпанных снегом.

Кто-то из Центра.

Хайнц перевел дух, чувствуя, как в нем закипает злость.

А может быть, плюнуть на все, развернуться и ехать домой? И забыть все это дерьмо?

«Хорошо бы…», – подумал он, машинально надевая перчатку. Выгреб снег из щели в валуне и достал запаянный пластиковый конверт.

Подумал немного, осмотрел со всех сторон. Стандартный конверт, именно в таких почта отправляет боящиеся сырости предметы.

Когда Хайнц прочел, что там написано, он взвыл от ярости.

Они украли его молодость. Они напичкали его своей ложью. Они сделали его самого лжецом и предателем. Двадцать лет они забавлялись с ним, давая понять, что все, игра окончена – чтобы теперь за несколько дней разрушить все, что он с таким трудом создавал. Семью, карьеру… Друзей на станции. Они там, в Центре, хотят, чтобы он их предал? После стольких лет неомраченной никакой ложью дружбы? Неужели они считают его их слугой? Дворовым псом, выполняющим любой, даже самый пакостный приказ хозяина? Считают, что он по-прежнему верит той лживой пропаганде, которой они его напичкали?

Первым его желанием было выбросить этот конверт в снег, затопать ногами и выкрикнуть все, что он думает о своих работодателях. Разбить в кровь кулаки об этот проклятый валун.

Можно проще.

Он сунул руку в карман куртки, достал ручку и написал по-русски:

С МЕНЯ ХВАТИТ.

Сунул конверт в расщелину, расстегнул ширинку и помочился на свои следы.

Сонни отхлебнул глоток остывшего кофе и потихоньку оглядел присутствующих. Сотрудники внимательно слушали Бёрье – тот, не прекращая говорить, чертил на белой доске замысловатый алгоритм контртеррористической деятельности. Кружки и прямоугольники, соединенные бесчисленными и беспорядочными стрелками. Жизни не хватит разобраться. Наверняка вынес с последних курсов по менеджменту, куда их всех теперь регулярно посылают.

Перед глазами стоял окутанный снежной пеленой массивный силуэт русского посольства с таинственно светящимися окнами. Массивный и непостижимый, как и сама Россия.

Приоритеты изменились. Ради бога, ловите ваших террористов, но не думайте, что русские спят на печи только потому, что арабские подростки с промытыми мозгами мастерят самодельные бомбы в подвалах.

Скорее наоборот. Русский медведь проснулся. Он уже не лежит в берлоге, как в девяностые. Он бродит по городу, и каждый, у кого есть хоть капля аналитического ума, видит его. Беда в том, что принимают его за сбежавшего из цирка ручного мишку.

– Сонни?

Он встретился взглядом с Бёрье и вдруг сообразил, что в зале уже несколько секунд стоит полная тишина.

– Да?

– Ты спишь?

– Нет-нет… я только…

– Я спросил, как там дела у оперативников в Ринкебю. Ты же побывал там, надеюсь?

– Да… да. – Сонни вспомнил трех парней в наушниках. – Они сидят в железной коробке и ведут Ахмеда Хассана, гражданина Египта. Сидят и ведут.

– И что? – когда Бёрье раздражается, его сконский акцент становится особенно заметным. – Твоя оценка?