Шрифт:
– Я приготовил, всё здесь, там хватает. Для осмысления. А навыки? Он уверенно, явно не впервые, производит сборку-разборку всей стрелковки, включая пистолеты. Всё, что дали. Стечкина-то где он мог видеть? Просил прислать М16 или глок какой-то, тоже говорит вертел в руках когда-то. И я ему верю, что самое интересное! Он знает, как стрелять из «Мухи» и как укладывать парашют. Владеет какими-то зверскими приёмами допросов и устрашения. За три секунды из веревки делает наручники. Рассказал, причем толково, про пять способов изготовления взрывчатки из химикатов гражданского применения, нарисовал варианты изготовления замедлителей и взрывателей из бытовых предметов. А как он разговаривает? Это нечто, Сергей Андреич! Это необъяснимо. Завораживает. И очень страшно поверить, что все это правда…
– Возможно у него феноменальная память. И его всё же где-то подготовили. Мы ж даже догадываемся где, а?
– Нет, Сергей Андреич, это явно другое. Это очень естественно, мы бы фальшь почувствовали. И ещё… он утверждает, что как раз память у него не очень. Нарушения мозгового кровообращения и прочее. Да и сознательно он, мол, многое старался забыть навсегда.
– Юлит?
– Возможно. Но не похоже. Он часто выглядит очень уставшим, с трудом подбирает слова – вы, говорит, всеравно не поймете. Но иногда его несёт. Не остановишь. Какой-то подвид ностальгии. У него частые перепады настроения. Иногда энергично, напористо, иногда просто отрешённо. Похоже ещё…
– Ну? Не затягивай.
– Похоже, ещё, что в нас он нашёл благодарных слушателей. Мы выбрали удобную для всех форму проведения бесед. Он надевает тёмные очки, берет кофе, сигареты и садится лицом к окну. Мы видим его почти со спины, это более органично, чем смотреть на подростка и спрашивать его о башкирском сепаратизме или о проститутках Таиланда.
– О как! Так он же не курит? Спортсмен.
– Оба они курят! Но Бондаренко пачку на три месяца, без затяжки и больше на публику, а Бонда может и за день пару пачек выкурить. Сказал, кстати, что через десять лет болгарские сигареты будут стоить в сотни раз дороже, но будут полной дрянью. А еще через десяток уже и американские… станут как водоросли. Пропитанные химией.
– Значит, бросим. Ладно, поиграемся пока… Все равно ждать. Давай мне всё по нему за эти дни, ознакомлюсь подробнее. Давно не брал я в руки сказки!
Глава 30. Надежда и будильник
– Развести на нехорошее несложно, если народ тупой, – сказал Бонда не вставая, – тем более что план, как стравить, был сто раз отработан в других регионах. Если уж хохлов умудрились раскачать, то уж наш-то край, где мечетей, пожалуй, поболе, чем православных церквей, а в любом классе половина – татары с башкирами, только в путь…
– У нас, кстати, так и началось, – согласился Рамиль. – В первую ночь сожгли поклонные, или как их, кресты на окраинах города. На вторую – мечеть.
– Вот даже не удивлюсь, если это сделали одни и те же люди, – усмехнулся Бонда. – Всегда говорил, что нельзя так демонстративно верить. Настоящая вера и религия пересекаются, но не у всех.
– Циник ты, ничего в тебе святого! – сказал Наглер.
– Продолжай…
– Чего продолжай?
– Ничего во мне святого… не осталось, так? – ухмыльнулся Бонда. – Только надежда на будильник.
– На какой еще, нахрен, будильник?
– Да так, не обращай внимания. Проснуться хочу. Забыли. Туплю маненько – голова болит. А про провокации, это – опыт. Ничто не ново под луной. Вильнюс, Москва, Нюёрг, Киев… Далее везде: казань-рязань и юрюзань. Для подбадривания процесса…
Бонда хлопнул на щеке очередного комара, посмотрел на размазанную на пальцах кровь, и проговорил:
– Надо Спице сказать, чтобы нашла в городе репелленты. Спецмази мы от Ходырева никогда не дождемся. – Он помолчал, и, глядя на озеро, вдруг объявил: – А в Германии комаров нет!
– Как нет? – вскинулся тощий парень с позывным Зяма.
– Совсем нет! Вывели. Вроде как еще в прошлом веке.
– Вранье! Не бывает такого! Ты ж там не был, они тебя и не кусали. А написать можно всё, что угодно!
Все, кто это услышал, повернули головы: перебор, Зяма!
– Я там был, – спокойно ответил Бонда. – Причем первый раз еще в конце девяностых, марки застал. Кроликов видел. Диких, прямо в городах, на газонах. Оленей видел в специальных парках. Рыжих, вон как Гиря. Даже пельмени с олениной ел. Крысу видел в Кёльне, мельком. Комаров не видел.
– И не ел?
– И не ел! И они меня не ели. Хотя там масса водоёмов: Райн, прудики, лебеди, уточки. Но этих тварей не было. И мух, честно говоря, не помню. Зато помню мух в армии. Вот это были мухи!
– А, понятно: в армии ты мух ел? – не унимался Зяма.
Несколько человек засмеялось, но по-доброму, незлобиво. Остальные затихли и прислушались. Возможно, назревал обычный словесный пинг-понг, и в хорошем настроении Бонда близким мог простить и не такое, но кто его знает, чего у него сейчас в башке. Юмор – штука хорошая, но на передовой неловко брошенное слово могло привести к непоправимому. Молодой Зяма похоже в тонкостях окопного юмора не разбирался. Но сегодня ему повезло – Бонда был великодушен.