Молодые люди подошли, с явным интересом разглядывая Андриевского. Один был мулатом, другой — высоким худым блондином скандинавского типа. Первый в черном костюме, второй — в белом.

— Мы просим прощения за то, что побеспокоили вас, Михаил Игоревич, сказал мулат. — Но мы бы не стали нарушать вашего уединения, если бы оно не было вынужденным.

— Садитесь, — проговорил Андриевский, — и представьтесь.

— Студенты КИПСИНа Франц Шено, — мулат слегка наклонил голову, — и Александр Бордин, — он указал на блондина, который тоже отвесил поклон.

Они уселись напротив.

— Михаил Игоревич, вы знаете, что киевское студенчество очень интересуется вашей личностью, — начал Шено. — Между тем, ваша теория находится под негласным запретом. Ее вроде бы никто не запрещал, но в то же время создается впечатление, что ее вроде бы не существует. У нас есть ваша книга, но она тринадцатилетней давности, а нам интересно, чем вы живете сегодня. Мы знаем, что за эти тринадцать лет состоялось несколько судебных процессов, а это означает, что теория проверялась на практике и, следовательно, развивалась. Студентам же ничего об этом не известно. Поэтому мы решили взять у вас интервью для студенческого ежемесячника.

«А ребята волнуются, — подумал Андриевский. — Что ж, это понятно. Неуловимый беглец, романтическая личность перед ними. Раньше они бы меня просто не нашли».

— Спрашивайте.

Шено щелкнул клавишей магнитофона.

— Изменились ли ваши взгляды за прошедшие тринадцать лет? — спросил Бордин. — Что нового вы внесли в свою систему?

— Ничего. Взгляды не изменились. Со всем, что есть в книге, я полностью согласен и сегодня.

— Считаете ли вы свою деятельность безопасной? Не поколебал ли последний суд вашу прежнюю уверенность?

— Вы, очевидно, имеете в виду не сам суд, а мою ошибку во время визита к Болотникову. Да, я ошибся. Но эта ошибка, я по-прежнему уверен, никак не повлияла бы на стабильность и все такое прочее. Она могла сказаться только на мне. Что и произошло.

Бордин на мгновение задумался.

— Как вы сегодня определите цель своих диалогов? Не конкретную, а более общую, скорее даже цель всей службы «Диалог», если бы она была создана?

— Равенство, — не задумываясь, ответил Андриевский. — Равенство между плоскостями. Равенство между людьми в одной плоскости практически достигнуто. На это человечеству потребовалось очень много лет. Следующим шагом может стать равенство между людьми в разных плоскостях. Физическое равенство, естественно, невозможно. Но духовное… В конце концов, счастье не настолько зависит от материальных ценностей, как нам кажется. Конечно, для этого нужно много сил и времени, для этого нужна большая служба, равная по значению и по классу КС. Пока это только моя фантазия, чрезвычайно далекая от действительности. Но кто знает…

— В чем вы видите перспективы развития именно практического применения вашей теории?

— Ну, например, я совершенно не представляю себе, можно ли вести диалог с объектом непосредственно из подсознания самого объекта. Пробовать я боялся, опасаясь, что это приведет к шизофрении или иным психическим расстройствам у объекта. Вмешиваться в сознание наугад нельзя. Но я не исключаю, что такой путь есть и когда-нибудь после должной теоретической проработки он будет взят на вооружение.

— А как тогда быть с пиратством, Михаил Игоревич?

— Захват тела — это не вмешательство в сознание. Я всего лишь краду у хозяина один или несколько дней. К сожалению, у меня сейчас нет другого выхода.

— Михаил Игоревич, когда я спрашивал о перспективах развития меня интересовала судьба «Диалога» в ближайшем будущем, завтра. Иначе говоря, каковы ваши планы, что вы намерены делать дальше?

— Может быть, при известных обстоятельствах, это не очень тактичный вопрос? — вклинился в разговор Шено.

Андриевский внезапно хлопнул ладонью по столу.

— Выключите запись, — прохрипел он.

Шено послушно нажал «стоп».

— Хватит! Если вы Контролеры — уходите. «Диалог» умер. Я больше никуда не денусь, я вам не опасен. Что еще от меня надо?

Шено опустил голову, Бордин удивленно глядел на Андриевского. Возникла неловкая пауза.

— Мы не хотели, чтобы умирал «Диалог», — наконец произнес мулат. — Мы хотели бы стать вашими учениками. Поклонников Андриевского в институте очень много, Михаил Игоревич.

Андриевский заглянул в глаза одному, потом другому. Фальши не увидел. Напротив, увидел то, что очень хотел увидеть хоть в чьих-то глазах вот уже три недели.

— Я последний, — сказал он уже совсем другим тоном. — Когда мы начинали дело, нас было восемь человек. Остался я один. Я последний, и я тоже скоро уйду. Очень скоро.

— Почему? — спросил мулат.

Андриевский тяжело вздохнул. Достал и вложил в руку Шено инфордиск.

— Вот, возьмите. Здесь все изложено: почему, как и что. Не хочу сейчас об этом. Это не главное.

Он еще раз внимательно посмотрел на своих собеседников и неожиданно рассмеялся.

— Я вас первый раз вижу. Я не знаю, на что вы способны. Я не работал с вами и нескольких дней.