Кормиться благами земли.

Знать, головою неповинной

По эшафоту простучать...

Я ж не умею вполовину

Ни говорить и ни молчать...

Думаю, что, к примеру, для Валерии Новодворской вышеприведенные строки - свидетельство безнадежной жизоидности. Шиз не шиз, но какой-то момент инфантилизма явно просматривается. Но ведь не стыдно ж! Потому что и сегодня, когда, попросту говоря, все так плохо... И сегодня на людей с Запада смотрю как на обделенных...

Чем, спрашивается?

Если спрашивается, то, конечно, ответа быть не может, потому что нормально живут и будто бы даже процветают... А мы никак толком и цвета набрать не можем. Напротив, теряем по миллиону в год населения... Зато у нас будто бы все еще впереди, а "они" вообще живут без "переда", одним "нынче" живут, и нешто это жизнь!

А мы? Перефразируя песенку из шутовского кинофильма: "Мы не пашем, не сеем, не строим, мы срамимся общественным строем!"

Раньше тоже многие ничего путного не делали, но строем гордились, то была почетная и денежная профессия - гордиться строем. Бовины, арбатовы, боровики, стуруа, познеры - несть им числа, профессиональным гордецам строя. Нынче они все аналитики, политологи, не стыдясь смотрят на нас из телеящиков и вещают, вещают...

Одному такому "гордившемуся", только рангом ниже, удалось задать вопрос:

– Как же ты жил, такой-сякой?

Ответ был великолепен:

– Если хочешь знать, я все понимал в сто раз лучше тебя. А говорить то, что думаешь, означало работать на разрушение.

– Но разрушение-то состоялось.

– Зато без моего участия.

– А может, оно потому и состоялось, что ты двуличничал?

– Недоказуемо!

Подобным лукавством, как пикантной приправой, сдобрено большинство мемуаров бывших "советских". Читать их утомительно, а часто и просто противно.

Но вот передо мной счастливое исключение - мемуары Станислава Куняева. Современному человеку интересны безусловно. Но вдвойне будут интересны исследователю не столь уж отдаленного будущего, каковой озадачится восстановлением идейно-духовного состояния советских людей, точнее советской интеллигенции на переломе эпох. Куняевские воспоминания интересны именно в силу их откровенности, порой как бы не в пользу автора - по первому суждению, но чем далее, чем глубже погружаешься в духовный мир советского поэта, тем большим уважением проникаешься к автору, не поставившему своей задачей "причесывать" и смятенность ума, и противоречивость мыслей и поступков, и если автор где-то слегка лукавит, то лукавство это вторично и полуосознанно в сравнении с великолепно выписанными картинами советского писательского бытия, образами современников... Кого я лично не знал, те так и останутся в моем сознании с подачи Куняева.

И наконец, каким прекрасным языком все это изложено! Дай Бог иному современному прозаику достичь подобной точности и незаменимости слова, сочности и художественной достаточности в изображении и природы русской и русского быта, и все это без многословности и вычурности, чем грешат ныне и начинающие, и маститые - как редактору литературного журнала, мне ли не судить...

Прочитав от корки до корки двухтомник, я словно бы просмотрел иллюстрации к собственным соображениям по поводу трагедии сознания типичного советского интеллигента. Эта трагедия - предмет исследований будущих социологов, поскольку в том же, в значительной мере, и трагедия бывшего советского общества в целом.

Александр Проханов где-то признавался, что чем дальше, тем больше он чувствует себя советским человеком. С.Куняев мог бы сказать о себе то же самое еще с большим правом.

Отдадим должное - коммунистическая власть умела воспитывать нужные ей кадры и сохранять их в состоянии искренней влюбленности в бытие, ею сотворенное.

Лишь по поводу обращаясь к эпохе 30-х годов, с каким вдохновением пишет С.Куняев о пятилетках, о великих стройках коммунизма - индустриализации и коллективизации и, конечно, о Великой Победе - в целом о достижениях народа под руководством партии, той самой партии, которая, не отказавшись ни от одного своего программного постулата, в итоге привела страну к катастрофе. Вот эта поразительная способность, или, напротив, неспособность видеть процесс в его последовательной закономерности- специфика мышления людей, как бы навсегда заданная всей мощью советской пропагандистской машины, не оставив шанса собственно историческому мышлению, когда искренняя потребность человека желать добра своей стране и народу безнадежно парализована идеализированным видением прошлого.

Должен сказать, что Станислав Куняев начала девяностых, когда я имел с ним довольно тесное общение, и автор этих прекрасно написанных воспоминаний - это не один и тот же человек. Тогда, в девяностых, вышедший из партии, как и большинство советских писателей, мучим был он и раним противоречиями, кои видел в собственной жизни, интуитивно догадываясь о взаимосвязи общей позиции русской интеллигенции в системе разлагающейся власти, говаривал или проговаривался о сомнительности тех или иных альянсов с правящей партийной верхушкой - в целом был довольно близок к системному пониманию трагедии коммунистического эксперимента в России. Главное - было у него ощущение трагической взаимосвязи цели, сколь прекрасно она ни звучала бы, со средствами ее достижения в том смысле, что не только цель не оправдывает средства, но средства способны преобразовывать цель. Наши случайные разговоры на эту тему помню почти дословно...

Нынче нет. Нынче С.Куняев - обличитель настоящего и певец прошлого, и между прошлым и настоящим он уже не видит и принципиально не хочет видеть взаимосвязи. Нынче он - борец...

Мне, конечно, трудно без улыбки читать следующие строки:

"Я начинал чувствовать себя человеком, которому судьба предназначила именно этот путь, путь долгой жизни и тяжелой борьбы".

И далее:

"Но мне все больше и больше становились нужны не просто друзья-поэты, а соратники по борьбе, не пропивающие ума и воли, люди слова и долга, готовые к черной работе и к самопожертвованию".