За стеной взрывается Федюля:

– Да пошел ты!
– И спускает воду. Общение прерывается.

Следующий весь день я пишу "заяву" в областную прокуратуру от имени Федюли, вскрывая вопиющую недобросовестность следствия и суда в рассмотрении "настоящего дела". Требую отмены приговора и возвращения дела на стадию следствия с полной заменой следственной бригады.

Столь далеко ушел я от заявленной темы, наверное, по причине "особой памяти" моего пребывания на свердловской пересылке. Уже и откормленный и выздоровевший уходил я на этап по направлению Пермь-Соликамск-Пермь-Чусовая и, наконец, "домой", в свою "тридцать шестую особую", откуда летом 87-го самолетом был доставлен в Москву - в Лефортово, а через три месяца освобожден.

Но в последнюю ночь моего пребывания у "смертников" состоялся тот самый разговор с бородатым Саней в камере напротив, тот самый, что впервые в жизни "столкнул" мое всем объемом рационализированное сознание с иррациональным, "непереваренным" до сих пор.

Саня утверждал, что всегда был верующим. И теперь через кормушку демонстрировал мне бумажные иконки и Новый Завет, который уже "назубок", но все равно перед сном - чтение. Знать, только смертники могли в те времена иметь в камере то, чем владел Саня. Религиозность не помешала ему в его тридцать два иметь две "ходки" за поножовщину. Выйдя после второй в 80-м, уже через полгода - новая драка, и на этот раз за ним уже один труп и один "урод". Никаких сожалений или покаяний в разговоре. И не по причине жестокосердечия, а потому, что не принято...

– Слушай, Леха, что я тебе скажу, и запомни так, чтобы и меня вспомнить, когда время придет. Свой срок ты сидеть не будешь. Запомни! В общем, немного посидишь, конечно, а потом свобода. Щас как хочешь понимай, потом поймешь по-другому. Значит, такая хреновина: в 80-м в ночь перед освобождением было мне сообщение... Ну, в общем, неважно как... Сказано было так, что скоро в русском царстве один за одним подохнут подряд три царя. А четвертый придет меченый. И тогда всему тому бл...у марксистскому придет полный ...! Сечешь? Два уже сдохли. Как только Андропов сдохнет, готовься на свободу. Придет меченый. Ты понял?

– Что значит "меченый"?

– Не знаю, Леха. Если до того не шлепнут, оба узнаем. Про то все я слышал, как тебя сейчас. Даже лучше. Будто кто-то прямо в ухо говорил, аж щекотно было. Знаешь, я в ожидаловке уже четыре месяца. Шансов, честно, ноль. Шлепнут в натуре. И чо жаль? Да это самое - что не увижу. Так, Леха, жаль, что хоть яйцо прищеми!

Я что? Я только отшутился. Побереги, сказал, не прищемляй, если не шлепнут, пригодится.

Великие святые подвижники - каким напряжением духа получали они Откровение Духа Наивысшего! При том сколь многозначны, сколь разнотолкуемы были полученные ими свидетельства Бытия иного! А тут, значит, уголовнику-рецидивисту прямо в ухо - нате вам по вашим понятиям без всякого многозначения и всего лишь с одним "темным" словом - меченый... Нате вам про судьбу Царства Российского всю правду-матку на ближайший исторический период! Даже обидно как-то... Это если всерьез принять...

Конечно же, бред смертника я всерьез не принял. И когда уже в зоне узнал, что умер Андропов, про Саню и его "бредятину" даже не вспомнил. Но помнят ли любители почитывать газетки, что первые портреты Горбачева, в газетах по крайней мере, были ретушированы. И когда нам было разрешено раз в неделю смотреть "зонный" телевизор, и когда я впервые увидел сверхнеобычное, на лоб сползающее родимое пятно нового генсека - вот тогда пережил сущее нервное потрясение, вспомнив Саню со свердловской пересылки. Все мое нутро протестовало, бунтовало против такого вопиющего совпадения, виделся в нем некий наглый вызов всему моему жизненному опыту, каковой весьма ценил и полагал, что он, опыт мой, знания мои - ведь когда-то всю мировую философию перелопатил - и, наконец, плохо ли, хорошо ли, но и Православию я не чужак, уйма чего прочитано, осмыслено и пережито, но при том никаких предчувствий ни через душу, ни через разум... Никакой логикой не просчитывается скорый крах режима, все на своих местах, ничто нигде не трещит и не осыпается...

Подавляющее число зэков моего времени не сомневалось в том, что когда-то режим рухнет, дружба народов сменится резней народов, ибо все границы искусственны, что нищета обрушится более прочего на Россию, "сосущую кровь из покоренных и завоеванных народов и теперь лишенную института донорства". Что только Америка своим экономическим могуществом и великим военным потенциалом, вмешавшись, сможет навести порядок на той самой "одной шестой"... Напоминаю еще раз: политзэки моего времени - это либо националисты, либо демократы американского одушевления. По большинству принципиальных вопросов судьбы России меж ними разногласий не было.

Однако ж таким вот образом все это представляя и воображая, никто не говорил о сроках. Никто не видел предзнаменований... Говорили о скором будущем, но, по крайней мере, сроки свои жуткие готовились и готовы были отсидеть полностью, если прежде помереть не придется.

Это только Станислав Юрьевич Куняев еще в восемьдесят втором уже слышал треск "несущих конструкций". "Прослушивая" добросовестнейшим образом всю "одну шестую", "слухачи" из ЦРУ ничего подобного не слышали, как явствует из опубликованных документов, и кропотливо строчили рецепты для долгосрочной, затяжной игры...

Ну, кто еще?..

Игорь Вячеславович Огурцов в 63-м "научно" обосновал неизбежность коммунистического краха. Сроки же были плавающие...

Андрей Амальрик чуть позже предсказал срок, но без малейших обоснований, и работа его была скорее этаким вызовом режиму, чем приговором.

Диссиденты, отсидевшие и несидевшие, уезжали "за бугры" с уверенностью, что навсегда...

И лишь Солженицыны твердили упрямо: "Вернемся"! А.И. Солженицын, безусловно, не сомневался в неизбежности краха, когда говорил, что после падения коммунистов стране следует еще какое-то время пребывать в авторитарном режиме, дабы предотвратить структурный развал. Но нигде ни слова о сроках.