Разумеется, я не знала. Я в магазине продукты по акции покупаю. А тут «Порше»…

– Здесь переход, – попробовала объяснить я, но мой голос прозвучал тихо и больше напомнил овечье блеянье.

– Тупая идиотка, – сделала вывод блондинка и, громко хлопнув дверью, села обратно в машину. Она гневно нажала на клаксон, требуя уступить дорогу. Дождь усилился. По лицу потекли струйки воды. Блондинка опустила боковое стекло и заорала:

– И хрен ли ты стоишь?! Свали с дороги, придурочная! Я тебе сейчас все кишки об асфальт разотру! И где вас только таких конченых берут?

Я наконец-то опомнилась и отошла в сторону. Закончить свой день на столе из нержавейки я не планировала. «Порше» моментально сорвался с места и умчался, набирая скорость. Спустившись в метро, я бросила взгляд на отражение в зеркале. На меня смотрела женщина-панда. Дешёвая тушь расплылась изящными кругами вокруг глаз. Я достала салфетки из сумки и принялась оттирать косметику с лица. Это заняло немало времени. Тушь, которая плохо держалась на ресницах, в кожу въедалась просто намертво. Я взглянула на часы и поняла, что опаздываю, а слушать нотации от Марины Павловны, нашего воспитателя, совершенно не хотелось.

Заскочив в вагон, я плюхнулась на ближайшее свободное место. Напротив меня сидела парочка подростков лет пятнадцати в одинаковых кедах. Девчушка трогательно прижималась к долговязому парню, а тот с нежностью перебирал ей пальчики на ладошке. Я невольно засмотрелась на них. Это было так искренне, так романтично.

– Расселись тут, – недовольно буркнула женщина лет сорока, пытаясь наступить парню на белые кеды. Тот вовремя успел убрать ногу. Оставшись морально неудовлетворённой, женщина нехотя проследовала дальше. Подростковая любовь вызывала у неё лишь раздражение.

В следующий автобус я едва втиснулась. Мне пришлось ехать зажатой между дверьми и обрюзгшим вонючим мужиком. Воду в Москве отключают только летом, но, видимо, мой спутник готовился к этому мероприятию заранее, обходясь без воды неделю-другую. От вони почти резало в глазах, и я считала секунды до обретения свободы. Поездка на работу в столице порой превращалась в увлекательный квест «Остаться в живых».

На работу я всё же опоздала. Марина Павловна говорила в коридоре с какой-то женщиной.

– У нас новенький, – обратилась ко мне воспитатель. – А это наша няня Венера.

– Венера? – переспросила женщина, пристально меня разглядывая. – Какое странное имя. Вы нерусская?

– Ну конечно, русская! – заверила Марина Павловна. – У нас весь персонал славяне с московской пропиской.

«Чего нельзя сказать о детях», – подумала я и повела переодевать новенького.

Наш садик был филиалом крупной сети и позиционировался как центр для одарённых детей. Конечно, если вы готовы каждый месяц отстёгивать нехилую сумму. Мы снимали большой трёхэтажный дом в частном посёлке. На первом этаже у нас была столовая и прачечная, на втором – две игровые, одна из которых легко трансформировалась в спальню благодаря четырёхъярусным кроватям. Они походили на гигантские комоды, где спальные места выдвигались словно ступеньки. На третьем этаже располагались спальня охранника и кабинет директора. Последний появлялся тут крайне редко, предпочитая ездить с другого конца Москвы лишь при крайней необходимости.

Правительство клятвенно обещало открыть метро ещё в прошлом году, на что учредители и делали ставку. А пока сюда ходили лишь дети из посёлка, всего одиннадцать человек. Одна на всех группа для детей в возрасте от двух с половиной до семи лет. Половина с трудом говорила в силу возраста, другая половина плохо говорила по-русски в силу национальности. Так как рядом был строительный рынок, большинство жителей были таджики, узбеки, дагестанцы и курды.

Трёхлетний Артур, совсем как взрослый мужик, первым делом продемонстрировал мне свою машинку и писюн. Переодев пацана и отправив его наверх к другим детям, я поспешила на кухню помогать поварихе накрывать столы к завтраку. Людочка крутилась у плиты. Это был единственный человек в садике, который любил детей.

– Привет, Люд!

– Доброе утро! – улыбаясь, ответила та. – Сколько вас?

Люда улыбалась всегда. Я не видела более жизнерадостного человека. Она искренне получала удовольствие от работы, от дождя за окном, да и от жизни в целом.

– Пока восемь, если опоздунов не будет. Новенького привели. Что у нас сегодня?

– Овсянка, сэр! – отрапортовала она. – Вернее, мэм!

Я быстро расставила тарелки по столикам. Сверху послышался топот на лестнице. Это Марина Павловна вела свой табун на завтрак.

– Рони, я кому сказала? Не толкай брата! Лиана, смотри под ноги!

В столовую ввалилась гурьба малышей.

– Рассаживаемся! – продолжала командовать воспитатель.

И хоть завтрак и полдник персоналу не был положен, Люда всегда находила возможность нас подкормить.

– Всё, Венера, – сообщила мне Марина Павловна, усаживаясь за барную стойку и подвигая к себе тарелку манной каши. – Будем называть тебя Верой. Видишь, родители шарахаются? Директор и так грозится нас закрыть. Где их обещанное метро? Одиннадцать детей – курам на смех. Хоть по улицам ходи и за шкирку их сюда притаскивай. У меня в прошлой группе сорок один человек был. А здесь… – Марина махнула алюминиевой ложкой. – В общем, здесь у нас не жизнь, а сахар. Никаких тебе камер наблюдения. Ой, девочки, как я мучилась в своём WonderKid, вы бы знали!