Я не любила запах сигарет, но возразить не смогла.

– Да, конечно, кури. А потом у тебя какие планы?

– А потом я планирую переехать в Москоу Сити.

– Ого, там же нереально дорого снимать, наверное.

Оксана с наслаждением затянулась сигариллой и с прищуром на меня посмотрела.

– Я не хочу, чтоб мне снимали квартиру. Я хочу, чтоб мне её там купили.

Я не нашлась, что ответить.

– Это, конечно, не сразу, – продолжила она. – Но по-другому быть просто не может. У меня одна жизнь, и я не планирую провести её ущербно. Я люблю Москву. И совсем не понимаю москвичей. Ты посмотри на этого придурка! – она махнула в сторону двери. – Это же театр абсурда. Ладно, жили бы где-то в Зажопинске, но здесь! Как можно жить в таком большом городе и игнорировать всё вокруг? Не ходить в нормальные рестораны, закрывать глаза на дорогие машины, проходить мимо красивых домов? Словно всего этого не существует. И это жизнь?! Пашешь на отстойной работе за копейки, жрёшь паршивую еду, бухаешь по пятницам, копишь на взнос по ипотеке, трахаешься с теми, кто не умеет трахаться, и ждёшь, когда ты уже наконец сдохнешь? Нет уж. Это не про меня.

Оксана выкинула окурок в темноту и закрыла окно.

– Ну что, спать?

Я лежала на диване, мне не спалось. Старые пружины сегодня как-то отчётливей давили в спину. За окном снова лил дождь. Душ я приняла, смыв с себя грязь из лужи, а вот почитать не получилось. Но событий хватило и так. Перед глазами всё еще стояла грудь Оксаны. Вот я бы так не смогла: вложить свои сиськи в руки человеку, которого знаю пять минут.

У Оксаны под кроватью беззвучно загорелся мобильный.

– Вот придурок, – пробормотала соседка, посмотрев на экран.

– Надоедливый поклонник? – поинтересовалась я.

– Я думала, ты спишь. Да кретин один, привёз меня из аэропорта. Теперь надеется, что я буду лобызать ему чресла. Пусть спасибо скажет, что я вообще в его «Хендай» села! Мужики после сорока в России – полная некондиция, а самомнение выше, чем Бурдж-Халифа.

– Бурдж-Халифа? – переспросила я.

– О мать! – хмыкнула Оксана. – Дубайская башня – самая высокая башня в мире. Почти километр в высоту. Там внизу шестизвёдочный отель, дизайном которого лично занимался Джорджио Армани.

– Шестизвёздочный отель? А такие бывают? – удивилась я.

– В Дубаях и не такое бывает. Там всё есть. Хочешь море? Хочешь горнолыжный склон? Французский ресторан? Шопинг? Дельфинов? Верблюдов? Вертолёт, яхту, самолет? Золотой унитаз? Там тебе предложат даже то, о чём ты вчера не знала и не думала, что тебе вообще это может понадобиться. Ты понимаешь, сколько там бабла? Они в пустыне горнолыжный курорт устроили! Снег в пустыне! А вы тут огурцы в «Копеечке» по акции покупаете…

– Ну тебе-то хорошо. Ты вон какая… – с лёгкой завистью возразила я.

– Какая? Ты думаешь, быть красивой легко? Подруг нет. Все бабы меня люто ненавидят. Мужики либо боятся, либо пытаются завалить трофейную лялю. Меня мать родная из дома выгнала.

– В смысле?

– В прямом!

– За что? – искренне не понимала я.

– Так вот самое смешное, что ни за что. У нас сначала нормальная семья была. А потом… Помню, мне где-то пять лет. День ещё такой дождливый был и пасмурный. Мы с мамой возвращались домой. Я несла из садика поделку на картоне – косорылого ёжика из пластилина. Мне не терпелось показать его папе. У нас привычка была не запирать входную дверь, если кто-то дома есть. И вот я вырываю руку из маминой руки и бегу в нашу квартиру, открываю дверь, а там отец… Повешенный. Прямо в проходе. Босые ноги висят в воздухе, а на полу лужа. И едкий запах мочи в воздухе.

Я была ошарашена. Оксана замолчала. В таких случаях надо говорить какие-то слова поддержки, но у меня нужные слова почему-то не находились. Я вздохнула с облегчением, когда она продолжила.

– Ни мотивов, ни причин до сих пор никто не знает, да и смысла умирать вроде бы у него не было. Только теперь я постоянно боюсь открывать двери пустой квартиры. Мало ли что там… за ней…

– Мне жаль… – выдавила я из себя.

– Да ладно, уже столько воды утекло, – отмахнулась Оксана. – В общем, мама погоревала немного. А потом появился Дима. Мой отчим. Нормальный мужик. Мы с ним вместе в лес ходили по грибы. На рыбалку меня с собой брал. Так что я и костры разводить умею, и мотыль собирать, и по мху на деревьях ориентироваться. Заблудишься в лесу – зови! Мы отлично проводили время. Я росла, а мать потихоньку начала превращаться в ревнивую истеричку. Её словно подменили. Дима повода никакого не давал, да и я тоже. Но моя фигура и внешность жутко маму бесили. Даже ужинать меня звала после того, как они поедят. Летом жара, а она заставляла меня дома в штанах ходить, представляешь? Шорты были под запретом. Один раз она вообще психанула и изрезала мои шмотки, те, которые у неё фейсконтроль не прошли. Топики, платья в обтяжку, короткие юбки – всё полетело в мусорку. И как только я закончила школу, меня спровадили подальше. С семнадцати лет живу одна.

– А чем ты сейчас занимаешься? – поинтересовалась я. Мне было жутко любопытно, не проститутка ли она. Но вот так напрямую спрашивать было как-то неловко.

– Скажем так, я оказываю эскорт-услуги, – отозвалась Оксана. – Сопровождаю мужчин на отдых за их счёт. Вот, например, с Лучиано мы познакомились по интернету. Он архитектор, живёт в Вероне.

– Ух ты! Как у Шекспира, – восхитилась я.

– Я тебе больше скажу, там даже памятник Джульетте есть. Можно загадать желание, если потереть её грудь. А над памятником балкон, якобы тот самый, под которым ей Ромео стихи читал. Завтра фотки тебе покажу. Мы даже красный замочек в виде сердца купили, написали на нём: «Лучи и Оксана равно сердечко» и повесили на решётку. Там все влюблённые так делают.

– Так у вас всё серьёзно было? – удивилась я.

– С кем? – не поняла Оксана.

– Ну с Лучиано.

Оксана засмеялась.

– Ну если замочек для тебя доказательство любви, то нам не о чем с тобой говорить. Ему от меня нужен был секс, а мне от него – деньги. Это достаточно серьёзно? И почему все держатся за эту любовь, как засохшая гречка за стенки кастрюли? Мы вот отлично проводили время. А в Венецию я и правда влюбилась. Безумно красивый город.

– Говорят, там вода воняет, – вставила я свои пять копеек. За пределы Российской Федерации я не выезжала, и рассказать мне было нечего.