— Устал! — Маргарите Львовне хотелось кричать, хотелось разодрать этому маменькиному сынку физиономию, да и его преподобную маменьку расподдать так, чтоб мало не показалось, но она почему-то молча развернулась и пошла к лифту, не чувствуя ног, хотя все в душе вопило, срывая голос: — Устал он! Детей делать не уставал! На боку лежать не уставал! Господи, что же нам делать-то!

В тот момент она боялась только того, что ее парализует прямо в лифте. Обошлось.

Теперь Таня была тихой городской сумасшедшей. Никому не мешая, не приставая к встречным с разговорами, она стояла на остановке, оживляясь только тогда, когда из-за поворота показывался троллейбус номер восемь — на нем Костя всегда приезжал с работы. Троллейбус открывал двери, выпуская пассажиров, Таня с трепетом всматривалась в лица, надеясь, что Костя появится вот-вот, сейчас, но он не появлялся, и Таня сникала и отходила в сторону. Всегда в одном и том же брючном костюмчике, от старости и пыли уже утратившем первоначальный цвет, тихая, словно забытая хозяином собака, она стояла и ждала.

Однажды рядом остановилась машина, и какие-то пьяные уроды с хохотом принялись затаскивать Таню внутрь — тогда Самвел, хозяин овощной лавочки выскочил из-за прилавка и, вооруженный отломанной от ящика с огурцами доской, отбил убогую и отвел домой. Маргарита Львовна плакала, дети ревели в голос, Таня, как обычно, молчала, глядя в сторону жалким взглядом побитой дворняги, а Самвел ушел и вернулся с пакетом овощей и фруктов из лавочки, и почему-то смотрел так виновато, как смотрят порядочные люди, прекрасно зная, что на них нет никакой вины. У Самвела было двое сыновей, и в их вещах теперь ходили Танины мальчишки — Маргарита Львовна, которая раньше бы наотрез отказалась брать вещи «у этих чурок», теперь плакала и молилась, чтобы Самвел не закрыл лавочку и не уехал в другое место.

В дверь позвонили. Посмотрев на часы, Маргарита Львовна недоумевающе пожала плечами: обычно Таня возвращалась ближе к вечеру, а соседки давно избегали общения с ними, чувствуя какую-то стыдливую брезгливость. Должно быть, распространители какой-нибудь бросовой ерунды по цене люксового автомобиля — только их не хватало для полного счастья. Наскоро обтерев руки полотенцем, женщина прошла в коридор, открыла дверь и остолбенела, не понимая, что происходит. Ее Таня прошла в квартиру уверенным быстрым шагом, таким, каким двигалась раньше, в юности, и в ее лице сейчас не было ни капли робкого сумасшествия.

— Мам, — сказала Таня, на ходу сдирая с себя грязный изношенный пиджачок и стягивая через голову водолазку, — я в ванну. Это просто ужас какой-то, мам.

Маргарита Львовна ощутила, как на какую-то долю секунды сердце застыло, чтобы потом сорваться в пляс: она не слышала голоса дочери два года. Дети высыпали в коридор и замерли крошечными восковыми статуями, готовясь на всякий случай разреветься. Таня нырнула в ванную, и вскоре Маргарита Львовна услышала, как зашумела вода. А воды Таня боялась, и затащить ее под душ было настоящим подвигом Геракла.

— Господи… — прошептала Маргарита Львовна и перекрестилась: — Господи, что же это?

— Мам! — звонко крикнула Таня. — Я твое полотенце пока возьму?

— Бери… — промолвила Маргарита Львовна и добавила громче: — Бери, Танечка!

И только теперь она заметила, что Таня пришла не одна. Стоявший на пороге тощий блондин в непритязательной клетчатой рубашке и джинсах покачался с носков на пятки и спросил:

— Можно, я пройду?

…- Вы врач? — спросила Маргарита Львовна, когда Таня вымылась и, переодевшись в чистое, отправилась в детскую. Сейчас оттуда доносился звонкий смех — дети и мама обнимались и играли на ковре. Блондин, назвавшийся Эльдаром Сергеевичем, отпил минералки из стакана и ответил:

— Нет, я не врач. Видите ли, никакой доктор не помог бы вашей Тане. Смещения души дело очень серьезное.

Он был удивительно, невероятно странным, этот Эльдар, но Маргарита Львовна готова была стоять перед ним на коленях и целовать руки. Таня, которая утром побрела из дома бледной тенью себя прежней, сейчас рассказывала сыновьям сказку и собирала башни из кубиков, и женщина не могла поверить, что сумела дожить до этого дня.

— Ее Костя бросил, когда Вадику с Кирюшей три месяца было, — промолвила Маргарита Львовна. — Танечка… она всегда была тонкая, ранимая. Тургеневская девушка. И ведь о семье они вдвоем мечтали. О большой семье. Минимум пятеро детей… — она говорила, ловя себя на том, что мысли путаются, но не могла замолчать и собраться с духом. — А тут он говорит: поеду в Москву вахтовым методом, надо же семью кормить…

Маргарита Львовна всхлипнула и осела на табурет у стены. Эльдар допил минералку и опустился на стул напротив.

— Как вы это сделали? — спросила Маргарита Львовна. — Кто вы?

Эльдар усмехнулся.

— Я маг, — просто сказал он. — Верите?

Женщина вздохнула. Вслушалась в счастливый щебет внуков и ответила:

— Два года… всего этого. Господи, прости меня, я хотела, чтоб она умерла. Так мучиться, так ребят мучить… Эльдар, вы знаете, я сейчас во что угодно поверю.

Она осеклась, на мгновение до дрожи испугавшись, что все это ей приснилось. Эльдар ободряюще улыбнулся и произнес:

— Теперь все будет хорошо. Кстати, у меня есть предложение для вас и Тани.

Маргарита Львовна посмотрела на него, чувствуя, что ее колотит от внезапно накатившей волны ужаса. Ведь если он вернул Тане разум, то и отобрать сможет…

Эльдар задумчиво посмотрел в окно и сказал:

— Как вы смотрите на то, чтобы уехать отсюда в деревню? Поселок Дербенево, слышали о таком?

За семь дней до этого Карина вышла из дому с таким решительным видом, что даже приподъездные бабки, всегда честившие ее наркоманкой, проституткой и дрянью, каких мало, не отважились гавкнуть ей вслед. Может, просто не узнали — вчера Карина срезала свою роскошную рыжую косу, мигом превратившись из приятной на вид и ощупь барышни в тощего пацана. Сейчас коса лежала в рюкзачке, и Карина готовилась пустить ее в ход.