Разговор вспыхнул после вечерней трапезы, когда новорожденному исполнилась ровно неделя.

— Адалуолф, — с благоговением произнёс Герард, накрыв руку жены ладонью.

— Ада… что? — она, вскинув бровь, с удивлением посмотрела на него.

— Благородный волк, — улыбнулся его сиятельство.

— Джебхард, — предложил Дитрих, не моргнув глазом.

— Джеб… — эхом отозвалась Наташа, уставившись в искрящиеся смехом глаза деверя.

— А что? — пожал тот плечами. — Храбрый.

— Лиафвин, — облизала губы Элли, доедая яблочный штрудель и косясь на Ирмгарда. — Значит возлюбленный.

Вице-граф поморщился, сдвинув брови:

— Рикердт. Сильный.

— Дт… — поперхнулась пфальцграфиня, поднося к лицу вышитый платочек.

Все уставились на неё.

— Тогда Хелмфрид. — Герард, допивая вино, беспокойно глянул на Птаху.

— А это кто? — сузила она глаза, полные слёз.

— Мир шлема, — подсказала Элли.

— Шлем, значит…

Ирмгард поставил пустой кубок, подвигая его отцу, наполняющему свой:

— Кива предлагает назвать мальчика Эдсэль — благородный.

Наташа прыснула со смеха:

— Excel… Программа для работы с электронными таблицами. Самое то для продвинутого ребёнка средневековья.

— Парзифаль, — робко предложила Стрекоза. — Или Леопольд, смелый.

— О, как… — откинулась пфальцграфиня на спинку стула, озадачившись. — А этот… фаль который, он кто?

Элли, покраснев под неодобрительным взором мужа, опустила глаза.

— Понятно, — вздохнула её сиятельство, вставая.

Покосившись на выпирающий животик невестки, с улыбкой произнесла:

— Прекрасные имена, дорогая. Скоро у меня тоже будет возможность предложить вам достойные варианты.

Присев на подлокотник кресла, в котором сидел Герард, обняла супруга и, прижавшись к его плечу, ласково заговорила:

— Любимый, я приму любое имя, которое ты выберешь для нашего мальчика. Будет ли это одно из перечисленных имён или иное, например, Николос или Александр, победа или защитник — оно будет самым прекрасным. Или это будет Леон. Лев… — одарила сиятельного нежным взором, целуя в щёку. — Твой выбор будет безупречен.

Под серебряный звон наполненных кубков новорожденного назвали Николос.

Наташа перевернула несколько страниц книги назад, рассматривая недавний портрет четырёхлетней Стефании, выполненный Гензелем. Зацепилась взглядом за подвеску в её руках. Брелок с логотипом «AUDI». Улыбнулась, вспомнив переживания по поводу Авоськи. Вещица вернулась в семью вместе с выплаченным долгом Шоленбургом.

Витолд, рассчитавшись и продав дом в Аугусте довольной Вэлэри фон Бригахбург, вместе с молодой женой уехал во Францию в Анжуйское графство, где в скором времени стал палатином в Анже.

Освободившуюся должность палатина в Аугусте его величество предложил занять Герарду.

Рисунков было много. Перебирая их, пфальцграфиня видела себя: повзрослевшую и счастливую.

Исполненные в сером цвете, словно нарисованные карандашом, они напоминали свитки кузена Хельги, которые она на некоторое время дала пастушку для изучения техники рисования.

Гензель вырос, и теперь его называли Иоганнес. Его можно было видеть где угодно с большим альбомом в руках.

«Наш летописец, — улыбаясь, называла его Наташа, разглядывая очередной пейзаж или портрет. — Пора осваивать живопись».

Она покосилась на короб у стены, где среди прочих подарков лежал ящичек с красками.

Поставив перед собой изображения Дитриха, Герарда и Ирмгарда, долго изучала, представляя на их месте большие красочные портреты.

Герард… Всматривалась в его лицо, глаза. Кончиками пальцев обводила линию бровей, скул, носа, губ. Вот он — мужчина её мечты.

Частые приезды Греты и Лиутберта в Аугуст к любимой тёте Вэлэри, сделали Дитриха постоянным гостем брата и его семьи. Видя уважительные и доверительные отношения между супругами, он был доволен обретённым покоем брата. После рождения ясноглазой Стефании, сердце барона окончательно оттаяло.

Регулярно заезжая в поместье «Россен», в котором теперь хозяйничала Эрмелинда, присматривался к молодой женщине, изменившейся до неузнаваемости. Те качества, которые так ему нравились: немногословность, кротость, покладистость, здесь были налицо и присутствовали в полной мере. Иногда за маской напускного безразличия он ловил на себе её беглые взоры, говорившие об обратном, что делало её ещё больше похожей на сестру и влекло к ней. Сравнивая Эрмелинду с Вэлэри, подумывал, не пора ли и ему остепениться и заиметь такую же большую и дружную семью, как у брата.