Шрифт:
Франц присоединился к ним позже. Сев за низкий столик, приспособленный для творчества, неуклюже вертел в руках мягкий шарик, поглядывая на дощечку с вылепленными фигурками.
— Это белка, — Грета ткнула пальчиком с надетым на нём колечком в фигурку зверька. — А вот ёж, грибы.
— Ого! — Франц рассматривал ежа с колючками, надрезанными с помощью маникюрных ножничек.
Девушка, делая надрезы на тесте, формируя «колючую» шубку млекопитающего, вдруг вспомнила, как Герард выстригал прядь её волос на затылке, оголяя татуировку. Усмехнулась своим мыслям.
— А вот змея, — указал на тощую сосиску Лиутберт. — Я делал.
У окна с вязанием сидела няня, чутко прислушиваясь к разговору.
— Змея? — усмехнулся Франц. — Да это похоже на…
— Франц, — остановила его Наташа, — мы не сомневаемся, что ты умеешь лучше. Научи нас. — Подмигнула ему.
Он почесал голову, наблюдая, как в руках госпожи появился маленький голубок с хвостиком.
— Сделаем крылышки и нарисуем пёрышки, — сказала она.
Лепка её успокоила. Тревога улеглась, а вдохновенные лица детей вселяли покой и уверенность: всё будет хорошо.
Появление Дитриха внесло суматоху.
Грета и Лиутберт наперебой стали ему показывать свои поделки, ожидая похвалы.
Он, приостановившись, слушал, кивая, не отрывая глаз от рук Наташи, скатывающих шарик. Найдя на полке подшивку цер, прошёл к няне и вполголоса спросил:
— Давно вы тут? Почему дети не в своём покое?
Она вскочила, беспокойно глядя на покрасневшее лицо хозяина:
— Сейчас уйдём.
Он озадаченно посмотрел на детей, позволив милостиво:
— Оставайтесь.
— Им ничего не угрожает, — оправдывалась няня. — Я вижу всё. Её сиятельство просто чудо.
Он сел за письменный стол, ничуть не сомневаясь в умении упомянутой пфальцграфини увлечь детей. Вздохнул: «Ведьма!»
Наташа чувствовала на себе его прожигающий взор. Такой же, как и у его брата — от всей души, насквозь, больно.
— А куда всё это? — Франц формировал блин, поглядывая на пучки стеблей сухих трав и веточек.
— Мы делаем новую «бродилку». Пока нам мастерят столик, мы лепим всех… кого нам надо, — нашлась Грета, вызвав одобрительную улыбку наставницы.
— Это будут кусты, — ткнул пальчиком в прутики Лиутберт. — В них будет сидеть мой заяц.
— Я сделаю волка, и он съест твоего зайца, — хмыкнул Франц.
— А я достану кинжал и убью твоего волка, — не растерялся маленький барон, поглаживая ножны.
— Никто никого не будет есть или убивать, — вмешалась Наташа. — У нас будет мирная страна, где все будут помогать нашим героям дойти до финиша. Сейчас я буду лепить Грету.
— А меня?
— Потом тебя и Франца.
— Я сам себя слеплю.
— Кто бы сомневался, — потрепала она его по вихрам. — Ты самый старший, с тебя и спрос больше.
Дитрих, не выдержав, подскочил как ужаленный и, грохнув церой по столу, проходя мимо Наташи, пробурчал:
— Посмотреть со стороны — лучшего ничего не видел, а в душе… змея. — Хлопнула дверь.
Наташа тяжело вздохнула. Всё же ей нужно было уехать с Шамси.
Отправив детей на обед и отдых, она позвала Фиону:
— Давай возьмём Руди и съездим к Рухе.
Та, молча, согласилась.
Пфальцграфине не нравилось настроение Рыбки:
— Может, расскажешь, почему такая грустная? Тебя никто не обидел? Если Рабан…
— Нет, — замотала она головой. — Ворон очень хорошо со мной обходится. Только он мне не нужен. Я хотела, чтобы…
Наташа поняла, о чём хочет сказать Фиона:
— Я тоже хотела… Всё ещё надеюсь увидеть вас вместе. Два рыжих солнца.
Ведунья зашмыгала носом:
— Ладно, поехали.
Разрешение на выезд требовалось получить у Дитриха. Он, выслушав, не стал препятствовать и, дав в сопровождение двух воинов, строго сказал:
— Недолго там. Нечего отвлекать охранников по пустякам.
Наташа была довольна. Руди подготовил Зелду. Застоявшаяся в деннике мулица, легко несла свою хозяйку. Послеобеденное солнце, путаясь в густых посадках виноградной лозы, ласкало лицо, покрытое лёгким загаром.
«На крышу бы, позагорать», — мечтала девушка, глядя в безоблачное небо, провожая взором пару крупных птиц, плавно парящих в небе.
Проехав тихую, словно вымершую деревню, свернули к домику ведуньи. Им не повезло. Приставленная к двери палка ясно дала понять — хозяйки нет.