Напряжённо застыв, он смотрел на неё:

— Чего ещё я о вас не знаю, Вэлэри? — Метнул взор на возбуждённо гомонившую компанию. — Сколько языков вы знаете?

— Те языки, что я знаю, очень отличаются от здешних. Можно сказать, что мне пришлось учить англосакский заново.

— А итальянский? — изучал её лицо.

— Нет, его не знаю. — Предпочла не признаваться. Его пристальное внимание к незнакомцам навело на мысль, что так будет лучше.

Один из постояльцев, уставившись на девушку и окинув взором её спутника, толкнул соседа под локоть. Склонившись к его уху, зашептал.

Пфальцграфиня устало потёрла переносицу. Обсуждали её. Она не привыкла к такого рода вниманию, но «удержать» лицо не составило труда.

Шамси, откинув полу короткой накидки, как бы невзначай продемонстрировал незнакомцам свою внушительную золотую цепь.

Итальянцы затихли и сосредоточились на трапезе, изредка переговариваясь, показывая, что не очень-то испугались высокопоставленного вельможи.

Наташа самодовольно усмехнулась. Увесистый знак отличия возымел неотразимое действие на темпераментных многословных представителей Тосканы.

По едва заметному сигналу араба у столика появился корчмарь. Подобострастно склонившись, косясь на его грудь, с видом побитой собаки виновато заглянул в его глаза:

— Прошу прощения, ваша светлость, трапеза сейчас будет подана.

— Камора готова?

— Готова.

— Госпоже подашь туда. Пришлёшь девку.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость. Всё будет исполнено в лучшем виде.

Резко встав из-за стола, эксиленц шагнул к женщине, протянув руку:

— Un uomo vale tanti uomini quante lingue sa.

— Что? — пфальцграфиня непонимающе вскинула бровь.

Абассинец улыбнулся:

— Я сказал: человек стоит столько, сколько знает языков.

— Не могу не согласиться, — она с готовностью приняла его помощь. Хотелось отдыха: глаза слипались, ломило поясницу, всё тело ныло. Мечтала обмыться и вытянуться на чистой постели. — Чтобы понять другой народ, его быт, традиции, культуру, нужно говорить на его языке.

По широкой лестнице, освещаемой факелами, закреплёнными в держателях на стенах, поднялись на второй этаж.

Ингваз тенью следовал сзади.

Владелец таверны семенил сбоку:

— Извольте сюда, — указал на дверь впереди. — Вот там находится нужник, если желаете. — Махнул в конец коридора, где факел освещал низкую узкую дверцу.

«Неплохо, — обрадовалась путешественница. — Конечно, если чисто. Лучше, чем пользоваться ночной вазой в номере».

Дверь, с которой они поравнялись, распахнулась, и в коридор стремительно вышел мужчина, едва не сбив с ног гехаймрата.

Ингваз отреагировал молниеносно, став между ними и ухватив выскочившего постояльца за предплечье.

Тот, заглянув за плечо охранника, извинительно произнёс:

— Простите мою поспешность…

От звука его голоса у Наташи сбилось дыхание. Она отшатнулась, выдернув локоть из руки Шамси.

— Вы?.. — Бригахбург, прищурившись и неестественно выпрямившись, перевёл взор с женщины на мужчину.

Хозяин, толкнув дверь в соседний номер, сделав приглашающий жест рукой, отступил в сторону:

— Извольте… — замолчал, испуганно посматривая на гостей.

— Господин граф? — Шамси удивлённо качнул головой. — Неожиданная встреча. Вы так скоро из Алема?

— Да, господин гехаймрат. Срочные дела вынудили покинуть двор.

— Надеюсь, ваш вопрос решён положительно? — мерил Бригахбурга неприязненным взглядом.

— Более чем, — отвечал взаимностью его сиятельство. — А вы, я вижу, не торопитесь домой. Приятное общество и…

Пфальцграфиня поспешно заскочила в комнату. В ушах бился пульс. Руки мелко дрожали. Подкашивались ноги. Как сквозь вату слышала обрывки слов корчмаря:

— …Сейчас пришлю… Желаю приятного отдыха… Если не будете против…

Рассеянно кивнула, соглашаясь.

Какой к чёрту отдых?! Если минуту назад она готова была рухнуть в постель без задних ног, то теперь, зная, что за стеной в соседней комнате находится Герард…

Перед глазами появилось его лицо: холодное, бесстрастное, застывшее.

Он не поприветствовал её, не оказал должного внимания при встрече!

В приоткрытую дверь слышались мужские голоса.

Устало опустившись в кресло у камина, потирала виски.

С резким хлопком закрывшаяся створка отрезала её от мира.