– Но в расследовании дела об убийстве сына Веллингтона вы, судя по «Лос-Анджелес Таймс», принимаете активное участие, – парировал собеседник. – А так как там главный подозреваемый – наш с вами соотечественник, то и наша газета против обыкновения, не остается в стороне.

В те дни не то, что весь Лос-Анджелес – вся Америка была взбудоражена убийством сына популярного телегероя Веллингтона. На расследование были брошены серьезные силы, в том числе подключено и подразделение Хопкинса из Группы. И, когда Хопкинс предложил Потемкину принять участие – тот с радостью согласился.

Да, сколько лет… Потемкин бросил в огонь очередную пачку бумаг, и мысленно вернулся в ту давнюю ночь, когда его вызвали на место убийства Майкла Веллингтона. Убийства, о котором говорила вся страна.

Труп лежал на обочине. Левая дверца и багажник «Ягуара» были открыты, рядом с задней покрышкой Pirelli лежал домкрат. Как видно, младший Веллингтон был из той категории белых американцев, которые способны сами сменить колесо. Это здесь не так часто бывает. Потемкин и сам грешным делом не слишком любил это занятие, хотя при случае мог это сделать и делал грамотно и быстро. Но не в Лос-Анджелесе, где в течение 15 минут к тебе в любом конце города подъедет верткий грузовичок фирмы «ААА» или любой другой компании, которая тебе помогает, случись что-то в дороге. Иное дело, что покрышка «Ягуара» была лишь чуть приспущена. Визуально этого и не заметишь… Наверное, компьютер показал хозяину, что давление ниже нормы. Да вот вопрос – почему надо было менять колесо на ночном Малхоланде? Срочности-то никакой…

Майклу Веллингтону трижды выстрелили в грудь. Судя по входным отверстиям, стреляли почти в упор. Правая рука его была закинута за голову и почти касалась колеса, левая лежала на груди и кожа казалась особенно белой рядом с темными пятнами крови на сорочке. На лице молодого человека застыло странное выражение недоумения. Вообще лица меняются после смерти, иногда до неузнаваемости. И соотносить привычные нам выражения лиц живых с лицами тех, кого с нами нет – занятие неблагодарное. Слишком много Потемкин видел убитых, у которых выражения лиц были умиротворенно-спокойными… Так что тревога на лице Майкла ещё ни о чем не говорила. Но тревога была вокруг – эта мирная обычно ночная дорога в горах, переливающиеся в туманном мареве огни долины Сан-Фернандо внизу – всё сейчас смотрелось совсем иначе…

Красно-синие огни полицейских мигалок отражались в серебристом корпусе «Ягуара» молодого Веллингтона, и сполохи меркли в кустах и деревьях, подступивших к дороге. Свет одинокого фонаря, неподалеку от которого остановился автомобиль, был сейчас почти незаметен. Потемкин подумал, что Майкл специально остановился здесь, чтобы менять колесо не в полной темноте – Малхоланд всегда освещался плохо.

Впрочем, это одна из черт Лос-Анджелеса. С уличным освещением тут все в порядке, нет особых проблем и на скоростных магистралях… Но это там, где Лос-Анджелес – привычный город, разве что тротуары поуже, а кое-где их и совсем нет, потому что нет пешеходов. Но сверни с магистрали в гору – а добрая треть населения огромного города живет в горных или, во всяком случае, холмистых местностях, поросших лесом, так вот – только свернешь в гору – и освещения вовсе нет, и чем дальше отъезжаешь от равнинных улиц, тем уже путь, и темнее становится, а часто узкая дорога идет над обрывом, и двум автомобилям там не разъехаться…

Особых трудностей это, впрочем, не вызывает – ездят по этим дорогам только те, кто здесь живет. Чужим здесь делать нечего, тем более – ночью.

Малхоланд – другое дело. Это своего рода горная магистраль. Считается, что это – самая старая в Лос-Анджелесе дорога, она проложена по конской тропе, которая тянулась вдоль гребня гор на десятки миль до океанского побережья. Днем здесь движение довольно оживленное – во всяком случае, по сравнению с другими горными трассами. Но в темное время суток здесь бывают по большей части только два вида проезжающих – туристы, которых привозят сюда полюбоваться видами ночного мегаполиса (а виды тут действительно такие, что дух захватывает, надо только знать правильные места, не тесниться на специальных смотровых площадках). Сначала – цветные огни Долины внизу, а поскольку местность горная – трехминутный переезд по Малхоланду – и вот ты уже любуешься панорамой мест, откуда начинался великий город, от небоскребов даунтауна – и до самого океана.

Вторая категория тех, кто приезжает сюда в темное время – любители скоростной езды на непростых трассах. Малхоланд извилист, повороты его неожиданны и коварны, особенно ночью, особенно – для новичков или тех, кто не умеет совладать со своим чувством азарта… Скоростные эти поездки – совсем не безобидные, есть тут пара мест, где, глядя днем с обрыва, можно заметить в зелени ржавеющие остовы старых автомобилей. Это те, кто когда-то здесь практиковался в скоростном вождении на слаломе Малхоланда, да неудачно. Автомобили в свое время не вытащили, а сейчас – руки не доходят, да и некому, наверное. Подъем авто из-под крутого склона – занятие недешевое.

Навряд ли Майкл Веллингтон приехал сюда полюбоваться на ночные красоты эЛэЙ (так здешние жители называют свой город). Кто же из нас любуется красотами, которые под боком? Мы мчимся на другой конец страны, летим на другой конец света, а того, что рядом, часто не замечаем. Нет, это явно не прогулка в поисках красивых видов.

Скоростные гонки с неожиданными поворотами в темноте? И это сомнительно. В благополучных американских семьях такими гонками занимаются тинэйджеры – те, кому меньше двадцати. А в более зрелом возрасте фанаты этих гонок, нередко убийственных, – чаще всего, члены банд. Причем, как ни странно – мексиканских. Или, как принято говорить здесь официально «большинство членов банды – латиноамериканского происхождения». Вот для них находиться на Малхоланде в это время – вполне обычно. Кстати, их привычная, негласно за ними «закрепленная» гоночная трасса – совсем неподалеку отсюда.

Потемкин дождался, пока около тела Веллингтона останется поменьше народу и подошел поближе. Обошел вокруг машины, заглянул на переднее сидение. Посветил фонариком в открытый багажник.

– Эй, Алек! – это Хопкинс. Олег уже привык к своему имени с ударением на первом слоге. Оглянулся, махнул рукой – Одну минуту, сейчас подойду.

Очень важное для Потемкина время, когда он – один на один со случившимся. То, чего не увидишь сейчас – скорее всего, не увидишь уже никогда. И обаяние этих минут в том, что ты знаешь: почти наверняка в этой темноте, разрываемой неверным искусственным светом, прячется нечто, содержащее ключ к разгадке тайны убийства. Ну, если не сам ключ, то подсказку…