Он открыл дверь комнаты присяжных и пропустил ее вперед. Разговоры, которые до этого велись в комнате, неожиданно прекратились. Лотти напряглась, стараясь не выглядеть смущенной или виноватой. Кто сказал, что она не имеет права выпить кофе с человеком противоположного пола без того, чтобы посторонние об этом плохо подумали?

Вокруг Табиты в это утро было еще больше людей, чем вчера. К ее камарилье из Грегори, Агнес и Сэмюэля присоединились Энди Лейт и Билл Колдуэлл.

– Доброе утро, – приветствовала их Табита. – Спасибо, что пришли вовремя, мистер Эллис.

К радости Лотти, Кэмерон только мило улыбнулся и не стал огрызаться.

– Однако должна сказать вам, – продолжала Табита, – что мы не одобряем встречи присяжных вне этой комнаты и зала суда. Это могут неправильно истолковать. Вы же знаете, что нам разрешено обсуждать подробности рассматриваемого дела только в присутствии всех остальных и только тогда, когда скажет судья.

Лотти посмотрела на Грегори, у которого был смущенный вид из-за того, что он выдал их.

– Мы просто выпили вместе кофе, – сказал Кэмерон. – Вчера я был груб с Лотти и хотел загладить свою вину.

– Думаю, что это можно принять в качестве уважительной причины. Но на будущее предупреждаю всех, что вне здания суда лучше не встречаться. Слишком большой соблазн обменяться комментариями по поводу процесса.

Проходя мимо Лотти, Кэмерон подмигнул ей и положил газету на стол. Лотти заметила, что «всего лишь домохозяйка» Дженнифер с восхищением смотрит на его задницу. Видимо, и домохозяйкам нужно что-то, на что можно отвлечься. Впрочем, Дженнифер было легко понять. На Кэмероне были достаточно обтягивающие джинсы, которые оставляли для воображения ничтожно мало. Лотти улыбнулась Кэму в ответ и погрузилась в свой телефон.

– Доброе утро, – поприветствовал их студент Джек, присоединившись к ним за кофейным столиком. – Здесь вас активно обсуждали. Слава богу, что Табита не вызвала полицию нравов для присяжных.

Ее честь судья Дауни попросила всех соблюдать тишину в зале и сказала, что сторона обвинения может продолжить свое выступление. Имоджин Паскал поднялась со своего места. На этот раз на ее лице не было и следа косметики. Она выглядела еще более собранной и целеустремленной.

– Ваша честь, обвинение вызывает первого свидетеля, доктора Эдварда Блоксхэма.

Адвокат защиты Джеймс Ньюэлл моментально поднялся на ноги.

– Ваша честь, описание состояния доктора Блоксхэма и нанесенных ему травм присяжным можно зачитать. Нет никакой необходимости привозить его в суд.

– Мистера Блоксхэма вызывают, пока будет зачитываться медицинское заключение, чтобы присяжные сами могли оценить масштаб нанесенных увечий, – возразила обвинитель.

Ньюэлл секунду раздумывал.

– Есть фотографии травм. Демонстрация присяжным жертвы нападения является излишне драматичным шагом, который вызовет у них массу эмоций. На мой взгляд, это дешевое трюкачество, – заявил он судье.

Имоджин Паскал снова встала.

– Я бы посоветовала моему уважаемому коллеге мистеру Ньюэллу выбирать выражения. Я не потерплю, чтобы действия обвинения называли дешевым трюкачеством, так как они таковыми не являются.

– Пожалуйста, не забывайте оба, где вы находитесь. Я понимаю, что всем нам жарко и неудобно, но правила вежливости в зале суда по-прежнему действуют. Мистер Ньюэлл, физические увечья, нанесенные доктору Блоксхэму, являются ключевым фактором этого процесса, – судья аккуратно вытерла вспотевший лоб платком. – Я разрешаю ввести в зал доктора Блоксхэма на то время, пока мисс Паскал будет зачитывать свидетельства, касающиеся его физического состояния.

– Признательна, ваша честь, – произнесла мисс Паскал с благодарственным кивком головы.

Двери зала открылись. Через несколько секунд в них появилась инвалидная коляска, которую толкала медсестра в белом халате. Несмотря на то что ей очень хотелось отвернуться, Лотти смотрела как зачарованная. Она ощутила позорную тошноту, но тут же пристыдила себя за это. Ни один человек не должен чувствовать, что другие не в состоянии на него посмотреть. Инвалидное кресло подвезли к месту дачи свидетельских показаний, которое прекрасно просматривалось присяжными. Лотти услышала, как вокруг громко вздохнули, и впилась ногтями в ладонь, чтобы самой не издать ни звука.

Было удивительно, что Эдвард Блоксхэм вообще выжил. На черепе у него зияла огромная вмятина, в которую можно было при желании засунуть половину апельсина. Лицо было в ужасном состоянии: край рта опустился, глаз был словно неживой. Изо рта согнувшегося в инвалидном кресле Блоксхэма капала слюна, а его лежащие на коленях руки тряслись. Через некоторое время Лотти отвела глаза от Эдварда и обнаружила, что сидящие на ряд ниже присяжные отвернулись от Блоксхэма и смотрят на его жену.

Мария на мужа не смотрела. Ее взгляд был направлен на двери зала суда. Она понимала, как подумала тогда Лотти, что двери в мир могут скоро закрыться для нее навсегда. Сложно сказать, что думала Мария на самом деле; возможно, она умела хорошо скрывать свои чувства, а может, просто была по природе черствым и неотзывчивым человеком. «Вполне возможно, что именно поэтому она смогла сделать со своим мужем такое», – подумала Лотти и снова перевела взгляд на доктора Блоксхэма.