И взгляд Паллада, тщательно от меня отводимый, а если не отводимый - то пустой и непроницаемый.

Я устала. Вполуха слушая сбивчивые оправдания Шемы, умело направляемые нелицеприятными вопросами Паллада, или странные объяснения Лиона о том, почему он подыграл Шеме в замке, я думала о том, что смертельно устала от лжи. От полуправды, от умелого прикрывания правдой, от явной и тонкой лжи. Устала от необходимости всегда быть начеку, всегда сомневаться. Устала подозревать. Устала видеть в каждом лжеца. А поскольку правды я не слышала ни от кого, значит, устала от всех.

Нет, неверно, правду я услышала, но это не та правда, которую я хотела бы знать. От Паллада. И его слова, до сих пор звучавшие в моей душе, выворачивали меня наизнанку. Никто и никогда не был со мной так пугающе откровенен. Мне льстили, меня задабривали, меня мягко увещевали, но никто мне не грубил. А грубость оказалась хорошей отрезвляющей пощечиной - вроде и унизительно, зато превосходно приводит в чувство.

Паллад был прав, тысячу раз прав. Я всегда прикрывалась кем-то - отцом, дядей, слугами, стражей, да и самим Палладом. Я умело заставляла других решать мои проблемы, и не только решать, но и брать на себя ответственность за это. А что делала я? Лицемерила? Почему я так на него взъелась? Уж не потому ли, что в какой-то момент решила, что Писцы мне полезнее живыми, а не мертвыми? Ведь по сути следовавшие за нами колдуны Шолха имели претензии к самому Палладу, но не ко мне лично: врагами мы пока не были. Они собирались мною заключить сделку с ренейдами, однако что мешало им заключить подобную сделку со мной против ренейдов, если я сумею предложить лучшую цену? С того момента, как полностью осознала, что Эльяс пользует колдунов, я поняла, что без подобного оружия Лакиту никак не обойтись, тем более, что с исчезновением Жилы мои смутные намерения стали единственным шансом на борьбу. Да и предложение Дреза, пусть и не осуществленное, оказалось очень заманчивым. Мне нужен союзник против Эльяса. Только вот кому теперь я могу предложить эту сделку? Не ошибусь ли, обратившись к Ипарту, о котором наслушалась слишком много противоречивого? Нет, мне нужен был кто-то более благоразумный. Возможно, я сделала бы ставку на Паллада, но при всем его умении и могуществе, он был один, а мне нужен был тот, кто представляет многих. Разве не сам он сказал, что возглавлять Совет Братства не намерен? Погубив магов, он лишил меня надежды полюбовно договориться с Шолхом - теперь им не нужно будет искать причину идти против Лакита, достаточно только провозгласить слова мести: мол, кровь многих Братьев, погребенных под скалой, вопиет... И вопиять с их точки зрения - она вполне могла не к Палладу, а ко мне, леди Лакита. Кто ж потом разбираться будет?

Да, я должна бы думать о том, как спасти Лакит, а о цене буду думать позже. Да, договор с Писцами - это даже звучит грязно, но сегодня это лучшее оружие, которое может найти обреченная страна! Казалось, само провидение столкнуло меня с Дрезом... Однако теперь шансов слишком мало. Или цена, которую запросит Шолх, будет в два раза выше...

Но результатом моих не слишком чистых намерений оказалась откровенная неприязнь Паллада. И это пугало меня больше всего остального. Мне стоило придержать язык, только теперь это значения не имело. Поздно.

В какой-то момент нетерпимость и разочарование стали столь велики, что я не выдержала. Было уже довольно поздно, костер догорел, а разговоры стали менее острыми, зато более приправленными полунамеками и насмешками. Паллад не просто меня игнорировал. Его взгляд, даже случайно касавшийся меня, был пугающе пуст и равнодушен. Этот человек был мне незнаком и сомневаюсь, что мне хотелось с ним знакомиться.

Я встала и вышла. День давно угас, да и вечер прошел, было темно и тихо. Взобравшись на скалу, обойдя ее по узкому тонкому карнизу, на который-то я и днем не рискнула бы встать, я уселась на каменном уступе, защищенном скалой с трех сторон. Почти королевский трон, невесело подумала я, свесив ноги и глянув вниз. До земли было локтей десять, уж если падать, расшибусь знатно.

Будто в ответ на мои мысли разболелись мои синяки и ушибы, разбередились раны. Я усмехнулась, запрокинув голову вверх и рассматривая звезды. Холодные и далекие ледышки, какое мне до вас дело? Какое вам дело до меня, одинокой крохотной песчинки-души? Невидимая туча, будто удушливое одеяло, сползла с половинки луны, ее серебристый свет лег на землю, делая светлое еще светлее, а черное - еще темнее. Свет и тьма. Луна не любит полутонов. Луна не прощает полутонов. Пора и мне этому научиться.

Долго ли я так сидела, бездумно пялясь в небеса, не знаю, но от тихого шороха внизу я насторожилась, подогнула под себя ноги и осторожно нагнулась посмотреть, что там.

Прямо подо мной остановились две фигуры.

– Ты ведь не ее пошел искать, правда?
– в голосе Шемы была злость и надежда. Я чуть было не рассмеялась: история повторяется!

– А ты чего хотела?
– нарочито грубо и резко. Глаза Паллада методично обшарили окрестные скалы, но я предусмотрительно вжалась в спасительную тень, прикрыв ресницами глаза и задержав дыхание. Почему-то мне очень не хотелось обнаруживать свое присутствие. Сейчас они уйдут, и я вернусь к костру.

Но они не уходили.

– А ты не понимаешь?

Молчание.

– Это ведь не ради Ипарта все было, разве ты не понимаешь?

Молчание.

– С каких это пор я не устраиваю тебя, Паллад? Когда ты научился брезговать мной? С тех пор, как встретил эту холодную высокородную стерву? И как тебе ее ласки? Не напоминают собачьи зубы?

От этого тихого язвительного голоса даже мне кровь бросилась в голову, а Паллад с коротким гневным рыком вдруг резко развернул женщину перед собой и с силой впечатал ее спиной в скалу. Но Шема лишь рассмеялась низким, будоражащим смехом, запрокинула руки вверх и изогнулась под его руками.

– Ну, - чувственно прошептала она, - и что же ты будешь делать?

И добавила еще проникновеннее:

– Может, спустишься, наконец, с небес на землю?

– На землю?
– рассмеялся Паллад, но смех его прозвучал зловеще и горько, - Палачам да убийцам место только под землей...

И вдруг резко подался вперед, впиваясь ей в губы и грубо прижимая к скале. Шема обвила его голову руками с протяжным, животно-утробным стоном и изогнулась, приникая к нему всем телом.

Я не хотела на это смотреть, я не могла на это смотреть, но вынуждена была, поскольку выйти из моего убежища могла только по освещенному луной карнизу, проходящему почти над головами Шемы и Паллада. Впрочем, они так были заняты друг другом, что вряд ли обратили бы внимание на что иное. Я пробиралась маленькими осторожными шажками, отворачиваясь и прижавшись к скале, но даже холодный камень не мог остудить жар моих щек. Каждый сладостный стон снизу, каждый вскрик страсти подгонял меня, будто гнались за мной ренейды. Я отводила взгляд, но он как приклееный возвращался в темный полумрак под скалу, где в змеином переплетении угадывались два тела, а воображение дорисовывало то, о чем знать я не могла, и оттого меня бросало в еще больший жар, смущение и... отвращение.