Женщина взвыла от хохота.

– Не нужно быть таким вежливым, сынок. Этот город - деревенский сортир, и ты знаешь это. Зуб даю, вам кто-то рассказал про "Чокнутую Сэлли", верно?

Оги пришлось ухмыльнуться.

– О, нет, мэм, мы слышали, что здесь находится потрясающая библиотека и музей изящных искусств!

Дама снова взвыла от хохота, шлепнув ладонями по стойке. Это буйство веселья затянулось настолько, что ситуация начала становиться неловкой. Какого хрена,– подумал Брайс. Смех этой дамы напоминает крики гиены.

– Сынок, - сказала она, когда Оги расписался за всех, - у тебя дерьма хватит, чтоб наполнить водопойное корыто, и мне это нравится! Меня не одурачить. Вы, парни, приехали сюда, чтобы "окунуть концы" по-южному. Так что желаю вам всем классно провести время! И чтобы показать, как мы ценим то, что вы остановились у нас, я дам вам президентские апартаменты без доплаты.

Преодолев два лестничных пролета, Брайс, Оги и Кларк вскоре оказались в дверях своего обиталища. Оги ухмылялся с каким-то ребяческим трепетом, в то время как Брайс и Кларк просто стояли, разинув рты.

– Президентские апартаменты?
– спросил Брайс.

– Да, если ты президент гребаного Чада, - ответил Кларк.

– Не надо быть настолько придирчивыми, - осуждающе произнес Оги.
– Такая смена места нам необходима. Реальная жизнь, парни! Эта помойка действует освежающе.

Хмурое лицо Брайса удивленно вытянулось.

– Освежающе? Номер пахнет мочей, Оги.

– Кончай ныть. Все будет отлично!

Брайс оценивающе осмотрел "апартаменты". На отслаивающихся обоях виднелись отпечатки рук, ковер, которому на вид было полвека, был забрызган какими-то подозрительными пятнами. К главной комнате примыкали две поменьше - тесные и грязные спальни с продавленными кроватями. Трещины на окнах были заклеены скотчем. И надо же! Одно из немногих целых стекол было покрыто отпечатками губ. Брайс очень надеялся, что это помада, а не кровь. Кларк с отвращением заглянул в мусорное ведро, заполненное бутылками из-под пива "Айс Хаус", пакетами от фастфуда, банками из-под жевательного табака и разнообразными упаковками от презервативов.

В левой спальне Оги, ухмыльнувшись, выглянул из окна, затем лег на кровать, сцепив руки за головой и тестируя скрипучие пружины.

– Я выбираю эту комнату, парни.

Но из-за своего остолбенения Брайс и Кларк почти его не слышали. Они (с некоторым смятением) таращились на чудовищный раздвижной диван в главной комнате. Потрескавшаяся обивка, казалось, была порезана ножом.

– Все-таки, нужно отдать горничным должное, - сказал Брайс.
– Они хотя бы убрали отсюда полицейскую ленту.

– Давай бросим монетку, - предложил Кларк. Проигравший получает эту... эту... эту... хрень, которая была диваном еще при Эйзенхауэре (34-ый президент США - прим. пер.).

Брайс достал "четвертак".

– Звучит справедливо, - и он подбросил монетку.
– Называй, доктор.

– Орел.

Брайс поймал монетку, затем медленно разжал кисть. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста,– мысленно умалял он судьбу. Но монетка лежала лицевой стороной вверх.

– Везет же мне, - пробормотал он.

Когда Кларк побрел во вторую спальню (если это вообще можно было назвать спальней), Брайс, морщась, принялся раздвигать диван. В голову ему лезли разные городские легенды о трупах, спрятанных под гостиничными кроватями или в матрасах. И он не удивился бы, если б все эти истории брали свое начало отсюда, с мотеля "Росинка". Не обнаружив расчлененного тела, он с облегчением вздохнул, но в следующую секунду отпрянул назад. Во-первых, от донесшейся до него отвратительной вони - запаха грязного белья, смешанного со смрадом гниющего на солнце мусора. А во-вторых, от представшего перед его глазами зрелища нескольких использованных презервативов.

– Вот, дерьмо!
– воскликнул он.

Оги вернулся в комнату.

– Что не так, Брайс?

– Что не так? О, ничего особенного - просто куча использованных "резинок" в моей кровати!

– А, забудь, - отмахнулся Оги.
– Как в детстве говорил нам дядя Стиви, капля молофьи еще никому не навредила.

От этих слов Брайс замер на месте. Нижняя челюсть у него отвисла.

– Так говорил дядя Стиви?

Оги ухмыльнулся и закатил глаза.

– Шучу, Брайс. Божечки!

Брайс был близок к тому, чтобы ограничить своею толерантность. Возможно, это какой-то неосознанный, унижающий импульс спровоцировал его на следующий шаг, когда он наклонился и, морщась, потянул за уголок ветхого матраса.

– О, боже... что это...
– и спустя мгновение он поднял, осторожно держа за краешек, пожелтевшую от времени резиновую перчатку, один из пальцев которой был коричневого цвета. Он молча повернул к Оги перекошенное от ужаса лицо.

– Почему бы тебе не расслабиться? Наверное, это оставила горничная.