Мазур, старательно игравший роль ветреника и повесы, беззаботно ухмыльнулся:

— Дорогой мой дон Мигель, в данном случае опасности я не вижу. Тот, о ком вы говорите, все время проводит в номере наедине с сеньоритой бутылочкой…

Усач шумно вздохнул:

— Джонни, вы только не сердитесь за вторжение в вашу частную жизнь… Поймите, я чисто по-дружески, как моряк моряка, хочу вас предостеречь от излишней самоуверенности. Есть люди, которые видели, как сеньор Ройс выходил из отеля и уходил куда-то, и при этом он вовсе не выглядел вдрызг пьяным…

— Вы серьезно? — пытливо уставился на него Мазур.

— Совершенно. Он появлялся на улице в совершенно трезвом виде.

— Быть не может, — искренне сказал Мазур. — Его с кем-то спутали. Он пьянствует беспробудно…

— Как знать, друг мой, как знать… Джонни, мы, латино — в чем-то большие дети. У нас свои традиции. Мы чертовски уважаем лихих ходоков. Обладать подругой вроде той, с которой вы только что сидели за столиком — у нас все равно что быть сенатором у гринго. Но, право же, осторожность не помешает…

— Спасибо, — сказал Мазур. — Я непременно приму к сведению все, что вы сказали… Простите, но мне пора.

Он вышел из ресторана и, предусмотрительно оглядевшись по сторонам, чтобы ненароком не угодить под бампер очередного джигита, перешел улицу, задумчиво крутя головой. То, что рассказал толстяк, совершенно не вязалось с Бобби Ройсом, никак не вязалось, и точка…

Поднявшись на второй этаж, он деликатно постучал в дверь.

Открыл Бобби — всклоченный, в мятой рубашке, распространявший термоядерный аромат перегара, посторонился:

— Заходи, Джонни, заходи…

Мазур осторожно сказал:

— Посыльный говорил, что миссис Ройс…

— Ну да, у нее к тебе какое-то дело, — ничуть не удивившись, кивнул Бобби. — Она в гостиной… Бриджит! Ку-ку! Твой верный оруженосец пришел! Иди, Джонни, иди…

Мазур прошел к двери в гостиную, взялся за вычурную начищенную ручку, повернул вниз.

Тот самый многолетний опыт, седьмое чувство заставило его резко обернуться. Мазур замер, чтобы ненароком не спровоцировать этого идиота случайным движением. Примирительно сказал:

— Бобби, к чему эти фокусы…

— Парень, ты уверен, что подобрал нужное слово? — вполне трезвым голосом протянул Бобби, по-прежнему целя в Мазура из револьвера с кургузым дулом. — Это не фокусы, это кольт с полным барабаном… Открывай, открывай дверочку, что стоишь? Ну?

Мазур потянул дверь на себя. Хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию…

Она лежала на полу посреди обширной гостиной, повернув к Мазуру совершенно мертвое, неподвижное лицо, в котором уже не было ни капли южной холеной красоты, ни тени очарования — Бриджит выглядела именно так, как выглядит женщина, задушенная шелковым пояском от купального халата. Удавленники, знаете ли, выглядят предосудительно…

«Бог ты мой, — смятенно подумал Мазур. — Вот оно! Допился до того, что крышу окончательно сорвало… А пушечка и впрямь заряжена, в гнездах видны головки пуль… Дела!»

— Бобби, — произнес он насколько мог убедительнее и миролюбивее. — Бобби, опусти эту штуку, и поговорим спокойно…

Строительный магнат, стоявший, как врытый столб, с оружием в совершенно не дрожавшей руке, криво усмехнулся:

— Черт тебя побери, Джонни, я что, похож на беспокойного? Зря ты это, я совершенно спокоен… Ты уж, пожалуйста, стой, где стоишь. Стреляю я неплохо, знаешь ли. Правда, практиковался исключительно в тире, но, будь уверен, не промахнусь…

— Бобби…

— Мать твою так, не надо этого тона! Не смей говорить со мной, как с недоумком, понял? Парень, я поумнее вас обоих, вместе взятых, и если до тебя еще не дошло… — он оскалился в злой улыбке. — Ну что, Джонни, она была хороша? А? Она тебе все позволяла, шлюха чертова? А может, вы не только трахались, но и… — у него был вид человека, осененного гениальной идеей. — Бог ты мой… Джонни, а она, часом, не уговаривала тебя меня шлепнуть? Я бы не удивился такому повороту… Ну, скажи, если так, я не обижусь. Сейчас мы можем поболтать предельно откровенно… Так как, Джонни? Вот смеху-то, если…

Чем дальше Мазур на него смотрел, слушал его, тем тревожнее становилось на душе. Видывал он в родном отечестве и запойных, и похмельных, и словивших «белочку». Бобби на них решительно не походил. Он вообще не походил на человека, пропустившего хотя бы глоток спиртного в течение последней пары дней. Тяжелый запах алкоголя, конечно же, шибал в нос, и внешний вид был соответствующий, но тем не менее…

«Бог ты мой! — подумал он смятенно, ругая себя последними словами. — Ну почему ты решил, идиот, что это игра в одни ворота?»