Но... я надену закрытое платье, у герцога будет меньше возможностей ненароком коснуться моего обнаженного плеча или предплечья...

Спустя две четверти часа я была готова. Взглянула на себя в зеркало. Красивая, даже с воротником, застегнутым под подбородком и рукавами, скрывающими светлую кожу рук. Усмехнулась самой себе. Пожалуй, в этом платье я произведу на герцога противоположный эффект, чем собираюсь. Оно облегало и подчеркивало фигуру, а закрытый фасон притягивал взгляд к талии и груди...

Вот ведь! Но переодеваться уже некогда. Либо я сейчас войду в клетку с тигром, либо... либо отец пришлет за мной.

Я подышала, чтобы успокоиться и придать движениям достоинство и плавность. И спустилась в большую гостиную. Потерпеть полчаса, а потом можно будет, вероятно, покинуть герцога до самого обеда. Ему же нужно обустроиться в апартаментах...

Когда я открывала дверь, сердце почти не билось, но, войдя, я застыла. Захотелось броситься обратно, захлопнуть дверь и укрыться у себя в комнате.

Отца здесь не было — я еще раз пробежала глазами по комнате. Нет, отец не скрылся в тени портьер и не стоял в дальнем углу. Его не было. Лишь герцог Виньялли стоял у окна, скрестив руки на груди. И смотрел на суету, что так и не унялась во дворе.

Услышав мои шаги, он обернулся. И уже знакомая недоулыбка возникла на его губах.

— Вашему отцу пришлось отлучиться по важному делу. Поэтому я с нетерпением ждал вас. Так лучше, мы сможем поговорить без отлагательств. И попробуем лучше узнать друг друга...

Герцог придвинул мне кресло, приглашая сесть.

Шагая как можно тверже, я прошла к столику и опустилась в кресло. Сейчас сядет напротив и попробует вести со мной светскую беседу, подумалось мне. И это к лучшему, пока герцог считает нужным «лучше узнать друг друга», он не будет требовать немедленной свадьбы.

Но герцог остался стоять, пристально глядя на меня. Под этим взглядом хотелось съежиться, превратиться в мышку и убежать в щель в стене. Но такой возможности не было! Да и гордость не позволяла проявить страх и смущение.

Я налила себе тао из высокого графина и взяла чашку, стараясь, чтобы руки не дрожали. Отпила глоток...

— Вы устали, Аленор? — вдруг спросил герцог. — Возможно, мне не следовало требовать вашего общества так быстро. Может быть, мне позволить вам уйти?

Я опешила от этих фраз. Этому чудовищу не все равно, устала ли я? Или это наигранная забота, чтобы усыпить мою бдительность? Произнесена она, впрочем, была серьезным тоном, без тени игры и насмешки.

— Нет, — ответила я. — Я не устала, я хорошо выспалась сегодня в охотничьем домике.

— Хорошо, — кивнул герцог. — Волнуетесь?

— Признаюсь — да, — ответила я, прямо взглянув ему в лицо. — Не каждый день, приехав домой, встречаешь там столь высокопоставленного гостя.

— Жениха, хотите сказать? — усмехнулся герцог. Усмешка шла ему куда больше, чем попытки улыбнуться... Сейчас, когда он стоял близко, я могла хорошо разглядеть его. И если бы не предубеждение, не страшные слухи о нем, то при определенных условиях он мог бы показаться даже красивым. Не той красотой, что у Ролара. А красотой старого воина, мужественного, жесткого и сильного.

— И это тоже, — как можно спокойнее ответила я.

— Итак, Аленор, вы не хотите выходить за меня замуж, — сказал герцог, продолжая буравить меня взглядом.

— Вы совершенно правы. Не хочу.

— Почему? Вас не прельщает роль герцогини Виньялли и все связанные с этим преференции? Или, может быть, вы находите меня непривлекательным? Или...Аленор, вы мечтаете о большой любви, подобной той, о которой читали в книгах? — вот теперь он говорил откровенно издевательски, хоть тон оставался серьезным и спокойным.

И мне стало противно. Гнев забурлил в жилах, придавая смелости.

— Я думаю, вы прекрасно представляете себе, почему! — сказала я, прямо глядя ему в лицо.

— Представляю, но мне хотелось бы услышать вашу версию. Слушать рассуждения о своей особе иной раз — сущее удовольствие. И развлекает не хуже военной стратегии. Вы доставите мне это удовольствие, Аленор?

— Нет, мирроу герцог. Не вижу смысла повторять то, что вы и так знаете.

— Отлично! — в глазах герцога что-то промелькнуло, и на мгновение мне показалось, что это была... симпатия? Да и тон, которым он произнес это «отлично», был живее, как будто более страстный, чем все его слова до этого.