Поручик Витек был одним из лучших людей Армии Людовой и верным ее солдатом. Воспитанник коммунистического молодежного движения, он был человеком твердых убеждений, свободный от предвзятого отношения к евреям, ценивший человека прежде всего за его качества. Его характер и поведение оказывали не меньше влияния на людей, чем его приказы. Он не страдал обычной для военачальников болезнью - командирской строгостью, и даже чувствовал себя неловко в роли начальника.

Как человек из народа, он не ставил никаких преград между собой и подчиненными, но в то же время следил за четким выполнением заданий. Когда этот высокий, темноглазый парень, с серьезным лицом, шел своей простой, раскачивающейся походкой, нам казалось, что перед нами еврейский парень из ешибота. Некоторые наши ребята называли его "халуц" (пионер, первопроходец.) И он был достоин этого прозвища.

С Витеком мы не расставались и после поражения восстания. Он скитался вместе с нами, хотя с евреями было опаснее. Его и нескольких других товарищей мы на время потеряли из виду, но потом нашли и были с ними до самого дня освобождения. Через несколько дней после взятия Варшавы Красной Армией поручика Витека убили польские фашисты.

НАСТУПЛЕНИЕ

В темную ночь, примерно, в двенадцать часов, нашему подразделению было приказано занять позицию на улице Фрета, 16. С нами шли и другие подразделения Армии Людовой, в том числе и те, которые отличились в боях за Волю. Нам выдали больше снаряжения и даже заменили оружие на лучшее. Прибыло и санитарное подразделение. Ясно: мы идем в наступление. Произошло какое-то изменение в тактике, мы не ограничиваемся обороной. Но где именно начнется наступление?

Вскоре прибыл капитан Конрад, и под его командованием мы выступили в поход. Мы шли по пустынным улицам, натыкаясь на развалины, пробираясь через проходы и щели. Горящие дома освещали нам время от времени дорогу, и снова воцарялась темнота.

Фонарики зажигать нельзя, мы идем ощупью. Иногда сквозь дым сверкнет то тут, то там звезда. В темноте, в дыму натыкаемся мы на камни, заборы, падаем, подымаемся, израненные осколками стекла и ржавым железом, и идем дальше.

Наконец мы остановились у какой-то развалины. Капитан Конрад отдает последние распоряжения. Он был немногословен, очень серьезен. "Метров пятьдесят отделяет нас от насыпей на берегу Вислы, где находится немецкая позиция, - сказал капитан.
– Задание - незаметно подобраться к насыпи и уничтожить немецкую охрану". Нас разделили на группы, каждой из которых было дано задание, указано место сбора и направление.

"В бой!" - и группы двинулись в заданном направлении. Мы шли на цыпочках, ползли ползком и снова продвигались вперед. Вокруг была мертвая тишина, которую ничто не нарушало, кроме далеких отзвуков замирающих стычек на других улицах. Эти отзвуки как бы прикрывали наше движение: они заглушали шорохи, которых при всей нашей осторожности, нельзя было избежать.

Недалеко от насыпи немцы почуяли нас и открыли довольно сильный огонь. Наши группы начали стрелять, бросали гранаты и даже строчили из тяжелых пулеметов. Немцы вынуждены были прекратить огонь с вершины насыпи, а когда оказались за ней, - то мы уже были у ее подножья, и теперь их стрельба не была уж так страшна: пули пролетали мимо и падали далеко от нас.

Мы стояли у подножья насыпи и бросали гранаты, самые отчаянные из нас карабкались наверх к вершине и стреляли оттуда в немцев, а те отвечали, не целясь. Велика была наша радость, когда один из наших ребят вернулся с трофеями: он приволок пулемет и ящик с боеприпасами, которых немцы не успели захватить с собой, когда отступали с вершины насыпи. Эта удача подбодрила нас. Мы смогли усилить огонь.

Немцы стали пускать световые ракеты, которые освещали все вокруг. Мы прижимались к земле, старались слиться с ней. Когда свет гас, мы вновь поднимали головы и продолжали стрелять, и тогда вновь взвивались ракеты и сыпались на нас гранаты.

Из-за этих гранат было невозможно удержаться у подножья холма. Мы начали отступать, немцы нас преследовали. Этот отрезок пути, который нам предстояло преодолеть ползком и длина которого была всего-то несколько десятков метров, казался нам бесконечным. На нас градом сыпались осколки гранат, не знаю, каким чудом мы остались живы.

Вырвавшись из огненного шквала, мы потные, грязные, поднялись на ноги и двинулись к нашей базе. На обратном пути я заблудился в развалинах. Наткнулся на разрушенный дом, без крыши. В темноте провалился в какую-то яму и не знал, как выбраться. Ничего не видя перед собой, я карабкался вверх, но отрывался и падал еще глубже. Я ждал, может, кто-нибудь случайно вытащит меня отсюда, но я шел замыкающим, и никто не заметил моего отсутствия.

Тут налетела эскадрилья английских самолетов, которые должны были сбросить оружие повстанцам. В хвостах самолетов горели цветные лампочки. Пролетев над развалинами, они на минуту осветили их. Я огляделся вокруг и нашел выход. Казалось, судьба специально послала мне эти самолеты. Благодаря им, я выбрался из этой ямы, разбитый, но довольный.

На базу я попал с опозданием. Товарищи думали, что я погиб, и смотрели на меня, как на выходца с того света.

УЛИЦА ФРЕТА 16

Дом No 16 на улице Фрета, в котором родилась Мария Склодовская-Кюри, стоял один, почти не поврежденным, в самом сердце разрушенного Старого Мяста. Будто заколдованный, защищенный высшей властью, более сильной, чем немецкие снаряды, разрушавшие старые, добротные дома в Старом Мясте.

Но дом этот был не только исторической достопримечательностью: он сыграл важную роль и в наше жестокое время. Он был теперь не просто памятным для научного мира местом, а памятником славы борцов. Здесь находился штаб Армии Людовой. Отсюда командование руководило боевыми действиями, отсюда тянулись нити ко всем позициям, ко всем повстанцам и ко всем тем, кто связал свою судьбу с судьбой восстания.

Дом этот стал и могилой штаба. Было это 26 августа. Днем появились в небе самолеты. Как всегда свист падающих бомб действовал на нервы сильнее, чем сами взрывы, но на сей раз, видно, были сброшены тяжелые бомбы и в таком количестве, что все на земле пришло в движение. Даже в глубоких подвалах люди не могли устоять на месте и вынуждены были держаться друг за дружку.