Мы сидим здесь уже целую неделю. Мы перестали чувствовать себя людьми нормального мира. Нас будто перенесли на заброшенный остров, где живут туземцы по заведенному ими обычаю первобытного человека, жизнь которого зависит от случайной добычи и которого преследуют хищные звери.

Стерлись границы дня и ночи, мы постоянно лежим в темноте. Мы уже потеряли счет дням и только Зигмунд еще вел этот счет и был у нас живым календарем. Каждое утро, когда в окошко, засыпанное землей, пробивался тонкой ниточкой луч света, Зигмунд голосом диктора объявлял день, число, месяц. Эти "радиосообщения" служили также сигналом быть настороже: днем опасностей больше, чем ночью.

Мы стали постепенно привыкать к этому миру тьмы. Только вначале мы думали, что с приходом первого же немца - нам конец, теперь мы увидели, что немцы довольно частые гости здесь, а мы все еще живы. Идя на фронт и возвращаясь оттуда, немцы "заглядывали" в дом в поисках добычи. Мы слышали их тяжелые шаги над нашими головами, слышали, как они рыскают по углам, двигают мебель, рвут двери шкафов, перекликаются друг с другом, не жалеют труда, чтобы обнаружить какую-нибудь ценность для отправки в "фатерланд". Не раз стучали их тяжелые сапоги по лестнице, ведущей в подвал.

Шаги спускаются все ниже по ступенькам, а мы перестаем совсем дышать, наши глаза прикованы к углу, в котором мы храним несколько револьверов и гранат на крайний случай.

Уже не раз казалось, что вот он этот "крайний"... Всякий раз, попав в первую комнату нашего подвала, немцы останавливались в недоумении, увидев старух: Что вы здесь делаете? Как попали сюда, в этот дом в прифронтовой полосе, в запретной зоне?

– Мы четыре старухи, нам разрешили остаться здесь, - следовал обычный ответ Сабины.

Немцы всегда задавали новый вопрос: нет ли здесь "вооруженных бандитов" и, получив отрицательный ответ, удалялись.

Эти старухи в первой комнате - в сущности наш заслон. Если бы их не было, немцы, придя в подвал, конечно, перевернули бы все вокруг и, несомненно, обнаружили бы нас. А взглянув на старух, мародеры понимали, что поживиться здесь нечем.

Наше положение теперь казалось нам уже не таким безнадежным, как вначале. Мы чувствовали себя уверенней и перестали считать, сколько нам осталось до гибели. Однако осторожность мы по-прежнему соблюдали со всей строгостью.

Осторожнее всех была Сабина: время от времени она подходила к шкафчику-перегородке, чтобы словом или знаком напомнить нам, где мы находимся. Донеслись сверху голоса немцев - Сабина торопится к перегородке и бормочет будто про себя: "Идон"! ("Идут!") и это "Идон" звучало у нас в ушах долгое-долгое время после освобождения.

Нам пришло на ум, что брошенные хозяевами кошка и собака, которые бродят по дому голодные, злые, - могут навлечь на нас беду. Вой собаки может привлечь внимание двуногих псов, - они могут явиться и пронюхать, что мы здесь, - и горе нам! Кошка, которая все тянется к шкафчику, тоже может привлечь немцев.

Но что делать, как прогнать животных? Мы их гоним, а они возвращаются. Застрелить бы их - но мы боимся шума. Как ни верти, а уничтожить их надо, но без шума. Двое из нас обвязали веревкой шею кошки и задушили ее. Но с собакой так не расправиться. Жребий выпал на нас с Юзеком. Мы накинули на пса мешок, потащили его в палисадник и закопали живьем в яме, которую мы заранее приготовили. Когда мы стали бросать первые комья земли в яму, пес начал бросаться и рваться, но напрасно. Мы вынуждены были довести дело до конца, и через несколько минут от ямы не осталось и следа: мы сравняли ее с землей.

Бедные, несчастные существа! Они ушли из этого мира только потому, что из-за них могли погибнуть другие, еще, быть может, более несчастные.

Мы находили все новые изъяны в нашем укрытии, нам чудились новые опасности. Вот, например, следы отправления естественных нужд в соседних подвалах и в палисаднике, - они ведь тоже могут выдать нас. Мы нашли квартиру, замаскировали ее как следует - и готова уборная. По малой нужде можно не ждать ночи: парни и девушки справляют без стеснения нужду в ведро.

Настроение падает и поднимается, как чаши весов. Одна беда страшнее другой. Одна перевешивает другую. Правда, нам удалось несколько раз обмануть солдат, приходивших в подвал, то ведь мы можем и попасться.

Выстрелы, доносившиеся до нас с линии фронта, не оставляли надежды на скорое спасение. С других участков фронта слышались артиллерийские залпы, то ближе, то дальше - значит, фронт отдаляется. На "нашем" участке бои затихли. Иногда советские пушки подают голос, немецкие отвечают им. Все это только игра. Но и этого довольно, чтобы заставить дрожать наш домик, стоявший меж двух огней. Когда настанет час советского наступления, нас раздавят с двух сторон...