Она ещё любит водить меня на модные театральные постановки, затем обсуждает это со своими подругами, а я молчу, слушая этот бред о бреде, что я видел на сцене. И всё время думаю, ещё ставят какие-нибудь нормальные спектакли? Обыкновенные? Островского и Шекспира без извращённых исканий? Гоголя без наряжаний женщин в мужчин, будто актёров правильного пола не хватает, как для изображения деда Мороза в детском саду? Клонированные актрисы одного великого лет пятьдесят назад театра будто задались показать, что они не хуже своей гениальной предводительницы и их в нескольких поколениях по причёскам и очкам уже не отличить от неё… Когда я сказал это Тане, она напустилась на меня как на дикаря и обозвала варваром и отставшим от времени ландскнехтом. Но я согласен быть и неандертальцем, лишь бы не мейнстриме с её обычной компанией.

Мы сидели в ресторане и уже должны были принести коктейли, завершающие ужин, после которого я отяжелел и даже осовел, мне сегодня скучнее обычного. Таня в чёрном кружеве, как сицилийская вдова, волосы сегодня какими-то чрезмерными слоями и, кажется, на полметра длиннее, чем месяц назад. Идеальные сверкающие овальные ногти, опять всё идеально. Неужели она не киборг…

Чтобы не думать о том, что я собрался снова лечь в постель с киборгом, я рассказал Тане, что у Ларисы появился парень.

– Погоди-ка, сколько ей лет? Уже восемнадцать?

– Когда ты стала встречаться с мальчиками? – спросил я, чтобы не дать ей сказать, что Лара взрослая. Им всем кажется, я не знаю этого? Что я престарелый идиот, который дожил до маразма и не заметил, что его дочь стала взрослой?

Таня улыбнулась, играя, закатила глаза, перебирая сверкающими ногтями, поглаживая бокал. Ей представляется это сексуальным должно быть.

– Не помню… лет в шестнадцать. Но мы тогда целовались по подъездам, на дискотеки ходили, что там ещё… А! Играли на гитарах во дворе. Другие времена были, будто лет триста прошло с тех пор… – усмехнулась Таня. – А что, раньше у Ларисы не было бойфренда?

Я вздохнул, наверное, если бы он был, я бы сейчас так не нервничал.

Закурить бы, но теперь курить не разрешается. Да и не курил я давно, странно, что захотелось… Чтобы курить, надо было усаживаться в отдельный кабинет, но это со скуки уснёшь, в общем зале можно хотя бы на публику глазеть.

– Какое-то чрезмерно строгое воспитание по нынешнему времени, нет, Валентин? – сказала Таня, и потянула длинный глоток белого вина. Всё по правилам: мы едим моллюски, но не устриц, ведь сейчас май – не устричное время. Я съел бы хороший стейк, обильно сдобренный зеленью и перцем. Может быть и чесноком… Но не сейчас. Сейчас мне хочется зевнуть…

– А сколько было Майе, когда она… кто у неё там был первый? Брат… или дядя? – будто вскользь, а на деле с расчётом, спросила Таня.

– Я не знаю, – нарочито холодно сказал я.

Во-первых: я действительно не знаю, а во-вторых: Таня последний человек, с кем я стал я стану обсуждать Майю.

– И что… ты сквозь пальцы смотришь на эту эпопею? – дёрнув губой, спросила Таня.

Это меня разозлило, я могу терпеть и слушать её бредни, рассуждения о чём угодно, но она не смеет говорить о Майе. Поэтому я сказал, уже почти не сдерживая раздражения:

– Какую эпопею, Таня? Что за разговор?! Мы Майины детские увлечения станем обсуждать?

Нет, определённо надо закурить. Выйти уже? К Тане я сегодня точно не поеду, лучше на Садовое бы отправился… и напиться ещё хорошо бы. Но и это тоска. ЕЁ бы увидеть сейчас, плечи ладонями стиснуть…

Но Таня как-то деланно рассмеялась, снова показывая пугающую белизну зубов.

– Ты это всерьёз, Валентин? «Детские»? Правда, до сих пор считаешь, что всё давно закончилось, всё осталось в детстве? Ты такой наивный или… может, тебе это удобно? Устраивает, что жена развлекается на стороне? У самого руки развязаны… Так? – злобно веселясь, хохотнула она.

Я бросил салфетку на стол и поднялся. Это последняя капля. Та самая, которую я ждал. Именно этим и должно было кончиться. Давным-давно должно было кончиться. Странно, что тянулось столько лет.

– Тань, я домой поеду, – сказал я, как можно спокойнее. Будь она мужчиной я уже сломал бы ему челюсть. – Приятного вечера.

Она побледнела немного, подняв на меня округлившиеся глаза.

– Ты… что это?!

– Устал я что-то сегодня, да и пора.

– А что, дома кто-то ждёт? – злая усмешка исказила её черты. Она тоже бросила салфетку на стол. – Я даже знаю, где она сегодня. Хочешь, отвезу? Недалеко тут, на Таганке.

Эти слова остановили меня уже в нескольких шагах от стола. Я обернулся, Таня торжествующе улыбнулась, почувствовав удачу:

– Я увидела их однажды ночью, едва не сбила на машине, – радостно сказала она. И добавила, опять словно специально для меня: – жаль, что остановилась, надо было наехать.

Она тоже встала и подошла ко мне, к нам подскочил администратор с подобострастным выдохом:

– Всё в порядке, Татьяна Евгениевна?

– Да, Игорёк, мы уходим, запишите, как обычно, – небрежно ответила Таня, даже не глядя на него. Как быстро они научились барынь-то играть, эти вчерашние комсомолки и комсоргши, удивительно…