Воскресят меня стихи. Том третий
вернуться

Кулькин Евгений Александрович
Шрифт:
* * *

Тем, кто коротал со мной мое начало.

Воспитание детей – рискованное дело.

Демокрит
Детство, отрочество, юность –Три бесполых крота,Что, вгрызясь в мою безумность,Не прозрели ни черта.От того и я нелеп,Что душой и сердцем слеп.

Прекрасное дается нелегко.

Солон

«Двенадцать тетрадей…»

Двенадцать тетрадейВ двенадцатый разЯ вновь перечитывать лажусь.Как будто иду яВ двенадцатый классИ сыном – двенадцатым –Кажусь.А может, ловчее сказать бы –Кажусь?Ведь в строчке –Двенадцать ошибок.И вот я –В двенадцатый раз –ПобожусьРаздать вамДвенадцать улыбок.И если двенадцать читателей вдругНайдут,Что я – конгениален,Двенадцать знахарокМне выльют испуг,Чтоб сталХоть однаждыРеален.12.12. Неважно какого года

Тетрадь первая. 1949

«Изморозь…»

Изморозь –Мнимость,Иль только –Узорность.Тихая крылость –И –Иллюзорность.Вот и притопалиВ счастьяИсторию –Из СимферополяДа в евпаторию.Шли мыДорожкой,УсыпаннойГравием,Да на дележкуМоей географии.

«Умирала понарошку…»

Умирала понарошкуРаз четырнадцать душа,Когда чистили картошкуШилом, ради куража.Когда с тем играли в прятки,Кто погинул навсегда,Когда прятали тетрадкиВ дебри ложного стыда.Умирала понарошкуНаша совесть,Наша честь,И кляла себя гармошкаЗа поруганную песнь.

«Окаянная затея…»

Окаянная затея –Петь так петь,А пить так пить.Чтоб от радости хмелея,В водке душу утопить.Пусть она живет русалкойС русской песнею в груди.И хотя, признаться, жалкоЖить с бездушьем впереди.

Град

По крышам град чечетку выбивал,Вприпрыжку на асфальте куролесил.Он был тогда неудержимо веселИ сыпал пустозвонные слова:– Ах, как прекрасно!Это же мечта!Ну отчего не радуетесь все вы?..А я молчал.Ведь эта красотаОгнем беды сожгла в полях посевы.А я грустил, что труд людей пропал,Что топчет град доверчивую зелень…Я это близко к сердцу принималЛишь потому, что сам возделал землю.

«Что нас долго томит…»

Что нас долго томит,То нас быстро утешит.Зреет где-то гранит,На слезах не замешан.Мрамор где-то залегНа доступных глубинах.Только это прологНашей повести длинной.Это только порог,Это только зацепка,Чтоб явились пророкИли дедка да репка.Похвальбою живетПравославная сказка.Но постромки не рветОколевший савраска.Но россия в слезах,А хотелось, чтоб в ризах.И растет на глазахЗлое семя каприза.И выходит на судМногонравное племя.А душа, как сосуд,Осушаемый всеми.А душа, как побег,И затем лишь нетленна,Чтобы с ней человекРасставался мгновенно…

«Не очень-то сладко в других ошибиться…»

Не очень-то сладко в других ошибиться,Но горше – в себе ошибиться самом.Не просто влюбиться, а просто забыться,Как лист или стриж за окном.Попробуй себя возвернуть из безвластья,Безверья в себя самого…Ведь долгое счастье клянут, как ненастье,Все те, кто имеет его.

Церковь в Севастополе

Ее стена от пуль щербата,И потому-то мне онаСкорей напомнила солдата,Чем храм, где Бог и тишина.Над ней не голуби кружили,От близких взрывов крест дрожал,И службу скорбную служилиВ ней пехотинцы двух держав.Темнело небо утром майским,И корчилась от ран заря,И лбы крестил безбожно «максим»В проем дверей из алтаря.

«В голубом бескорыстии дня…»

В голубом бескорыстии дня,Где живое поет и дерзает,Старой притчей пытает меняГоревая гармонь расписная.Присмирев в полузрячих рукахНепонятною смирностью звуков,Вдруг заплачет она впопыхахПро любовь, что пытают разлукой.Вроде все это было не разИ оскоминой скулы сводило.Только притча, как слезы, лиласьИ в былое твое уводила.В посиделочном тихом куткеЭти чувства в узоры сплетались,И девчата с улыбкой шептались,Обнаружив записку в клубке.