Шрифт:
– Олейник – подходящая кандидатура, – прошептал Девятаев. – И Колька-малец – толковый парень, первый, с кем я познакомился в этом лагере. Обоих можно взять.
– А Федька Адамов? Тоже кремень-мужик. И несуетливый.
– Ага. Это девять.
– А сколько всего-то надо?
– С десяток был бы в самый раз.
– Ну, зачем же так много? – громким шепотом возмущался Кривоногов.
– Понимаешь, аккумуляторных батарей может не оказаться на борту. Их перед холодами механики загодя в тепло относят, чтобы заряд не теряли.
– Так есть аккумуляторные тележки! Видел такие?
– Видел. А вдруг не будет такой поблизости? Придется искать аккумуляторы, таскать их и устанавливать на самолете. А они по два пуда каждая!..
В этот день на аэродроме близ испытательного полигона немецкого ракетного центра Пенемюнде проводились плановые работы по маскировке. Бригада, в которую попали Михаил Девятаев и Иван Кривоногов, состояла из десяти заключенных. Полдня они в паре таскали в ведрах специально приготовленную смесь, высыпали ее в колею на размокшей грунтовке и разравнивали деревянным приспособлением, напоминавшим широкие грабли. Смесь имела темный цвет и состояла из песка, грунта и мелкой морской гальки. Поэтому после выполненных работ дорога буквально «исчезала», сливаясь с окружающим ландшафтом.
– Тогда согласный, – кивнул Иван. И тотчас припомнил: – А сосед твой по нарам – Тимоха Сердюков?
Михаил поморщился:
– Больно уж беспокоен. Хлопот с ним не оберешься.
– Так-то с виду нормальный мужик.
– Ладно, держим его про запас. Возьмем, если недобор случится…
Друзья в очередной раз вернулись к высокой куче, вооружились лопатами и принялись наполнять ведра сыпучей смесью. Рядом работала другая пара заключенных, и важный разговор о скором побеге пришлось прервать…
– Хватит-хватит! – остановил Михаила товарищ. – Бери по полведра. А я возьму полные.
Нагрузившись смесью, они потащили ее к грунтовке…
К концу рабочего дня состав группы определился. Помимо сложившегося костяка – Девятаева, Кривоногова, Соколова и Немченко, группа должна была усилиться Федором Адамовым, Иваном Олейником, Михаилом Емецем, Петром Кутергиным, Николаем Урбановичем и Тимофеем Сердюковым. Трое из десяти были офицерами: Девятаев, Кривоногов и Емец. Остальные – сержанты и рядовые. А Коля Урбанович и вовсе попал в плен мальчишкой, оттого и звался Колькой-мальцом.
Между вечерним построением и отбоем у заключенных было полчаса на посещение туалета и приведение в порядок одежды. Четверка друзей неторопливо направилась в сторону деревянного сооружения с отвратительным запахом. Девятаеву нельзя было попадаться на глаза охране – он был приговорен к «десяти дням жизни». Сегодня истекал седьмой день. Семь дней сплошных побоев и издевательств со стороны охраны и сотрудников администрации лагеря.
Товарищи понимали: не каждый такое выдержит, и всячески оберегали его. Девятаев был летчиком-истребителем, попавшим на остров Узедом благодаря счастливой случайности. Здесь о его военной специальности никто не знал, кроме узкого круга надежных друзей. Если все получится, то завтра Михаилу придется сесть за штурвал тяжелого бомбардировщика, поднять его в воздух, пролететь несколько сотен километров и произвести посадку на занятой советскими войсками территории. И никто, кроме него, это сделать не сможет.
– …Почему не сказать-то? Почему?! – кипятился Кривоногов. – Они ж все проверенные! Все в одной связке с нами!
– Чем меньше народу посвящено в наш план, тем лучше, – резонно заметил Соколов. – Предлагаю объявить им о побеге в последний момент.
– Мы же сами их цельный день отбирали!
– Не важно. Ты же знаешь, сколько среди заключенных провокаторов и как проворно они работают.
– Да какие же они провокаторы, ежели мы с Мишкой лучших выбрали?
– Не заводись, Ваня, – поддержал Соколова Девятаев. – Чего торопиться? И зачем людей понапрасну волновать? Завтра по пути на аэродром и скажем. Главное – попасть в одну аэродромную команду…
– Тихо, братцы, – предупредил Володя Немченко.
После неудачного побега Немченко лишился одного глаза. Однако и оставшимся он пользовался на все сто, подмечая порой весьма полезные вещи.
Подтягивая на ходу штаны, из туалета выскочил юркий мужичок из соседнего барака – дружок бандита Кости-моряка. Над расстегнутым воротом робы чернела наколка «Слон 1930–1940 ББК». Кажется, это означало, что данный «стахановец» некоторое время жил на Соловках, а также строил Беломорско-Балтийский канал. Проходя мимо, он злобно зыркнул на молчавших мужиков, сплюнул сквозь зубы и, насвистывая что-то из репертуара криминальной Одессы, двинулся по галечной дорожке.
– Еще один блатной, – процедил Девятаев.
Кривоногов, думая о своем, отмахнулся:
– Ладно, братцы, чего спорить из-за ерунды? Завтра так завтра. Только ты одно скажи: те обязанности, что ранее перечислил, остаются на нас троих?
Весь прошедший месяц Михаил посвящал товарищей в тонкости летной работы. Рассказывал о предполетной подготовке машины, о запуске двигателя, о выруливании и взлете. Заодно заранее распределил обязанности: кто свинчивает с рулей высоты ограничительные струбцины, кто снимает с моторов брезентовые чехлы, кто выбивает из-под колес колодки и открывает люк грузового отсека…