Сделав круг, девушка подошла к мужчине, застывшему у перил, и молча тоже так же замерла рядом.

Он медленно повернул к ней голову, посмотрел на её лицо и столь же медленно отвернулся. И затянулся тягуче и томно. С удовольствием. Мерцающий огонёк сигареты вспыхнул в темноте и погас, а мистер Дексен, задрав вверх подбородок, выпустил в темень над океаном густую струю дыма.

Они стояли, не решаясь нарушать тишину и не всматриваясь в синюю черноту пейзажа. Убаюканные отупляющим однообразием и спокойным равнодушием звуков прибоя, слушали океан и смотрели прямо перед собой.

И только Андрей успел вспомнить Экзюпери и его слова про то, что любовь, это когда смотрят в одну сторону…

— Ты очень обидишься, если я скажу, что не чувствую романтики в этом месте? — первая нарушила молчание мисс Полл.

Мистер Дексен усмехнулся про себя.

— Разумеется, нет, — вскинул он брови и пожал плечами.

— А тебя вообще трудно обидеть? — чуть обрадовалась она его реакции на своё признание.

— При желании — вообще невозможно.

— Как это? — Тэсс развернулась к нему всем корпусом, опёрлась о поручни боком и обняла себя руками.

— Очень просто. Иди сюда, — притянул он её ладонью, видя, что ей хочется объятий. Она тут же пристроилась сбоку. — Я чётко отграничиваю обиду и желание обидеть. — Обнял он её за плечи, с чувством и оберегом прижал и затянулся опять. Манипуляции с огоньком и дымом повторились. — Если вижу в человеке погоню за реакцией, работу чисто на результат, то его не будет. Тут меня обидеть практически невозможно. А для обидчиков в процессе главное — успеть извиниться.

Тэсс ответила не сразу. Раздумывая над таким заявлением, она машинально забралась рукой в волосы и хорошенько их спутала.

— Ты — вредина! — в шутливой манере с улыбкой вскинула подбородок и улыбнулась.

— Я романтик, — вернул он в разговор начатую тему.

Она отрицательно помотала головой.

— Не знаю. Я не чувствую романтики в этом месте, — Тэсс обернулась на маяк и задрала голову вверх на его каменную стену.

— А что ты чувствуешь?

— Боль. — Она высвободилась и, полностью развернувшись к стене, принялась шарить глазами по строению сверху донизу. — Здесь есть боль. — Сжала она кулак. — Я чувствую боль этого места. Этот маяк очень одинок. Он просто олицетворяет одиночество. — Девушка затараторила, словно боялась, что её не дослушают и перебьют. — Здесь всё как-то очень громко молчит. Просто вопит. — Она сделала движение руками, словно хочет зажать уши. — Представь: как он стоит здесь пустой, без людей, один. Стены… камни, прибой, ветер и — никого. — Посмотрела она на Андрея.

— Идеально, — кивнул оно головой, соглашаясь.

Девушка закатила глаза и отвернулась.

— Не знаю… если бы я осталась здесь одна как ты, то проревела бы все три дня. Извини, что разочаровываю тебя своей реакцией.

Мужчина не скрывал своего полного морального удовлетворения.

— Неужели ты не понимаешь? — покачал он головой в неверии.

— Что?

— Твоя реакция идеальна, Льдинка! — схватил он её за плечики и сжал с благодарностью. — Это невероятно, — наклонился и чмокнул в губки. — Пойми, людей притягивает и держит рядом не сознание, а подсознание. Они ведутся не на взаимопонимание, любовь, не какое-то там глупое уважение или сострадание. Люди ведутся на разницу. Чудовищную, потрясающую разницу между ними. Только здесь, — ткнул он указательным пальцем себе в ноги, в каменный настил балкона, — я, интроверт, — приставил этот же палец к своей груди, — отдыхаю. Без людей, без грёбаных самолётов, без дисконтирования и каналов распределения, без Бара Нойсмана и мисс Винберг — это мой маркетолог и экономист — без всего, что давит на меня. Ты этого не чувствуешь, — Опять несильно сжал он её плечики. — Ты открываешь здесь то, что недоступно мне. Ничего удивительного, что мы так дополняем друг друга.

Девушка тоже заразилась радостью.

— Спасибо! — кинулась она к нему и обвилась руками вокруг пояса. Сейчас на нём красовались чёрный свитер и чёрный шарф, и пахли один лучше другого. — Ты всегда делаешь меня свободной. С самого начала.

— Именно свободной? — погладил он её по голове. — И что же для тебя свобода?

— Это когда не нужно врать. Враньё вяжет меня по рукам и ногам. Терпеть этого не могу.

Даже после возвращения в комнату он не забыл её признание про боль.

Поэтому то, что происходило дальше этим вечером, плавно переходившим в ночь, девушку в очередной раз удивило и довольно сильно. Она была уверена, что он приготовил что-нибудь эдакое, необычное, из ряда вон и сверх меры и опять, уже в который раз, с отвисшей челюстью наблюдала за полным крахом своих прогнозов.

— Я заварю чай, — только вернувшись в гостиную, Андрей прошёл, включил камин и отправился по лестнице наверх, в столовую. Проделав там какие-то манипуляции, мужчина спустился с подносом в руках, на котором стояли заварочный чайник, блюдца и небольшие пластиковые рюмочки с десертами.

— Сейчас мы выпьем чаю, и я пойду в душ.

Тэсс даже не нашлась, что ответить на такое.

«Он что-то задумал. Не может быть всё так просто. Только не с ним».

Они пили чай за рабочим столом, к которому придвинули поближе камин. Тэсс, правда, сразу же опрокинула свою чашку на поднос. Ей пришлось сбегать наверх за губкой, всё вытереть и налить себе новую.

Но чаепитие всё равно удалось и это мягко сказано. Всё проходило спокойно, неспешно, расслабленно, по-домашнему уютно и интересно, как бывает интересно только с Андреем.