— Я сначала не хотела выходить, думала, мы потеряемся, а потом решила, что позвоню, — говорила в это время Тэсс с радостной улыбкой. — Сейчас будут танцы в бальной зале, но она очень маленькая, поэтому давай пойдём туда чуть позже, когда уже народ натанцуется. — Они стояли в фойе возле какой-то не очень понятной скульптуры причудливо изогнувшейся женщины, но, судя по тому, где она была установлена, её фигура должна была олицетворять идею о том, как хорошо быть образованным.

Подходил к концу ещё один месяц их совместного проживания. Констанция уже знала квартиру Андрея лучше него самого и постепенно перестала удивляться вопросам: что и где у них лежит. Так же, с улыбкой начала замечать, что мистер Дексен всё больше и больше «прогуливает» кухню, предоставив это «место медитаций и аутотренинга» в её властвование безраздельно, а ей всё больше и больше нравится кормить своего мужчину. Сам же Андрей, появляясь у плиты, перевоплощение не очень съедобного в очень вкусное трансформировал в красочный спектакль или даже показательный мастер-класс, заявляя, что работает не на результат, а на процесс.

— Здесь путь важнее цели, Льдинка. Такие дела. — Кивал он головой, вручную замешивая фарш для лазаньи с курицей. А Льдинка в это время ныла и канючила, что хочет кушать, и воровала со стола маринованные грибы. Это был один из лучших их совместных вечеров.

Произошло и ещё кое-что.

Однажды, ещё до нового года, Тэсс увидела, как мистер Дексен боксирует с грушей в спортзале и объявила, что ноги её больше не будет в этом аду, поскольку её тонкая душевная организация просто не перенесёт ещё одного такого душераздирающего зрелища и сурового испытания. Столь брутальное занятие явно не для представителей самой мирной профессии.

Подпрыгивая и гарцуя вокруг огромного цилиндра, обтянутого кожей, мистер Дексен весь в мыле вид имел весьма дикий, очень далёкий не то что от домашнего, но и вообще от цивилизованного. Взгляд исподлобья, глаза безумные, лицо перекошенное, будто у него собираются отобрать его трость. Пол возле снаряда услали чем-то наподобие полипропилена, но прыжки всё равно слышались, словно топот табуна диких мустангов в прерии, да и дыхание напоминало храп лошадей на морозе. Но самое чудовищное — это удары. Не все, конечно, но иногда Тэсс казалось, что занося руку и ударяя по груше, Андрей протаранит снаряд насквозь, а потом и стену дома и от этого рухнет весь небоскрёб.

«Господи, — зажмурилась девушка и почти на ощупь выбиралась из этого адового ада. — Такую бы энергию да в мирных целях». — Ей сделалось страшно: на что способна сила почти семифутового мужчины.

— Ну, ты и монстр, — встретила она тогда Андрея из душа после тренировки, за что была наказана (или вознаграждена) пятиминутным бегом по квартире с визгом и хохотом от сильных цепких рук и грозного рычания своего боксёра.

Естественно, ни о какой семье речь пока не шла. Это была совместная жизнь двух влюблённых. Трудная, но счастливая, сложная, но перспективная.

Повседневность конкретно и окончательно приложила их об реальность, и сделалось абсолютно понятно, что пациенты не войдут в положение и не разойдутся по домам только лишь потому, что, видите ли, доктору Полл до жути охота побыть подольше вместе с её любимым мужчиной, поцеловаться, потереться носами, посмеяться и проваляться в постели до обеда, а в Белом кабинете от взаимности и встречного желания мистера Дексена вопрос звеньев цепочки утилизации отходов не разрешится просто так, и обновлённая продукция не запустится сама собой. Поэтому всё больше и больше ценились свободные минуты, а Тэсс день за днём всё сильнее убеждалась в мысли, что семьёй, нормальной, полноценной семьёй, они смогут стать только после того, как кто-нибудь из них родит ребёнка и посвятит себя дому.

— Давай решать, кто это будет, — однажды улыбнулась она мужчине во время ужина.

— Нет. Решать не будем.

— А почему сразу я должна жертвовать карьерой и посвящать себя семье? — выпалила женщина заготовленную фразу.

— А кто здесь говорит о тебе? Мы не будем решать, мы будем считаться. Какие считалочки ты знаешь? — зачерпнул он ложкой суп, не моргнув и глазом.

Они тогда посчитались считалочкой про пчёлку-королеву, предложенной Тэсс, но рожать всё равно выпало девушке.

— Вот так работаем мы — настоящие профессионалы! — с улыбкой вальяжно развёл руками в стороны мужчина, откидываясь на спинку стула.

Однако не всё и не всегда проходило столь гладко и с юмором. Бывало, они иногда отдалялись друг от друга, бывало — нервничали и дёргались.

Андрей старался меньше разговаривать по утрам, чтобы не раздражаться лишний раз. Констанция не столько с огорчением и досадой, сколько с интересом и жаждой понять и прочувствовать, наблюдала за ним, как за человеком, который делает что-то не так, нечто не очень хорошее, доподлинно знает о своей неправоте и обо всём, что конкретно с ним происходит, и казнит себя, и милует одновременно, и извиняется с интонациями, не оставляющими ни малейшего сомнения в том, что в следующий раз всё будет точно так же. Это смотрелось занятно.

Девушка понимала, что и это тоже может перестать вызывать живой интерес и умиление, но, по её наблюдениям, оставалось незыблемым самое главное — чувство беспрецедентной защищённости и избранности. Тэсс видела и понимала, что как бы сложно не устраивались их отношения, сколько бы напряжения не вносил в их атмосферу мужчина, при малейшем камне преткновения он всегда брал ответственность на себя, практически не допуская препираний и перепалок по вопросу: «Кто виноват и что делать». Мисс Полл с интересом и удивлением наблюдала, как у него буквально не поворачивается язык что-либо ей предъявить. Он просто не может это выдавить из себя, настолько закоренела в нём привычка быть выше обвинений в сторону слабого пола.