— Объясняли что?

Донесшийся вопль был таким пронзительным, что мать сжала губы. Задержала дыхание, будто сдерживая внутри себя отчаяние, а потом снова выдохнула.

— Она не в себе. Ей мерещится всякое. Психиатры… Они не помогли… — подбородок мелко затрясся, но женщина чудовищным усилием все-таки взяла себя в руки, — Что мы только ей не давали. Она теперь специально действует нам на нервы… Мы с отцом не знаем, что делать…

— А где…?

— Он задерживается на работе допоздна, чтобы не видеть, — во взгляде матери Полины явно читалось осуждение, — А она, как слышит, что к нам кто-то пришел, начинает вопить…

— Понятно, — грустно сказал Кирилл и теперь уже с сомнением посмотрел на знакомую дверь в маленькую комнату.

— А я им говорю, что она — не помешенная. Мало ли что могло показаться в такой момент…Ты, главное, с ней не спорь. И на эти ее дурацкие стишки не обращай внимания. Попробуй как-нибудь повлиять, поговори с ней. Она в первые месяцы тебя звала, — следующий осуждающий взгляд достался Кириллу, и парню показалось, что в этом доме каждый мужчина, переступивший порог — заранее осужден.

— Попробую.

Он подошел к двери и прислушался. Никогда еще он не общался с психами, и сейчас усиленно вспоминал, перебирая в уме фильмы, как нужно себя с ними вести, чтобы не разозлить. Но, не смотря на то, что парень любил мистику и ужасы, почему-то ничего дельного не вспоминалось.

— Она связана? — шепотом спросил он у женщины, но та испуганно замахала руками, — Ладно, я пошутил. Все хорошо.

Дверь открылась сразу. Полина нашлась тоже сразу — она сидела на подоконнике, спиной к улице, чем сразу же заставила парня нервничать. Там окошко-то закрыто? Фуф, вроде, да.

Ее блондинистые волосы отрасли еще больше, не прокрашенные корни неприятно резали глаз, а застегнутый наглухо фиолетовый халат был сильно застиран.

— Все девчонки ходят дома в таком виде? — невольно подумал он, а вслух сказал: — Привет!

Полина не ответила. Она криво усмехнулась и склонила голову на бок, будто рассматривая его. Парень почувствовал себя не в своей тарелке. Девушка и вправду вела себя странно, и дело тут даже не в неряшливом виде, а в чем-то неуловимом, что он не мог пока еще засечь.

— Черная майка на черной душе, кем же ты будешь в лисьей норе? — вдруг сказала она.

Кирилл напрягся: это она о Марине? Насколько он успел понять, взаимоотношения у двоюродных сестер непростые. Но причем здесь, нора? Да нет, девчонка шутит, а он уже сразу себе навоображал… Нужно не отвлекаться, а двигаться к цели. Он здесь не просто так — его цель проучить Марину.

— О чем ты? — он огляделся, и сел за компьютерный стол.

— Знаешь, о чем я, но только молчишь. Веришь-не веришь, но ты — ее мышь, — зловеще проговорила девушка.

Кирилл пораженно замер: вот оно! Полное попадание в десяточку! Все его подозрения и смутное беспокойство нашли подтверждение в словах полоумной. Реально, с Полиной что-то не так. Почему она с такой издевкой на него смотрит? Ан нет, отвела взгляд.

Значит, Марина только играется с ним, а на самом деле… Да, вот именно это и мучило его всю ночь — она не хочет быть с ним, она держит подле себя, пока ей это выгодно.

— Что? — ему снова послали глумливую улыбку, — Не думал, ах, да, не гадал, вот только в ловушку ее ты попал…

— Не очень из тебя поэт, — Кирилл вытер внезапно вспотевший лоб, — Ты нарочно, что ли?

Полина замолчала, отвернувшись к окну. На улице уже сгущались сумерки. Кирилл подумал, что в последнее время сумерки все чаще сгущаются возле него, и он уже устал их освещать, потому что он парень и вообще, его эти девчачьи разборки и слезы достали.

— Ты придуриваешься или мстишь? — спросил он.

— И то, и другое, — послышался нормальный ответ.

Он подождал еще некоторое время, но Полина молчала. Спокойно и как-то умиротворенно даже, будто она была рада, что он разгадал ее секрет.

— Что тебя больше всего тревожит? — аккуратно спросил он, и сам мысленно поморщился: еще не хватало с этим домашними девочками нянчится. Он что, не мужик, что ли? Все что-то из себя там выдумывают, придумывают, обижаются на целый мир разом.

Но Полина молчала, видимо, не собираясь доверять тайны своего сердца ему. Кирилл разозлился.

— Какого черта ты мучишь мать?

— Я — ее не трогаю, пусть перестанет трогать меня, — был невозмутимый ответ.

— Слушай, если я буду стихами разговаривать, и меня в психушку упекут, — постарался нормально объяснить ей парень.